Гвардейцам приходилось биться за каждый шаг, вражеское оружие молотило по римским щитам, и римляне отвечали, не переставая идти. Доспехи, дисциплина и подготовка — вот что давало им серьезное преимущество над легковооруженными бунтовщиками. Но и они не были неуязвимы. Первый из гвардейцев пропустил удар копьем в бедро и, хромая, попятился внутрь строя. Его товарищи тут же сомкнули строй, а раненый переложил копье в левую руку и прижал правую к ране, но кровь буквально хлестала из-под его пальцев из поврежденной артерии. Двое фуражиров подхватили его и оттащили в середину строя. Клин продолжал пятиться по покрытой травой равнине. Раненый истек кровью прежде, чем они успели пройти десяток шагов, и фуражиры опустили его на землю. Один из них взял копье и щит и встал в строй. Вскоре на тело римлянина с воплями набросились бунтовщики, с ненавистью рубя и тыкая его, пусть он и был уже мертв.
Ранения получали и другие, их тоже отводили в центр строя. Оглянувшись, Макрон понял, что все получилось. Сделав еще шаг назад, он приказал гвардейцам по обе стороны сомкнуться плотнее. Пришло время завершить этот маневр и подготовиться к следующему, как только они сомкнутся с основным отрядом когорты.
— Командир! — крикнул кто-то рядом. — Смотри туда! Пожар!
Обернувшись, Макрон увидел, что позади стоящей рядами когорты пляшут языки пламени, там, где горели костры. Какой-то беспечный дурак бросил растопку слишком близко к костру, когда объявили тревогу, понял Макрон. Или ветерок подул, и искры зажгли траву. Теперь без разницы. Пожар разгорался у него на глазах, красные и желтые языки пламени сливались в зарево.
— Вот дерьмо… только этого не хватало.
Клин сомкнулся со строем когорты, и воины перестроились в линию, не переставая отбиваться от бунтовщиков. Раненых отвели в тыл, вплотную к огню. Макрон увидел, как центурион Плацин послал два отделения туда же и воины начали сбивать пламя. Остальные продолжали сражаться с наступающими бунтовщиками.
Макрон подбежал к Плацину.
— Что происходит, во имя Юпитера?
Плацин отдал честь.
— Занялась одна из куч с хворостом, командир. Когда найду того, кто в этом виноват, он пожалеет, что родился.
— Забудь об этом, — резко ответил Макрон. Он видел, что огонь продолжает распространяться и над позицией когорты подымаются густые клубы дыма. — Мы не можем и дальше стоять, сгорим. В любом случае префект намеревался расположить когорту в селении. Выстроимся в каре и попытаемся идти вперед.
— Есть, командир.
Макрон стоял в одиночестве, неподалеку от горящей травы, и уже чувствовал кожей жар от огня. Бой уже шел по всему фронту когорты, бунтовщики накатывались на римлян, будто волны на скалу. Вдохнув, Макрон закашлялся от кислого дыма. Резко выдохнул, снова кашлянул, пытаясь очистить легкие и вдохнуть нормального воздуха.
— Вторая когорта! В каре, по команде, отступаем к селению!
Он дал гвардейцам время приготовиться.
— Марш!
И в это же мгновение осознал всю глупость своего приказа. Невозможно было обойти разгорающийся пожар, не нарушая строй. Выругавшись на себя, Макрон снова сделал вдох, чтобы отдать новый приказ.
— Стой! По центуриям!.. Отходим к селению… Марш!
Прямоугольный строй разделился на части, каждая из шести центурий начала образовывать собственный оборонительный строй вокруг штандарта. Уцелевшие телеги обоза окружили люди Петиллия, погонщики изо всех сил пытались сдержать мулов, которые испугались огня и шума. Макрон поспешил к первой центурии, на ту сторону, которая была ближе всего к селению. От нее его отделяла полоса горящей травы, и ему пришлось бежать кругом, лишь вздрагивая от жара, обжигающего кожу. Между ним и его отрядом вдруг возник силуэт. Макрон поднял щит и меч, увидев перед собой бунтовшика, мужчину крепкого телосложения, туника которого была покрыта пятнами крови. Тот взмахнул над головой топором на длинной рукояти и ударил по римлянину.
Макрон едва успел отскочить в сторону. Лезвие топора ударило в землю, и в стороны полетели куски дерна. Прежде чем противник успел поднять топор, Макрон ринулся вперед и всем весом врезался в него, толкая его щитом в огонь. Не останавливался даже тогда, когда языки пламени коснулись его калиг, и толкнул еще раз. Бунтовщик с криком ужаса упал на спину, прямо в огонь. Макрон быстро попятился, загораживаясь щитом от жара, пока не выбежал из огня.
Его противник поднялся на ноги посреди огня, языки которого подымались на высоту вдвое больше его роста. Его туника и волосы загорелись, и он открыл рот, пронзительно крича. Побежав вперед, он врезался в гущу рукопашной, будто живой факел.
Макрон не останавливался и добежал до своей центурии. Гвардейцы уже выстроились в каре, и он дал команду идти. Римляне медленно двинулись прочь от огня, а враги то и дело набрасывались на них, ударяя копьями и обмениваясь с гвардейцами ударами, прежде чем отскочить, чтобы не попасть под копья гвардейцев.
