дтском рейде – огромные многопушечные фрегаты. В торжественной тишине двинулась от пирса к ботику шлюпка. На веслах сидели адмиралы, а впереди, склонившись над водою, промерял лотом глубину всероссийский вице-адмирал белого флага светлейший князь А.Д. Меншиков. Роли были расписаны строго по рангу.
Сам император сидел в шлюпке за рулевого.
Сияло солнце. Сверкали над водой мокрые лопасти весел.
Отвыкшие от весельной работы, адмиралы гребли вразнобой. Дергаясь, шлюпка медленно двигалась по голубой воде залива.
Император с трудом удерживал курс.
Наконец подошли к ботику.
Задорно громыхнули три пушечки, установленные на его борту. А мгновенье спустя показалось, что раскололось небо. Это 1,5 тыс. орудийных стволов откликнулись «дедушке».
Над тихой водой залива поплыли клочья орудийного дыма.
Возможно, плавание на ботике «Св. Николай» по Неве пробудило в Петре I отроческие воспоминания. В подробностях припомнились плавания по Плещееву озеру, рассказы о Ярилиной горе, о ПереславлеЗалесском, об Александре Невском.
Не рискнем настаивать на этом предположении, но доподлинно известно, что вечером 29 мая 1723 года, накануне дня своего рождения, когда по бледному петербургскому небу уже рассыпались огни фейерверков, Петр I, будучи в Александро-Невском монастыре, вспомянул о святом благоверном князе, который за пять столетий до основания Санкт-Петербурга уже обозначил этот город на карте духовной истории нашей страны. Тогда и указал Петр I: обретающиеся в соборе Рождества Богородицы во Владимире мощи Александра Невского перенести в Петербург.
И срок назначил.
Велено было приурочить встречу мощей в Санкт-Петербурге к празднованию годовщины Ништадтского мира 30 августа 1723 года… Это решение Петра I трактуется на разные лады, но при этом упускается из виду, что приказано было не просто перенести мощи, а перенести их к дате.
Между тем это обстоятельство весьма существенно.
Петр I всегда серьезно относился к проведению празднеств и торжеств, но теперь подготовка к годовщинам основания Санкт-Петербурга и Ништадтского мира – главных достижений его царствования – начинала оттеснять текущие государственные заботы.
Любопытно, что мифологизация празднеств приобретала при этом совершенно конкретный смысл.
Святой благоверный князь Александр Невский, разгромив на берегах Невы и Чудского озера крестоносцев, выбрал путь и «повенчал Русь со степью», чтобы сохранить православную веру.
Петр I строил Петербург еще и как знак разрыва Российской империи с прежней Московской Русью, построенной потомками Александра Невского. Практически отказавшись от православия и национальных обычаев, он утвердился на берегах Финского залива, чтобы переменить проложенный святым благоверным князем путь, и жалким по сравнению с петровским прорывом Запада в Россию выглядел десант крестоносца Биргера, разгромленного здесь Александром Невским пять столетий назад… Совместить это было невозможно, но в самодержавном сознании Петра I не существовало невозможного.
Возведение святого благоверного князя Александра Невского в ранг небесного патрона новой русской столицы Петр задумывал как акцию более политическую, нежели церковную. Необходима она была как аргумент в борьбе с противниками новшеств, с приверженцами старины, и значит, она должна была осуществиться.
Петр I победил всех. Победил старую Русь, победил шведов. Теперь ему предстояло победить саму историю вместе с благоверным князем Александром Невским.
И перенесение в Санкт-Петербург святых мощей князя, освящая совершенные Петром I победы, должно было стать свидетельством этой победы и врасти в новую мифологию рождающейся империи.
Когда Петр I огласил свое решение, все было сделано согласно указу, но совершенно не так, как хотел отец Отечества. Петр I требовал, чтобы мощи Александра Невского доставили в Петербург, как доставили туда ботик «Св. Николай», но вместо этого устроили торжественное шествие с мощами через всю Россию.
И вот уже прошла годовщина Ништадтского мира, а мощи святого князя все еще находились в пути.
Только 15 сентября 1723 года их привезли в Шлиссельбург.
Но Петр I и теперь словно бы и не заметил, что его приказ не исполнен. В Шлиссельбург был послан указ Святейшего Синода: разместить святые мощи в крепости, поставив их в каменной церкви, до… следующей годовщины Ништадтского мира.
Здесь, в шлиссельбургском заточении святые мощи благоверного князя попали в пожар…
Увы… Петр I не внял и этому грозному предупреждению.
Грандиозные забавы Всешутейшего собора занимали его внимание.
Шлиссельбургский пожар почти совпал по времени с устроенным Петром I гулянием в Санкт-Петербурге. Еще никогда столько шутовских масок не окружало первого русского императора – маски и шутовские наряды заполнили тогда дворцы и улицы Петербурга.
