— Да, командир.
— Хорошо.
Катон сделал глубокий вдох.
— Пойдем.
Приоткрыв створку ворот внутрь, немного, чтобы мог пройти один человек, он вышел вперед, оказавшись в тени надвратной башни, а затем двинулся вперед, под яркие лучи солнца. Макрон шел рядом, Цимбер в паре шагов позади. Они медленно подошли к шеренге пленников, и те разошлись в стороны, звеня цепями. Повинуясь скорее ощущению, Катон остановился в полушаге от просвета в шеренге. Главарь бунтовщиков и его переговорщик ждали.
— Дальше мы не пойдем. — заявил Катон. — На тот случай, если ты решил устроить ловушку.
Переговорщик сделал оскорбленное лицо.
— Римлянин, эти люди — пленники. Они просто служат живым щитом, на случай если твои воины на стене решат метнуть дротик или выстрелить из лука или пращи. Я так понимаю, ты не веришь, что они те, кем я их назвал. Вот тебе доказательство.
Переговорщик выхватил кинжал и, сделав пару шагов вперед, стал позади одного из оборванцев, закованных в цепи.
— Осторожнее, парень, — прошипел Макрон, сомкнув пальцы правой руки на рукояти короткого меча. — Будь готов бежать.
Катон еле заметно кивнул.
— По команде — если потребуется.
Переговорщик замахнулся и с силой вонзил кинжал меж лопаток пленнику. Тот запрокинул голову и открыл рот от силы удара. Начал кашлять, выплевывая брызги крови, а затем рухнул на колени. Изо всех сил пытался вдохнуть, но постепенно падал вперед. Его рот наполнился кровью, и он уже не мог вдохнуть.
Переговорщик безразлично поглядел на него.
— Видишь? Если бы этот человек хоть что-то для меня значил, я бы так не сделал. Но он враг, римлянин, и поэтому он ничего для меня не значит. Я убил его с такой же легкостью, как убью любую другую гадину. Так что, как понимаешь, нет никакой ловушки. Но если ты попытаешься причинить вред мне и моим товарищам прежде, чем мы отойдем на выстрел из лука, то первыми погибнут твои соплеменники. Ты понял, римлянин?
— Да, — ответил Катон, не в силах смотреть на умирающего. И продолжил холодно и спокойно: — Я понял, что ты безжалостный варвар и преступник. Тебе не победить Рим. В конечном счете ты предстанешь перед нашим судом.
— Это мы боремся за справедливость. Мы не преступники, — поправил его переговорщик. — Сражаемся за свободу от римлян, которые поработили нас и обращаются с нами как с псами.
— Зачем ты сюда пришел? — спросил Катон. — Пусть твой хозяин говорит.
Переговорщик вытер кровь с кинжала о волосы раненного им человека и толкнул его ногой в спину. Тот упал ничком и перекатился на бок, тихо постанывая. Кровь струилась из раны, у него на губах и бороде появилась кровавая пена.
— Мой хозяин? — переспросил переговорщик, удивленно наклонив голову набок. — Как это по-римски. Я по своей воле служу нашему делу. Ни один человек мне не хозяин.
Катон показал на его товарища в шлеме с перьями, который стоял молча, надменно следя за их разговором.
— Дела я буду обсуждать с Искербелом, а не с его глашатаем.
Переговорщик улыбнулся.
— Ты и обсуждаешь дела с Искербелом…
Катон сжал губы, презирая себя за поспешность в предположениях. Человек, попавшийся на такую простую уловку, опасен для себя самого и, что хуже, для тех, кем он командует.
Главарь бунтовщиков внимательно смотрел на него, пытаясь угадать его мысли.
— Небольшая уловка на тот случай, если ты захотел бы устроить что-нибудь бесчестное, когда мы подошли. Но ты проявил выдержку и спустился сюда, не прячась за стеной, так что в ней уже нет нужды. Я Искербел, глава восставших. А ты кто?
