– Виктор точно жил в собственном мире, – согласилась Катя. – Иногда он спрашивал, неужели мы не чувствуем, как хорошо он к нам относится. Он твердил, что дает нам кров и приносит еду, хотя содержать нас ему накладно. Похоже, он считал, что нам повезло – ведь он идет на такие жертвы, чтобы заботиться о нас.
– Думаю, хозяева говорили своим рабам то же самое в те времена, когда рабовладение считалось законным.
– Уверена, что вы абсолютно правы… Для Виктора мы с Леной были всего лишь домашними животными. Куры дают яйца, кролики – мясо, а женщины в камере – секс. Когда мы держим животных в клетках, то не считаем, что они находятся в тюрьме. Мы считаем, что заботимся о них, что у нас им лучше, чем на воле, в дикой природе. Нам кажется, что у нас с животными взаимное соглашение. Я думаю, Виктор считал, что нам с Леной гораздо лучше под его опекой, чем на свободе.
– А что вы отвечали, когда он твердил, что хорошо заботится о вас?
– Мы знали: если будем жаловаться, он разозлится и накажет нас, – просто ответила Катя. – Впрочем, ему было неважно, что мы говорим. Чтобы не нарваться на неприятности, мы всегда благодарили, когда он приносил нам что-то или проявлял какое-то внимание. Хотя это было чистое безумие.
– У большинства насильников и преступников, с которыми я общался, было расщепление личности, – сказал я. – Сознание человека обладает поразительной способностью разделяться, и каждая образовавшаяся личность что-то скрывает от остальных. Когда такое случается, человек ведет себя как психопат.
– Понимаю. Но как вы определяете психопата?
– Психопат – человек, чрезвычайно чуткий к собственным потребностям, – ответил я. – Если бы внутри него жили другие люди, он мог бы развить в себе способность к сочувствию и эмпатии. Но психопат целиком и полностью сосредоточен на себе, и его стратегии связаны только с ним самим. Поскольку эмоции других людей его не беспокоят, ему нетрудно следовать рациональному плану. Многие психопаты обожают планирование и стремятся контролировать абсолютно все. Они часто пишут дневники или подсчитывают все до мельчайших деталей.
– Но почему люди становятся психопатами? Они такие с рождения, или в их жизни происходит нечто, что делает их психопатами?
– Думаю, возможно и то, и другое. Знаю, что со мной согласятся не все, но я не считаю психопатию психическим расстройством. Я вижу в этом определенное состояние разума, которое может пробудиться в любом человеке в сложной ситуации, когда речь идет о выживании. Во время войны было трудно выжить, не подавив в себе эмпатию. Нужно убивать и причинять боль другим, иначе погибнешь сам. Думаю, Виктор был предрасположен к психопатии, и эта предрасположенность развилась в процессе воспитания. Именно это позволило ему относиться к незнакомым девушкам так, словно они его противники на войне.
– А вы могли бы поставить себя на место психопата и рассказать о его мышлении? Тогда я, может быть, поняла бы, почему оказалась в подвале Виктора.
– Когда смотришь боевик, порой обращаешь внимание на то, сколько в нем гибнет случайных людей. Но ты ничего не чувствуешь, потому что эти люди тебе незнакомы. Примерно то же происходит и с психопатом. Когда кто-то страдает, он ничего не чувствует и не понимает, как страдания этих людей влияют на тех, кто их любит. Когда человек впадает в психопатическое состояние, выйти из него очень трудно. Думаю, Виктор все глубже погружался в психопатию. Со временем его мир затуманивался все больше. А перестав чувствовать свой мир, он начал испытывать собственные границы. Правила, которым он когда-то следовал, постепенно размывались все больше и больше. Уверен, что многие преступники, получившие большие сроки за серьезные преступления, просто не понимали, к чему ведут их поступки. Из-за этого они быстро становились злейшими врагами самим себе. В них просыпались иррациональность, неосмотрительность, они начинали идти на эксперименты с одной лишь целью – посмотреть, что произойдет, поймают ли их. Как и у Виктора, все это неизбежно ведет к полному краху.
– Значит, психопаты могут появиться в любой среде?
– Я считаю, что да. Некоторые люди рождаются с извращенным разумом. Один из самых жестоких преступников, с которыми мне доводилось сталкиваться, вырос в хорошей семье. Родители любили его и делали для него все. Я хорошо знаю эту семью. Не думаю, чтобы в детстве он был свидетелем хотя бы одного конфликта. Тем не менее он забил человека до смерти и спрятал труп в морозилке. Вы что-нибудь знаете о детстве и юности Виктора?
– Странно, но почти ничего. Он всегда был очень скрытным. За годы, проведенные в заточении, мы практически не разговаривали с ним.
– А вы хотели бы узнать его историю?
– Мне стало бы легче, если бы я знала, что произошло с мальчиком, который когда-то играл в этом саду. Было бы любопытно понять его образ мыслей и мотивы совершенного им преступления.
– Хорошо. Посмотрим, что мне удастся узнать о прошлом Виктора.
– Я считаю, женщинам важно понимать, как мыслит насильник. Ведь невозможно защититься от того, чего не понимаешь.
