Почему с тобою мы не вместе?
Надоело вспоминать, вздыхая,
О тебе, умытая слезами.
Мама, что душа моя скрывает
Невозможно описать словами.
День и ночь я меряю экраном,
В тишине пишу стихотворенья.
Мое тело воздухом не станет,
Не проникнет невидимкой в щели.
Мама, между нами километры,
Мама, я тебя не позабуду.
Мамочка, ну где ты? Где ты? Где ты?
Мама, забери меня отсюда…
Под стихотворением я поставила дату и время. Спустя годы, вернувшись домой, я рассказала маме про этот сон и показала стихотворение. Мама посмотрела на календарь. Выяснилось, что в тот день она была у бабушки в деревне. Ночью она неожиданно услышала мой голос, доносившийся из сада. Мама выскочила из дома, обыскала весь двор, выбежала на улицу и долго стояла там. Потом вернулась в сад и снова все обошла, громко зовя меня по имени. Но меня нигде не было. Наверное, в ту ночь наше желание воссоединиться достигло пика, и между нами возникла эмоциональная связь, которой неведомы ограничения физического мира.
Перестройка дома
Катя Мартынова
Со временем Виктор понял, что о нас нужно заботиться лучше, если он не хочет, чтобы мы умерли в подземелье. Он начал немного разнообразить наше питание. Иногда нам доставались фрукты и овощи из его сада. По воскресеньям он приносил молоко с местного рынка. Несколько раз нам перепадали сухофрукты, и я варила из них компот. Обед обычно состоял из супа, каши или блинчиков. Чаще всего готовила я, потому что Лена страдала от последствий беременности или, пока ребенок был еще с нами, была занята им. Убиралась и стирала тоже я. Каждый день мы старались наводить порядок в нашей маленькой камере. Иногда мы мыли пол, протирали электроплитку и пытались смыть плесень со стен. Каждые две недели мы старались помыться. Когда у нашего похитителя случался выходной, он приносил нам четыре канистры: две с водой и две пустые. Пустые мы использовали для мыльной воды. Шампунь и мыло приходилось экономить: Виктор постоянно твердил, что не может себе позволить покупать новые так часто. Несколько раз он грозил, что перестанет покупать предметы гигиены, если мы не будем экономить. Даже после мытья я не чувствовала себя чистой. На коже оставалась грязь, а волосы были жесткими, как солома.
Хотя любые занятия в темнице казались бессмысленными, мне все сильнее хотелось рисовать и писать стихи. А летом у меня появилось новое увлечение. Я попросила Виктора принести мне клей, цветную бумагу и целлофан. Поначалу он проворчал что-то невнятное, и я решила, что мне их не видать, но через несколько дней все же принес то, что я просила. И я принялась клеить маленькие домики и отделывать их изнутри. Мебель, которую я расставляла по комнатам, была крохотной, всего несколько сантиметров. Сами домики редко были больше десяти сантиметров в ширину и высоту. Сначала, как настоящий строитель, я закладывала фундамент дома, потом возводила стены и оклеивала их обоями, а затем принималась за мебель. Фасад я делала из прозрачного целлофана, чтобы можно было заглянуть внутрь. Строительство этих домиков было сродни созданию настоящего дома. Я нашла новый способ сбежать от мрачной реальности заточения. Мое детство оборвалось внезапно, но я сумела продлить его с помощью игрушечных зданий, заменивших дом, которого у меня больше не было. Я не могла смириться с тем, что мой мир сжался до шести квадратных метров в шести метрах под землей, и изобрела собственный маленький мир. Я строила его из акварельных пейзажей и картонных домиков, где воображаемые люди жили прекрасной, счастливой жизнью. Занимаясь строительством, я мысленно возвращалась домой, и это помогало мне переживать эмоции, о которых я позже писала в стихах.
Наткала зима ниток из снега
И связала мне свитер просторный.
Я смотрюсь словно в зеркало в небо,
Замерев от земного восторга.
Несказанно он мягок и нежен
Своим пухом, прильнувшим мне к коже.
Пусть твердят, что такая одежда
На планете Земля невозможна.
Сотни петель она завязала,
Между спиц натянув свою пряжу,
И мне свитер из снега связала
И, даст Бог, не один еще свяжет.
Я кружусь под ее снегопадом,
Не покрытая шалью, босая.
А прохожие мрачные взгляды
На мой облик украдкой бросают.
Опостылело в душ миллионах
Из-за сходства слепого теряться,
Хочу каждому став незнакомой,
Из толпы заводной выделяться.
Пусть хотя бы тот свитер из снега
Мне поможет своей новизною.
И под солнцем, разбуженным небом,
Постепенно растает весною…
Виктор приносил нам журналы. На обложке одного из них красовалась сценка из моего любимого мультфильма. Она мне так понравилась, что я нарисовала ее на стене нашей камеры. А потом я принялась за другую стену – нарисовала улыбающееся солнышко и облака, плывущие по синему небу. Я хотела напомнить нам про внешний мир. Эти картины не давали скатиться в пропасть отчаяния. Однако за несколько месяцев мои рисунки пожрала плесень, и вскоре стены стали еще более мрачными, чем до того, как я их расписала.