— Мое имя тебя не касается, бунтовщик. Я префект, командую второй когортой преторианской гвардии. И выдержки у меня на нас обоих хватит. Так что ты мне хотел сказать?
— О, это обычное римское сочетание прямоты и заносчивости. Хорошо, к делу. Я требую, чтобы ты сдал нам рудник и чтобы сдалась твоя когорта. Если сделаешь, как я сказал, то я пощажу ваши жизни.
— Пощадишь нас? Так, как пощадил ты гарнизон рудника? Так, как ты обошелся с Непоном?
— Это другое дело. Непон был прокуратором и командовал рудником. Я так понимаю, ты видел, в каких условиях там находились рабы. Так ни с кем нельзя поступать. Сколько тысяч моих соплеменников были обращены в рабство и умерли здесь? От рук прокуратора и его людей. Они потеряли право на милосердие давным-давно. Ты и твои люди — воины. Вы исполняете свой долг. Это я могу понять. Именно поэтому я готов позволить вам покинуть рудник живыми и вернуться в Тарракон.
— С оружием?
Искербел покачал головой.
— Мне нужны ваше оружие и доспехи для тех, кто примкнул ко мне. Я даю тебе слово, что тебе и твоим людям будет предоставлен безопасный проход под моей защитой. До Клунии, по крайней мере.
— Понимаю.
— Твое слово? — переспросил Макрон и резко усмехнулся. — Твое слово — дерьмо.
— Макрон… — рыкнул Катон, поворачиваясь и гневно глядя на друга.
— Вижу, твоему центуриону не хватает доверия. Жаль. Все равно ему придется поверить моим словам. Выбирайте, сдаться или быть уничтоженными. Те же, кто сделает глупость и попадет к нам живым, будут умирать медленно и очень болезненно.
Макрон фыркнул.
Катон помолчал, будто раздумывая, и ответил:
— Даже если бы я решил сдаться, я бы не согласился на эти условия. Я и мои люди останутся при оружии. Его я тебе не отдам ни при каких обстоятельствах.
— Ты не в том положении, префект, чтобы выдвигать такие требования.
— Я считаю, что у меня куда более сильная позиция, чем ты думаешь. У меня когорта лучших в империи воинов. У нас хорошая оборона. У тебя толпа бунтовщиков и нет осадных машин. У меня есть еда и вода, чтобы продержаться не один месяц. С чего бы мне вообще думать о капитуляции?
Катон заговорил жестче.
— Так что мои условия таковы, Искербел. Ты и твои приспешники сдаетесь мне. Всем, кроме тебя и твоих ближайших помощников, я позволю вернуться в свои селения. Им я даю слово, что они никак не будут наказаны. Все, кто был рабом, возвращаются к своим хозяевам. Даю тебе срок до завтрашнего утра. После этого я не могу гарантировать, что хоть кого-то из присоединившихся к тебе пощадят.
Главарь бунтовщиков поглядел на Катона как на безумного.
— Твоя бравада неуместна, префект. Однако я — вождь астуров. Наше племя — племя гордых людей и лучших воинов во всей Испании. Мы уважаем отвагу, и я готов отпустить вас с оружием. Но вы ничего не заберете с рудника. В том числе прокуратора, если он еще жив.
Катон изо всех сил постарался сохранить равнодушное лицо.
— И зачем это тебе нужно, чтобы я оставил здесь Непона?
— Потому, что на руках этого человека кровь, — сразу же ответил Искербел. — С тех пор как он был назначен прокуратором рудника, здесь сгинули тысячи рабов. Многие из тех, кто ныне сражается вместе со мной, были освобождены здесь, в Аргентии. Они желают его смерти.
— Тогда почему ты не выдал его им, когда занял рудник, вот интересно?
Главарь бунтовщиков слегка прищурился.
