— На мили видно будет, — сказал Макрон.
— Ничего не поделаешь. Если бы подожгли поселение днем, противник увидел бы дым. Надо было сделать это сейчас, чтобы у нас было время снести то, что останется, когда пожар потухнет. Не стоит оставлять врагу укрытия к тому времени, когда он сюда явится.
Макрон глядел на огонь, и пламя окрасило его лицо в красноватый цвет.
— Думаешь, Искербел явится к нам?
— Да, и возьмет с собой всех, кого сможет.
— Ты в этом, похоже, просто уверен, парень.
— Я бы так поступил на его месте. В силу двух причин. Во-первых, уничтожить когорту преторианской гвардии почетно. Это упрочит его репутацию и одновременно посрамит императора. Во-вторых, он обязательно задумается над тем, зачем это Вителлий послал вперед основных сил одну когорту. Зачем он послал ее именно к этому руднику. Судя по тому, что рассказал нам Пастерикс, он не смог найти слитки. А теперь, когда мы здесь, ему будет нетрудно догадаться, что мы пришли сюда за чем-то ценным.
Макрон поглядел на Катона.
— Если серебро еще здесь, то, во имя Гадеса, где же оно?
Катон задумался.
— Надеюсь, что прокуратор сможет нам рассказать завтра.
— А что, если ублюдок откинется у нас на глазах?
Катон улыбнулся.
— Тогда приходит в голову лишь поговорка насчет иголки в стоге сена. Еще одно испытание от богов, чтобы помучить нас, брат.
— К черту, — буркнул Макрон. — Меня больше беспокоит, что мне живот долбаным копьем проткнут, когда Искербел сюда придет… что если бунтовщики уже забрали слитки?
— Могли и забрать, — с сомнением ответил Катон. — Но это не остановит Искербела в желании уничтожить нас. Это, полагаю, мы должны принять как данность. Мне другая мысль в голову пришла. Что, если до Искербела лишь дошли слухи, что на одном из рудников спрятана куча серебра? В этом случае наше присутствие лишь подскажет ему, где именно искать это серебро.
Макрон надул щеки.
— Иногда ты так хорошо успокоить умеешь, Катон.
Глава 23
Пожар пылал всю ночь, медленно подбираясь к форуму и пожирая все дома на своем пути. После полуночи поселение превратилось в море огня, освещая ближайшие холмы и горы. Наверняка пожар был виден с большого расстояния. Сквозь гул огня слышался резкий треск бревен, грохот и треск обваливающихся крыш и лопающейся кладки. Постепенно языки пламени начали оседать, будто дикие звери, сытые и укладывающиеся спать после удачной охоты. Остатки домов наполнило красное свечение углей, время от времени огонь снова вспыхивал, находя себе новую пищу, а затем снова угасал. К рассвету остались лишь небольшие очаги среди почерневших и дымящихся руин поселения. Целым остался лишь храм культа императора, возвышающийся посреди развалин, поскольку здание было целиком выстроено из камня.
Катон и Макрон глядели на руины, стоя в дальнем конце лагеря. Хотя они и находились выше и на некотором расстоянии, даже здесь воздух был наполнен кислым запахом гари. Многие дома были разрушены до основания. Другие, с каменным основанием или оказавшиеся в стороне от бушевавшего пламени, рухнули не полностью, возвышаясь над кучами сгоревшего дерева вокруг них.
— Ты никогда не делаешь дело наполовину, — сказал Макрон, прищелкнув языком. — Если мы переживем попытку Искербела нас уничтожить, тебе придется отвечать перед рассерженными владельцами. Похоже, в этой провинции мы оставляем на своем пути немало пепла.
— Владельцы домов и земли, желающие судиться, сейчас меня меньше всего беспокоят. Нам надо завершить укрепление линий обороны до того, как здесь появятся бунтовщики. Нужно, чтобы вторую стену сделали такой же высокой, как первая, для начала. И ров углубили.
— Значит, думаешь, что мы потеряем первую стену?
— Возможно. Но мы заставим их заплатить за это. Опять же, если они прорвут первую линию обороны, пусть увидят, что вторая представляет собой еще более трудную задачу. Это двинет ногой меж ног их боевому духу.
Макрон усмехнулся.
— Как ты коварен, парень. Надо было тебе политиком стать.
Катон фыркнул.
— Это изрядное оскорбление даже от тебя, брат. Я просто пытаюсь думать так, как думают бунтовщики. Это толпа селян и бывших рабов. Я не сомневаюсь в их сильном желании наказать Рим за то, что им пришлось вынести. Не сомневаюсь в их отваге, решимости и даже отчаянии. Но они — не обученные воины. Они не привыкли к дисциплине, не привыкли выполнять приказ во что бы то ни стало. Их боевой дух будет силен, но хрупок. Лучший способ победить их — изнурить их, лишить боевого духа. Ставка высока, Макрон. Если они победят, это побудит других восстать против Рима по всей Испании. Если мы покажем им, что они не могут победить, мы подрубим корни восстания, оно зачахнет и погибнет. Тогда здесь снова наступит мир и порядок. Пусть они и будут ненавидеть Рим всеми фибрами души, как и раньше.
— Ну, всего сразу добиться не получится, — спокойно сказал Макрон. — Пусть ненавидят, но пусть и боятся, а?