Ежедневное насилие продолжалось. Еще одно лето наступило и кончилось. В дни рождения близких я писала им стихи. Я поздравляла их и обещала, что когда-нибудь вернусь, но не видела никакой возможности для бегства. Иногда Виктор позволял нам постоять в «прихожей» и подышать свежим воздухом, но люк находился на уровне моей груди, и выскочить я никак не могла. Если же даже мне удалось бы выбраться, мне не хватило бы сил, чтобы сбежать. Выводя меня в сад, Виктор крепко держал меня за руку, давая понять, что я в полной его власти. Любые попытки сбежать были бесполезны и привели бы лишь к жестокому наказанию. Я должна была подчиняться ему, постепенно лишаясь человеческого достоинства. Сотни раз я лежала под этим мужчиной, пока он насиловал меня. Чаще всего в это время я представляла, что нахожусь где-то далеко, а вместо меня под Виктором лежит женщина с моих портретов. Но иногда я представляла, что у меня в руке пистолет. Я думала, как приятно было бы застрелить этого человека. Я бы показала ему пистолет и насладилась бы выражением ужаса на его лице. А потом я нажимала бы и нажимала на курок, пока не вышибла бы ему мозги. Я так хотела, чтобы зеленая комната стала красной от его ядовитой крови.
С малых лет я любила тебя всей душой
И ждала, что приедешь в наш дом невзначай.
С малых лет я хотела быть рядом с тобой
И боялась холодного слова «прощай».
Я стеснялась тебя, и ком в горле стоял,
Когда ты, обнимая меня, улыбалась,
Мне казалось всегда, что рождалась печаль,
В твоих добрых глазах растворяясь.
Может быть, от того, что так много дорог
В наших жизнях разлукою стали…
Но на этот вопрос нам ответит лишь Бог,
Я же честно скажу, что не знаю.
Буду верить всегда, что увижу тебя
И в объятиях нежных заплачу.
Ты поверь, что надежда есть у меня
На святую, как ангел, удачу.
И без слов мы поймем перемены в судьбе,
И без фраз ощутим счастье это.
Я хочу подарить свою веру тебе,
Окруженную солнечным светом.
С малых лет для меня ты была дорогой
И сжималось сердце при встрече.
С малых лет я гордилась, как мамой, тобой,
И поверь мне, что будет так вечно.
В ноябре 2002 года Лена поняла, что снова беременна. Мысль о том, что ей снова придется переживать кошмар родов, повергала меня в ужас. Мы снова принялись молить нашего похитителя освободить нас.
– Оставь надежду, всяк сюда входящий, – ответил Виктор, процитировав слова средневекового поэта Данте Алигьери. Такая надпись помещалась над вратами ада в его «Божественной комедии».
Слышать эти мрачные слова от Виктора было очень страшно. Но жизнь продолжалась, и мне снова пришлось собрать все свои силы и бороться за себя. Я не имела права нарушить мысленное обещание вернуться к родным и избавить маму от сердечной боли. К этому моменту я уже ослабела, как никогда прежде, но решила не поддаваться слабости и бороться с депрессией (а также готовиться к бегству, если представится такая возможность) с помощью физических упражнений. Каждый день я делала приседания, отжимания и другие упражнения, укреплявшие мышцы рук, спины и ног. Вместо гантелей я использовала две полуторалитровые бутылки с водой. Я упрямо занималась зарядкой каждый день, не обращая внимания на настроение и физическое состояние. Когда силы были на исходе, я просто напоминала себе, что должна быть крепкой, чтобы быстрее восстановиться, когда обрету свободу. Стоило подумать о воле, как бутылки с водой сразу же становились легче.
Верная подруга
Виктор Мохов
Закончив строительство подвала, я был весьма удовлетворен результатом. Из сада никто не догадался бы, что у меня под гаражом тюрьма особого режима. Вход в подземелье я искусно замаскировал. Даже если бы кто-то заподозрил, что под гаражом темница, ему никогда не удалось бы найти вход. Когда все люки были установлены, мне захотелось проверить, действительно ли подвал звуконепроницаем. Я опустил в жилую камеру дрель и включил ее. Когда все три люка были закрыты, в саду ничего не было слышно. Темница прошла первое и самое важное испытание. Даже если заключенная в ней будет неделями колотить по стенам чем-нибудь тяжелым, наверху ее никто не услышит.
Теперь нужно было найти подходящую женщину, и тогда у меня будет неограниченный доступ к сексу. В любой момент она будет готова удовлетворять мои сексуальные потребности. Да, конечно, со временем женщина почувствует себя одинокой. Тогда она будет жаждать моего общества и внимания. У нее могут даже возникнуть истинные чувства ко мне. Никогда больше мне не придется слышать отказов или платить кучу денег за проститутку, которая обливается дешевыми духами, чтобы скрыть запахи других мужчин. Женщина в темнице будет целиком и полностью зависеть от меня. Только я буду приносить ей еду, и общаться она сможет только со мной. Со временем она научится ценить мои визиты. Если же она почему-либо не подчинится мне, я всегда смогу пригрозить ей, уморить ее голодом или перекрыть ей кислород. Я создал идеальную обстановку для секса и одновременно для полного контроля над женщиной, о чем всегда мечтал. Если я велю ей есть, она будет есть. Если я захочу уморить ее голодом, она умрет от голода. Если я прикажу ей раздвинуть ноги, она подчинится. Если я решу прекратить ее жизнь, она никак не сможет мне помешать. Мысль о том, что скоро я получу такую власть над женщиной, возбуждала меня.