Спустя мгновение Рефа остался наверху в одиночестве. Немного подумав, раздраженно фыркнул и тоже начал спускаться к товарищам, которые стояли у ворот. Они уже сняли засов, и один из стражников с трудом открывал створки. Покрепче сжав в руке копье, Рефа повел товарищей вперед, пытаясь сохранить хоть подобие порядка.
— Смотрите внимательно, парни. Малейший признак неприятностей — и сначала бьем копьями, а потом спрашиваем. Поняли?
Они медленно вышли из ворот и прошли по мосту. Рефа все так же крепко сжимал в руках копье. Остановившись неподалеку от торговца, он внимательно оглядел его. Откормленный, с пухлыми щеками.
Торговец широко улыбнулся бунтовщикам, слезая с мула и кланяясь.
— Почтенные покупатели, клянусь всем святым, что вы не разочаруетесь, попробовав мои товары. Позвольте мне показать, что у нас есть.
Он сделал жест в сторону сосудов, лежащих в корзинах на мулах.
— Начнем с самого популярного.
Чуть наклонившись в сторону Рефы, он коснулся пальцем носа.
— А лучшее оставим напоследок, а? — тихо добавил он тоном заговорщика.
Рефа оглядел лица спутников торговца. Ничего особенного, лишь легкое беспокойство и внимательные взгляды по сторонам. Оно и понятно, учитывая, что навстречу им вышли четверо хорошо вооруженных охранников. Это совершенно естественное поведение, ведь они пошли на риск, пытаясь продать вино бунтовщикам. Но торговцам всегда приходится идти на риск, когда возможная выгода высока.
— Вот!
Торговец сделал пару шагов вперед и хлопнул по одной из амфор в корзине на боку у первого в караване мула, которого вел в поводу невысокий крепкий мужчина.
— Вино с медом из Барцино. Сладкое и освежающее.
Он вытащил затычку из амфоры и наклонился, принюхиваясь.
— О! Пьянит! Хочешь попробовать?
— Почему нет? — спросил один из стражников. — Кто знает, может, даже купим, а не просто заберем и отправим вас восвояси.
— Ладно тебе! — с усмешкой ответил Оскорф. — Нет нужды грозить, друзья мои. Зачем пугать такого честного и доброго человека, как я.
Он подозвал остальных погонщиков.
— Принесите нашим друзьям чаши!
Подчиняясь приказу, рослый худощавый погонщик подвязал поводья своего мула к поклаже того, кто шел впереди, и принялся рыться в корзине, висящей на боку животного. Потом поднял ее и понес вперед, подходя к купцу и его клиентам. Проходя мимо того погонщика, что стоял первым, он споткнулся и уронил корзину. Его товарищ повернулся, чтобы помочь ему. Спустя мгновение они оба выпрямились, и у них в руках сверкнули мечи и кинжалы. Купец же выхватил кожаный мешочек-дубинку из висящей на боку сумки и изо всех сил огрел ближайшего к нему бунтовщика. Тот упал как подкошенный.
— Бей их! — рявкнул невысокий погонщик, ринувшись на ближайшего к Рефе стражника, и со всей силы ударил ему острием меча под ребра. Тут же дернул рукоять меча туда-сюда. Раненый застонал. Другой погонщик молниеносно взмахнул мечом, ударяя стражника в голову. Лезвие разрубило кость и вонзилось в серую мякоть под ней.
Все случилось так быстро, что Рефа даже не успел среагировать, когда торговец снова ударил своим мешком-дубинкой теперь уже ему в голову. В последний момент Рефа увернулся, и тяжелый кожаный мешок просвистел мимо его уха. Рефа присел, чтобы удержать равновесие, и опустил копье. Собрал все силы, чтобы пронзить негодяя-торговца. Краем глаза он увидел, что последнего из его товарищей свалили ударом кулака в челюсть. Это не погонщики, а профессиональные убийцы, и им удалось обдурить тех, кого поставили охранять лагерь. Что ж, они дорого заплатят за этот обман. Рефа напряг все мышцы и уже собирался проткнуть купца, но тот отшатнулся. На смену широкой улыбке на лице торговца появился ужас.
В воздухе сверкнул металл, и Рефа почувствовал, как его пальцы и предплечья пронзила боль от мощного удара по древку копья. Лезвие меча глубоко вонзилось в древко, и острие копья уткнулось в землю. Прежде чем Рефа успел понять, что произошло, его горло перерезал кинжал. На тунику хлынула горячая кровь. Инстинктивно бросив копье, Рефа попятился, шатаясь и прижимая руки к горлу в тщетной попытке закрыть рану. У него закружилась голова. Оглядевшись, он увидел, что все его товарищи уже лежат. Один не шевелился, двое других корчились, получив смертельные раны. Рефа попытался закричать, поднять тревогу, но в его разрезанном горле раздалось лишь бульканье. Он зашатался, у него потемнело в глазах. Последним, что он ощутил, было чувство вины за то, что он не выполнил долг, не защитил своих товарищей в лагере. Прижимая одну руку к горлу, он выхватил из-за пояса кинжал и, спотыкаясь, ринулся на коренастого погонщика. Тот с легкостью увернулся от его удара и подставил ногу. Рефа рухнул ничком. Попытался встать, но силы уже покинули его. Он лежал, хватая ртом воздух и истекая кровью.