Катон молча поглядел на Макрона.
— Так и есть, — ответил он после паузы. — Такова цена сохранения империи.
Затрубили горны, объявляя утренний сбор. Катон и Макрон пошли мимо бараков рабов и миновали стену, когда последние из гвардейцев вышли из казарм, строясь перед домом прокуратора. Порцин и его воины все еще охраняли стену, отделяющую рудник от поселения. После сбора их сменят. Катон остановился рядом со знаменосцами. Центурионы доложили Макрону о положении дел в центуриях. Затем Макрон подошел к Катону и протянул ему восковую табличку. Поставив подпись, Катон неторопливо вышел вперед и остановился перед строем воинов.
Несмотря на долгий переход и бои, гвардейцы выглядели опрятно, потратив немало сил на то, чтобы привести себя в порядок вчера вечером. Катон с завистливым восхищением задумался о профессионализме и дотошности преторианцев. Что бы там легионеры ни говорили о гвардейцах, эти воины пригодны не только для парадов. У них есть боевой дух и репутация, которой они дорожат. Хорошие воины, это ему пришлось признать. Не хуже других, даже ветеранов из любимого Макроном Второго легиона.
Катон прокашлялся и сделал глубокий вдох.
— Что ж, мы достигли цели, которую указал нам легат Вителлий. Переход был тяжелый, и мы потеряли своих товарищей, пока шли сюда. Но мы выполнили первый приказ успешно, в лучших традициях преторианской гвардии.
Он помолчал, давая всем осознать его слова.
— Теперь начинается самое сложное. Мы захватили рудник, и враг наверняка захочет уничтожить нас и вернуть рудник себе. Но мы ему этого не позволим… вы можете меня спросить, зачем мы обороняем это место. Почему мы здесь? Ответ обычный. Потому, что мы здесь. Нельзя оскорблять Рим. Нельзя победить Рим. Преторианская гвардия не имеет себе равных во всей империи и докажет перед лицом богов, что гвардейцы способны победить противника, многократно превосходящего их числом. И гвардейцы второй когорты — не исключение.
Катон выбросил вверх сжатую в кулак руку.
— Многие лета императору Клавдию! Рим победит!
Потрясая копьями, гвардейцы подхватили клич, и он эхом отразился от утесов, многократно усиливаясь так, будто здесь были не сотни, а тысячи воинов. Катон позволил гвардейцам покричать еще немного, а затем кивнул горнисту. Тот дал сигнал, несколько раз пронзительно протрубив в горн, чтобы воины умолкли и снова слушали командира.
— У нас много работы до того, как враг придет к нам. Тяжелой, но жизненно важной. Пусть каждый примется за то, что ему поручили, и станет выполнять приказ, не жалея сил. Когда банда бунтовщиков оставила этот рудник, он был просто рудником. Пусть же, вернувшись, они увидят перед собой крепость, которую они станут штурмовать, но тщетно.
Катон взмахнул руками, показывая на штандарт когорты, на котором сиял серебряный венок в дополнение к диску с портретом императора и скорпионом, символом преторианской гвардии.
— Когда мы вернемся в Рим с победой, император лично украсит наш штандарт новой наградой. Наградит нас золотом, мы станем героями Рима, и пусть завидуют нам остальные гвардейцы, которые не разделили с нами нашей славы!
Катон сделал глубокий вдох и снова выбросил вверх кулак.
— Слава второй когорте!
Воины снова подхватили его клич, славя себя и своего командира. Вскоре крики начали стихать, и Катон решил, что пора снова призвать к тишине и отправить воинов выполнять приказания.
Центурии спускались по дороге вниз к руднику. Макрон сложил руки на груди.
— Лучшие воины в армии? Даже лучше нашего старого легиона? Немного переборщил, не думаешь?
— Возможно, но так всегда воодушевляют воинов перед боем. Это традиция, и я не вижу причин от нее отказываться.
— Ты говорил так, будто сам в это веришь.
— Без разницы, верю я или нет. Важно, во что верят они. Пусть они считают себя хоть сыновьями самого Марса, меня это устроит. Пусть они заставят поверить в это врагов Рима. Если мы победим, то бунтовщики будут думать, что мы неуязвимы. Если проиграем, пусть они знают, что мы сражаемся до последнего, не покоряясь. В любом случае, впредь они дважды подумают, прежде чем снова связываться с армией Рима.
— Надеюсь, ты прав, парень.
— Очень скоро мы это узнаем. Или, опять же, не узнаем, — ответил Катон, искренне улыбнувшись. — Давай, пора навестить прокуратора. Непон должен ответить нам на кое-какие вопросы.
Хирург приказал перенести Непона в отдельную комнату в его доме. Когда Катон и Макрон вошли туда, прокуратор сидел, опершись спиной на валик кровати. Его лицо было покрыто синяками, а ноги хирург закрепил в шины и замотал тканью. Рядом с ним сидел один из помощников хирурга и кормил его кашей. Увидев префекта, помощник мгновенно поставил оловянный котелок и стал по стойке «смирно».
— Подожди снаружи, — приказал Катон.
Как только дверь закрылась, Катон представился:
— Префект Квинт Лициний Катон, командир второй когорты преторианской гвардии. Это центурион Макрон, мой заместитель.