Тем временем огонь разгорался, пожирая сухую траву. Римляне и бунтовщики продолжали сражаться, одновременно пытаясь уйти от пожара. Центурия Порцина была вынуждена остановиться, когда огонь преградил путь гвардейцам. Бунтовщики напирали, пытаясь оттеснить римлян к огню, и гвардейцы начали медленно отступать. На глазах у Макрона центурия разорвала строй, и римляне обежали очаг пожара по одному и небольшими группами, стараясь прикрывать друг друга. Самая большая группа собралась вокруг центуриона и штандарта, и они начали пробиваться через нестройные ряды бунтовщиков.
К треску и гулу огня добавились вопли и крики зовущих на помощь раненых, которые остались лежать в траве. Огонь распространялся, и они начали сгорать заживо. Но в этой отчаянной битве в свете пожара и клубах дыма шансов на спасение у них не было. Большая часть центурии Порцина присоединилась к остальным центуриям. У самого центуриона на лице была ярость, когда он довел основной отряд до центурии Макрона.
— Молодец, Порцин! — приветствовал его Макрон. — Штандарт сохранил. Вы старались.
Порцин оглянулся на знаменосца и лишь кивнул.
— А остальные?
— Большая часть спаслась. Но мы еще не выбрались.
В бархатной темноте кружились искры, они падали и поджигали траву то тут, то там. Поле постепенно превращалось в море огня. Макрон несколько успокоился, видя, что бунтовщики, осознав масштаб опасности, тоже побежали прочь от пожара. Гвардейцы же постепенно вышли из опасной зоны, не нарушая строй, и двинулись к селению, расположившемуся на холме неподалеку. Некоторые бунтовщики, наиболее упрямые и отважные, шли следом за римлянами, пытаясь атаковать их на расстоянии, бросая камни руками и из пращей, но большая их часть растворилась в темноте.
Первая центурия начала подниматься на холм, к воротам селения, и Макрон обернулся, глядя на пожар на месте лагеря. Гул огня стал тише, но в ночи звучали пронзительные крики раненых и попавших в огонь, холодя сердце. Пусть это и были по большей части крики врагов, Макрон ощутил жалость. Никто не заслуживает такой смерти.
А затем он поглядел на селение, раздумывая, что сталось с Катоном. Кони все так же стояли у ворот, их держали в поводу воины конного отряда, но ни префекта, ни основной части отряда, вошедшей в поселение, не было. Макрон почувствовал, как ему сдавило живот от тревоги. Что же еще уготовил рок для второй когорты преторианской гвардии?
Глава 17
— Где, во имя Гадеса, вся остальная когорта? — резко спросил Крист, обхватив руками колени и слегка раскачиваясь вперед-назад. — Сколько еще нам тут сидеть, прежде чем они разделаются с этими ублюдками на крышах?
Катон сидел у колеса телеги, поджав ноги. Одной рукой он держал лямку щита, лежащего на земле рядом. Другую он положил на рукоять меча, медленно крутя ею туда-сюда.
— Не стоит этого делать, командир, — сказал Метелл, кивая в сторону меча. — Острие тупится.
— Что? — спросил Катон, поднимая взгляд, и кивнул. — А, да.
Он стер грязь с кончика меча и убрал его в ножны. В центре селения ненадолго стало тихо. Римляне были в укрытии, и враги поняли, что нет смысла тратить силы и камни.
— Где же наши? — пробормотал Крист.
— У когорты свои дела есть, — тихо ответил Катон. — Уверен, центурион Макрон придет к нам сразу же, как выручит фуражиров. Это вопрос времени. А до того, трибун, был бы тебе благодарен, если бы ты держал свои сомнения при себе. Давая хороший пример рядовым.
Крист возмущенно поглядел на него.
— Я никогда не хотел быть воином.
— Тем не менее, ты носишь форму и получаешь жалованье от императора. Ты сам это выбрал. Как и все остальное в твоей жизни.
На лице трибуна мелькнуло беспокойство, и он сглотнул.
— Что ты хочешь сказать, командир?
Катон не ответил ничего. Ему очень хотелось воткнуть в этого человека меч и провернуть. Но сейчас неподходящее время и место для конфликта, не имеющего отношения к нынешней ситуации. Это можно сделать потом, когда — если — они выберутся из этой ловушки.
— Только то, что сказал. Мы все несем ответственность за выбор, который делаем, трибун. Ты выбрал быть воином. Выбрал принять звание трибуна. А теперь платишь должную цену за это. Понял?
Крист задумался, а затем кивнул.
— Хорошо. А теперь держи свои страхи при себе и сделай так, чтобы воины, которыми ты командуешь, имели такого командира, какого они заслуживают.
— Да, командир.
Катон оглядел остальных. Кроме него, Криста и Метелла, здесь был центурион Пульхр, который сидел, мрачно сложив руки на груди. Восемь человек из обоза и основная часть конного отряда. Всего двадцать восемь. Трое погонщиков ранены. Все они сгрудились между двумя телегами, закрывшись щитами с боков и сверху, чтобы защититься от камней и снарядов пращников. Темнело, площадь погружалась во мрак. Время от времени перекрикивались бунтовщики, но в воздухе повисло напряжение, выводя Катона из равновесия. Особенно из-за того, что он понятия не имел, как дела у Макрона и остальной когорты. Раненые мулы продолжали реветь, и это тоже действовало на нервы Катону.