— Не рыпайся, ублюдок, — сказал Макрон, с силой наступив ногой на запястье бунтовщику. Пальцы Рефы разжались, выпуская кинжал. Макрон отбросил кинжал ногой в сторону, сделал шаг назад и огляделся. Метелл был занят тем, что пытался вытащить меч из спины одного из поверженных, а Цимбер снова ударил по голове мешком-дубинкой другого, который попытался сесть. Бунтовщик потерял сознание и со стуком рухнул. Катон уже шел назад с места боя, высоко подняв меч и размахивая им из стороны в сторону. Это был сигнал к наступлению для когорты. С вершины холма блеснул полированный металл, на сигнал ответили. Катон лишь надеялся, что этого не заметили бунтовщики, те, что в лагере. Убрав меч в ножны, он повернулся к остальным.
— Берем их копья. Тела бросаем под мост. Метелл, отведи мулов к домам так, чтобы их не было видно из лагеря.
Пока выполняли его приказы, Катон снова поглядел в сторону когорты. С удовлетворением отметил, что гвардейцев не видно. Они двинулись по руслу высохшей реки, огибающему поселение и примыкающему к ущелью, там, где текла другая река. О том, что там кто-то идет, можно было догадаться лишь по поднимающейся в воздух пыли. Есть надежда, что это не привлечет внимание остальных бунтовщиков, тех, что в лагере.
Затем Катон поглядел на Цимбера, который стоял, опершись на столб у ворот и тяжело дыша.
— Хорошо справился.
Цимбер тряхнул головой.
— Я и не думал, что нам это удастся.
Макрон рассмеялся.
— Ладно тебе, приятель, ты прекрасно справился. В самом деле. Если я вдруг решу у тебя старую колесницу покупать, ты мне напомни.
Цимбер с трудом улыбнулся, отходя от столба и делая глубокий вдох, чтобы успокоиться.
— Так-то лучше, — сказал Катон, хлопнув его по плечу. — Но это было самое простое. Не забывай об этом, хорошо?
— Постараюсь, командир.
— О большем я и не прошу.
Метелл спрятал мулов и вернулся. Катон повел свой небольшой отряд внутрь, на территорию рудника. Слева в ряд стояли навесы, под которыми были сложены инструменты — заступы и лопаты — длинными рядами. Далее тянулся утес из камней и красноватой земли, походя на огромную рану в боку горного хребта. В основании утеса виднелись отверстия тоннелей, расположившиеся через равные промежутки, от них до самого ущелья, в котором текла река, тянулась ровная площадка. Тут и там виднелись кучи земли, которую вытащили из тоннелей.
— Держимся вплотную к утесу, — приказал Катон, переходя на легкий бег. Они двинулись по дороге, ведущей в верхнюю часть лагеря, в четырех сотнях шагов от них. Там, где раньше шли работы, никого не было, лишь темные силуэты птиц неторопливо кружили у дальнего конца рудника. Катона это не удивило. Место пустынное, а те, кого раньше заставляли тут работать, вряд ли захотят снова сюда приходить, вспоминая прошлое. Продолжая бежать, он оглянулся, убеждаясь в том, что остальные не отстают. Сейчас самое главное — найти прокуратора, прежде чем противник узнает о приходе когорты. Они подобрались к дороге, ведущей вверх, к домам на скальном карнизе, и Катон увидел стоящие в ряд крепкие шесты, на которых висели железные цепи. Дальше, в небольшой выемке в утесе, которую они увидели, лишь подобравшись ближе, стояли еще несколько шестов, повыше, с перекладинами. К каждому шесту был прибит человек. Все были мертвы, кроме одного, который медленно двигал головой из стороны в сторону, беззвучно шевеля потрескавшимися пересохшими губами.
Подбежав к распятым, они сбавили темп, и у Катона отхлынула кровь от лица. Он остановился, в ужасе глядя на распухшие изувеченные тела.
— Кто они? Рабы?
— Надзиратели или воины гарнизона, скорее всего, — ответил Макрон. — Бедняги.
Услышав хруст камней под подошвами, единственный выживший открыл глаза и уставился на них. Его губы шевелились, он пытался что-то сказать, но смог издать лишь хриплый стон.
— Мы должны помочь ему, — сказал Цимбер, нерешительно двинувшись к распятому.
— Нет, — отрезал Катон. — Нет времени. Идем дальше.
— Командир, — возразил Метелл. — Мы должны…
Катон развернулся и гневно глянул на него.
— Он уже мертвец. Спасать его поздно. Закрой рот и выполняй приказ.
— Погоди, — сказал Макрон. — Кое-что мы можем для него сделать.
Подойдя к кресту, он поднял копье. Приложил острие к телу распятого, под ребра, и поглядел тому в глаза. Тот стиснул зубы и кивнул. Не раздумывая, Макрон с силой ткнул копьем, так, чтобы острие дошло до сердца. Распятый откинул голову, его рот открылся в беззвучном крике, его тело одеревенело, потом несколько раз дернулось, прибитое к кресту сквозь запястья и лодыжки, а затем он повис, обмякнув, как кусок мяса в мясницкой лавке. Макрон выдернул копье, отходя в сторону, чтобы не попасть под струю крови.
— Хорошо, — мрачно сказал Катон. — Представление окончено. Идем. Цимбер. Вперед!
Они спешно пошли дальше, подымаясь в гору. Над их головами пронзительно и хрипло кричали птицы, кружась в горячем воздухе. В сотне шагов впереди дорога разворачивалась и уходила еще круче вверх, ведя к лагерю. Римляне бежали в тени склона, тяжело дыша. У поворота Катон ощутил мерзкий обволакивающий запах, кисловатый, сразу поняв, что это. Запах разлагающихся тел.