работающих. Скажем, пятеро копают, пятнадцать вытаскивают землю. Это будет одна смена. Землю мы сможем использовать для укрепления внутренней стены. Конечно, необходимо делать это с осторожностью. Не стоит предупреждать противника о том, что мы затеяли ту же игру, что и он. Кроме того, у нас есть все необходимые инструменты прямо тут, на руднике.
— Да, командир. Займусь необходимыми назначениями.
Катон кивнул, удовлетворенный своим планом. «Имеет смысл подстраховаться от любых неожиданностей», — подумал он. Может, Вителлий и прибудет до того, как они закончат тоннель. Если даже противнику удастся обрушить надвратную башню, он натолкнется на внутреннюю стену. Если падет внутренняя стена, останется вторая, а потом и последний рубеж обороны, стена на дороге к лагерю наверху. Есть хороший шанс того, что им удастся провести контрподкоп и уничтожить новый подкоп бунтовщиков. Да, подумал Катон, есть причины быть довольным тем, как он ведет оборону рудника.
Как и предполагал Макрон, приказы префекта гвардейцы восприняли с недовольством и раздражением. Но дисциплина взяла свое, и они взялись за работу усердно, пусть и без воодушевления. Оставшись в одних набедренных повязках, они работали по два часа заступами и лопатами. Затем заступала следующая смена. Когда они углубились настолько, что солнечный свет уже не проникал в шахту, то стали работать при слабом свете масляных светильников. Сменившиеся поднимались вверх по лестнице, покрытые потом и грязью и изнемогающие от жажды. Копать вниз оказалось не слишком сложно, а боковые стены шахты укрепляли досками. Достигнув необходимой глубины, они начали копать тоннель горизонтально, навстречу тоннелю бунтовщиков. Это была тяжелая работа в духоте и темноте. Катон потребовал, чтобы крепь в тоннеле ставили намного тщательнее, чем это делалось на руднике. Выкопанную землю уносили по ночам, чтобы бунтовщики, если они следят за лагерем с окрестных гор, не поняли, что задумали осажденные.
Противники опасливо поглядывали друг на друга, тянулись дни и тоннели. Вал и стена вокруг тоннеля бунтовщиков стали еще выше, они добавили дополнительные укрепления, чтобы не допустить повторной вылазки, подобной той, которая похоронила их усилия. Бунтовщики патрулировали окрестности большими силами днем и ночью вдоль всей стены обороняющихся. А разложение трупов во рву шло своим чередом, и гвардейцы, стоящие в карауле, уже начали обматывать носы и рты полосами ткани, пропитывая их маслом и благовониями, которые нашлись в доме прокуратора. Правда, это не слишком помогало, и римлянам приходилось терпеть вонь и зрелище того, как грифы и дикие звери пировали под стеной, поедая разложившуюся плоть.
Каждый день на рассвете и на закате Катон приходил на осмотр к хирургу, который менял повязки, смывал гной и осматривал рану. Хирург сказал, что очень доволен тем, как заживает рана, и что прокол в глазном яблоке оказался совсем небольшим. Невозможность хорошо видеть поврежденным глазом беспокоила его не так, как Катона. По прошествии пяти дней он перестал бинтовать Катону голову и сделал ему небольшую повязку поверх ткани на ране. Макрона очень повеселил ее вид, и он предположил, что Катону, возможно, стоит задуматься о смене рода занятий, попроситься в имперский флот или даже заняться пиратством.
На закате пятого после вылазки дня Катон и Макрон, как обычно, осматривали линии обороны. Они шли мимо шахт и вдруг услышали крик одного из гвардейцев. Обернувшись, они поглядели на утес и увидели серебристый поток воды, хлещущий с карниза и льющийся по утесу, смывая на своем пути землю и камни.
— Во имя Гадеса, что там происходит? — заговорил Макрон, глядя, как вода плещется у основания утеса и течет дальше по кратчайшему пути через раскоп и к ущелью.
— Есть лишь один способ проверить, — ответил Катон. Он развернулся и побежал в сторону дороги, ведущей вверх, на карниз.