— За него можно было бы потребовать выкуп. А теперь у меня достаточно добычи, и мне этот выкуп больше не нужен. Так что я просто отдам его бывшим рабам, позволив им свершить отмщение.
— Для этого тебе придется сначала победить меня и моих воинов, — жестко ответил Катон.
Мгновение они смотрели друг на друга, а затем Искербел заговорил:
— Я уже сказал, префект, что уважаю отвагу. Но я презираю глупость. Ты знаешь, что тебе не удержать этот рудник. Так что из уважения к твоей отваге я даю тебе время до рассвета, чтобы обдумать мои условия. Поступи мудро.
Он резко развернулся, и его огромный помощник двинулся рядом с ним. Они тихо переговаривались, пока шли к лошадям. Сев на них, они поскакали к лагерю бунтовщиков. Вооруженные люди снова построили пленников в колонну и двинулись прочь от моста. Катон дождался, пока они уйдут достаточно далеко, так, чтобы его не услышали, и тихо обратился к Макрону:
— Он наверняка знает о слитках. Ему сказали, или он сам догадался. Именно поэтому он хочет заполучить Непона. Чтобы выбить из него информацию.
— Тогда он немного опоздал.
— Да, но он этого не знает. И сделает все, что в его силах, чтобы захватить рудник, заполучить Непона и выяснить, где спрятаны слитки. Что прекрасно нам послужит.
— Каким образом? — спросил Макрон, приподняв брови.
— А таким. Пока бунтовщики заняты тем, чтобы отбить рудник, восстание не будет распространяться по провинции. Они дадут время Вителлию, чтобы тот пришел к нам. И он у нас в ловушке.
— Смешно. Я-то думал, все наоборот.
Катон ухмыльнулся.
— А я думал, что это я всегда говорю, что «амфора наполовину пуста», а? Ладно, пошли, мне будет куда веселее, если между нами и бунтовщиками будут ворота.
Когда они пошли по мосту через ров, Цимбер прокашлялся.
— Командир…
— Что такое?
— Я кое-что услышал, когда Искербел и его друг шли обратно к лошадям.
— И?
— Услышал только несколько слов. Тот, что побольше, что-то спросил. Искербел ответил: «Они скоро узнают, уже этой ночью».
Катон сделал глубокий вдох и кивнул, поглядев вслед главарю бунтовщиков.
— Что ж, хорошо, друг мой, значит, этой ночью. Делай что сможешь. А мы будем поджидать тебя.
Глава 26
— Не скажу, что меня впечатлили понятия о чести нашего друга, — проворчал Макрон, когда он и Катон стали наверху башни. — Сказал, что дает нам время до утра, чтобы обдумать условия, лишь для того, чтобы попытаться нас кинуть, пока мы будем раздумывать… как думаешь, у него в родне греков не было?
Катон улыбнулся.
— Возможно. Если будет на то воля богов, мы скоро узнаем, какая в его жилах кровь.
— Или он узнает насчет нашей.
— Хммм… — вместо ответа произнес Катон.
Услышав предупреждение Цимбера, Катон приказал всей когорте быть готовой отразить ночную атаку. Десять человек стояли на стене так, чтобы их было видно, а остальные укрылись, сидя за ней. На стене было две центурии, а остальные остались в резерве, у основания вала. Префект отдал строгий приказ соблюдать тишину, и все сидели или лежали на земле. Ветераны воспользовались возможностью отдохнуть и даже поспать, а их менее опытные товарищи напряженно вглядывались в темноту или возились со снаряжением, пытаясь хоть как-то успокоиться или отвлечься в ожидании атаки. Хворост связали тряпками и пропитали маслом и сложили эти фашины у стен. На безопасном расстоянии от фашин поставили жаровни, не разжигая пламя слишком сильно, чтобы не устроить иллюминацию и не выдать врагу, что за стеной и валом находится множество воинов. На площадке башни стоял резкий запах разогретой смолы, которую растопили в котле над небольшой жаровней, стоящей в задней части башни.