«По улицам Петербурга прогуливались и разъезжали голландские матросы, индийские брамины, павианы, арлекины, французские поселяне и поселянки и т.п. лица. То были замаскированные государь, государыня, весь Сенат, знатнейшие дамы и девицы, генерал-адьютанты, денщики и разные придворные чины. Члены разных коллегий и Сената в эти дни официального шутовства нигде, ни даже на похоронах не смели скидывать масок и шутовских нарядов. В них они являлись на службу, в Сенат и в коллегии».
Свой Всешутейший собор, называвшийся Великобританский славный монастырь, был создан теперь и у петербургских иностранцев.
Историк С.Ф. Платонов, который первым проанализировал устав монастыря, снабженного фаллической символикой, был поражен похабностью его и неприличием. Между тем среди членов монастыря были иностранные финансисты, купцы и специалисты в различных областях, которые были очень близко связаны с Петром I и оказывали ему, как, например, «медикус» Вильям Горн, оперировавший царя незадолго до смерти, различные «особые» услуги.
Действительно, дьявольщины в Великобританском монастыре было еще больше, чем во Всешутейшем соборе. Это повышение градуса функционирования Великобританского монастыря с сатанинской точностью регистрировало тот факт, что сделал Петр I с изнасилованной Россией.
Настоящая вакханалия творится в 1724 году вокруг отца Отечества.
Все карикатурно в окружении Петра, отовсюду лезут маски и искривленные дьявольской злобою рыла… В духе этого непристойного шутовства была совершена и супружеская измена только что коронованной Екатерины Алексеевны.
Как и положено в шутовском действе, героем адюльтера стал ее камергер… Вильям Монс, брат известной нам Анны Монс.
«Ах, счастье мое нечаянное… Рад бы я радоваться об сей счастливой фортуне, только не могу, для того что сердце мое стиснуто так, что невозможно вымерить, и слез в себе удержать не могу! – писал пылкий любовник своему «высокоблагородному патрону, Ее премилосердному Высочеству». – Прими недостойное мое сердце своими белыми руками и пособи за тревогу верного и услужливого сердца».
Свою любовную пылкость, подобно сестре Анне, Вильям совмещал с еще более пылкой любовью к деньгам. Вместе с Матреной Ивановной Балк они поставили взяточничество на конвейер и брали за протекцию со всех, кто обращался к ним.
«Брала я взятки с служителей Грузинцевых, с купецкого человека Красносельцева, с купчины Юринского, с купца Меера, с капитана Альбрехта, с сына игуменьи князя Василия Ржевского, с посла в Китае Льва Измайлова, с Петра Салтыкова, с астраханского губернатора Волынского, с великого канцлера графа Головкина, с князя Юрия Гагарина, с князя Федора Долгорукова, с князя Алексея Долгорукова…»
Два дня диктовала Матрена Ивановна Балк на допросе имена своих дачников32.
В тот день, когда Петру I стало известно об измене супруги с Монсом, он провел вечер в Зимнем дворце, с Екатериной. Был здесь и Монс. Он был в ударе, много шутил.
– Посмотри на часы! – приказал государь.
– Десятый! – сказал камергер.
– Ну, время разойтись! – сказал Петр I и отправился в свои апартаменты. Монс, вернувшись домой, закурил трубку, и тут к нему вошел страшный посланец царя – начальник Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков. Он отвез Монса к себе на квартиру, где его уже ждал император.
Впрочем, как говорит М.И. Семевский, на все остальные вины Вильяма Монса Петр I «взглянул как-то слегка» и приказал обезглавить брата своей первой любовницы, а потом утешался тем, что возил Екатеринушку смотреть на отрубленную голову любовника.
Александр Невский – великий русский святой.
Таким он был в своей земной жизни, где не проиграл ни одной битвы. Таким он стал, сделавшись небесным заступником Руси.
И вот теперь мощи святого князя насильно были доставлены в Санкт-Петербург, более походивший на Вавилон времен строительства знаменитой башни, чем на русский город.
В этом городе правил император, убивший своего родного сына и подчинивший себе Русскую православную церковь. И никого не было вокруг, кто мог бы возвысить свой голос в защиту Святой Руси.
Мощи святого благоверного князя привезли к назначенной императором дате в город этого императора.
Через полгода императора не стало…
28 января 1725 года, написав два слова: «Отдайте все…», Петр I выронил перо и в шесть часов утра скончался, так и не назначив наследника своей империи.
Под грохот барабанов взошла тогда на русский престол ливонская крестьянка, служанка мариенбургского пастора Марта Скавронская. При штурме города ее захватили солдаты, у солдат выкупил фельдмаршал Шереметев и перепродал потом Меншикову. Уже от Меншикова она попала к Петру I и стала его супругой.
Воистину и небываемое бывает! Теперь она сделалась императрицей, властительницей страны, солдаты которой насиловали ее в захваченном Мариенбурге.
Но она правила совсем недолго.
Недолго правил и внук Петра I, император Петр II…