Уход от реальности
Катя Мартынова
Когда реальность сурова, совершенно естественно искать смысл происходящего. Может быть, ты сделал нечто такое, что оправдывает твое состояние? Может быть, ты совершил рискованный поступок? Или несешь наказание за свои действия? Космонавты и альпинисты сознательно испытывают границы возможного для себя. Большинство тех, кто нарушает закон, отлично знают, что будет, если их поймают. Наши же с Леной несчастья невозможно было рассматривать как последствия наших собственных действий или принятых решений. Тысячи людей в нашем городе садились в машины к незнакомым людям и благополучно добирались до дома. Очень трудно справиться с невозможностью проследить связь между своими действиями и тем безнадежным положением, в котором оказался. Чтобы сохранить рассудок, я должна была найти хоть какой-то смысл. Если бы я не нашла его, то так и смирилась бы с жизнью в заточении у Виктора. И тогда душа моя исчезла бы, и я или умерла бы, или превратилась бы в бездушного робота, подчиняющегося приказам. Смысл моему существованию придавала мысль о том, что когда-нибудь я смогу вернуться в родной дом. Я каждый день питала и поддерживала в себе эту надежду. Я укрепляла ее и не отступала от нее ни на шаг. Чем сильнее я подпитывала эту мечту, тем дальше уходила от безумия. Я постоянно напоминала себе, что моим родным так же тяжело, как и мне, что они тоже терпят невыносимую боль. И только мое возвращение положит конец страданиям дорогих мне людей. Я должна выжить, должна сохранить рассудок и вернуться домой – любой ценой.
Но для того чтобы сохранить рассудок, нужно было нечто большее, чем просто найти смысл в выживании. В первые же месяцы мы с Леной поняли, что нам нужен определенный распорядок. Хотя мы не видели дневного света, мы старались поддерживать нормальный режим сна и бодрствования, благо Виктор дал нам будильник. Обычно мы ложились спать до полуночи и поднимались около восьми утра. Так мы могли спать достаточно, а потом структурировать день. Это давало нам хоть какое-то ощущение нормальности и упорядоченности. Очень важным элементом распорядка дня была молитва. Я никогда не была глубоко верующей, редко молилась и еще реже ходила в церковь. Для меня Бог был силой, которая жила во всех нас. Но, оказавшись в заточении, я осознала особый смысл молитвы. Мы молились перед едой и перед отходом ко сну. Когда боль становилась невыносимой, когда нас затягивало в бездну отчаяния, мы пытались бороться с этими чувствами с помощью молитвы. Поначалу мы с Леной по очереди читали три короткие молитвы, напечатанные на бумажной иконке, которая оказалась у Лены с собой. Вскоре мы выучили их наизусть, и текст был нам больше не нужен. Во время молитвы я обычно молилась за родителей, сестру и бабушку. Я надеялась, что они все еще верят в мое возвращение. Я молилась, чтобы Бог даровал им терпение и силу. Они должны были дождаться меня и справиться со страхом и болью из-за моего исчезновения.
Господь Всемилостивый и Всемогущий, помоги моей маме, унеси прочь все ее тревоги и утоли все печали. Сохрани ее доброе сердце от душевных мук и спаси от всех страданий. Отведи от моей мамы все недуги, телесные и душевные, исцели от всех болезней. Будь милостив, Боже, к моей маме, укрепи ее веру в Тебя и одари силой. Ради всего святого, услышь мольбу мою и не оставляй мою маму в бедах и трудностях без Своей защиты. Яви ей Свою благодать и снизошли на нее безграничную милость.
Мама – это самое дорогое, что есть у меня. Что бы ни случилось, я всегда буду ей благодарна за все, что она дала мне.
Однажды я подумала, что если с Виктором что-нибудь случится, то эта ужасная темница станет нашей могилой. Мы будем медленно и мучительно умирать от голода и жажды, задохнемся без воздуха. Наша жизнь целиком и полностью зависела от больного человека, который лишил нас свободы, и нам нужно было свыкнуться с этим. Поэтому со временем мы стали молиться и о Викторе тоже. Мы искренне и страстно молились о его здоровье. Мы молились, чтобы он не погиб случайно и неожиданно от болезни или несчастного случая. Если бы Виктор умер, он так и не совершил бы долгожданной ошибки, которая подарила бы нам шанс обрести свободу.
Прошло около десяти месяцев в заключении, и мы попросили Виктора дать нам что-нибудь почитать. Прошло несколько дней. Мы уже думали, что он забыл о нашей просьбе, но он неожиданно притащил нам целую кипу газет и журналов. Некоторые журналы были научными, другие самыми обычными. Через несколько дней он принес нам старые книги. Я прочитала «Анну Каренину», «Архипелаг ГУЛАГ» и другую классику. Среди книг оказался учебник английского языка. Лена погрузилась в изучение языка, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Журналы, которые принес нам Виктор, были совершенно бесполезны, но в одной пачке мы нашли старый еженедельник, который дал нам ценную информацию. На нем была наклейка с именем. Теперь мы знали, кто наш мучитель. Простым карандашом на ней было написано: «Мохов Виктор Васильевич».