Когда они миновали бараки рабов и подбежали к хранилищам, поток воды уже сильно ослаб, но уже прорезал себе русло в земле на утесе. Рядом с намокшей землей, у хранилища, стояли центурион Порцин и Пастерикс. Остальные, хлюпая, ходили по грязи. Они о чем-то говорили, но, увидев префекта, опцион отдал честь.
— Что случилось? — возмущенно спросил Катон.
— Утечка из хранилища, командир.
— Это мы и сами бы догадались, — сказал Макрон, пиная ногой кусок грязи в сторону Пастерикса, чтобы подчеркнуть свои слова.
— Показывай, — приказал Катон, и Порцин подвел его к углу хранилища, где часть земляного вала была смыта. Каменная кладка за ним обвалилась, и оттуда все еще тек ручеек. Порцин показал на пролом.
— Пастерикс сказал, что дело в растворе. Иногда он трескается от жары. Обычно в этом нет проблемы, поскольку хранилища регулярно проверяют и сразу же ремонтируют проблемные места. Но этого не делали достаточно долго, и…
Он кивнул на веером текущие по карнизу ручьи и грязь.
Оценив повреждения, Катон был не слишком удручен происшедшим. Хранилище было заполнено водой наполовину, в любом случае им хватало воды, были и другие хранилища, которые целы. Но он решил, что было бы правильно получше узнать о сути проблемы.
— Пастерикс, как часто нужно проверять хранилища? Может ли подобное еще раз случиться в течение ближайшего месяца?
Опцион покачал головой.
— Командир, на самом деле я этим не занимался. Только видел, как это уже один раз случилось. Немного грязно, поэтому они и использовали эти каналы, когда проводили размыв. И сливали только одно хранилище за раз.
— Размыв? — переспросил Макрон, хмурясь. — Не объяснишь, что это такое?
— Это когда смывают землю, чтобы обнажить серебряные жилы на склоне, командир.
Макрон кивнул.
— Размыв? Какое глупое название, а?
— Не я придумал, командир. Я просто служил здесь.
Катон забрался на край хранилища и поглядел на повреждения.
— Хорошо. Давайте попытаемся сделать так, чтобы этого не повторилось. Порцин, с этого момента ты назначаешься главным по хранилищам. Пусть их проверяют на предмет утечек утром и вечером. Если что-то заметишь, тут должны быть материалы для ремонта на складах рудника. Сейчас собери команду, чтобы ремонтировать эту.
— Есть, командир. Не лучше ли было бы назначить для этого Пастерикса? Он все-таки больше меня разбирается.
— Центурион, я поручил тебе дело. Разговор окончен.
— Есть, командир.
— Собери нужное количество людей, найди все необходимое и приступай.
— Есть, командир.
Они отдали друг другу честь, а затем Катон и Макрон принялись пробираться через грязь. Макрон не сдержал улыбки.
— Пусть Порцин побегает, немного жира сбросит.
— Могу себе представить, — с отсутствующим видом ответил Катон и вдруг остановился, глядя на хранилища. В других не было никаких признаков утечек, и он снова подивился умению инженеров, создававших рудник. Огромное количество воды. Достаточное, чтобы обеспечить гарнизон и множество рабов, которые прежде копали этот склон, и чтобы смыть кучи земли и добраться до ценной породы под ней.
— Размыв, — фыркнул он. — Ты прав, глупое слово. Воину такое бы в голову не пришло.
Макрон поглядел на темнеющий бархат вечернего неба.
— Лучше бы нам продолжить проверку, командир. Скоро стемнеет. А Вителлия все нет…
Катона разбудил Метелл через час после полуночи. Опцион держал над кроватью масляный светильник и тряс командира за плечо. Катон скривился, просыпаясь. Ему снился плохой сон, в нем он вернулся в свой дом, и Юлия была жива. Сначала он был вне себя от радости, увидев ее, но потом она рассказала ему про Криста и стала складывать в сундук свою одежду, чтобы уйти от Катона и их ребенка к своему любовнику. Катон умолял ее остаться, и в этот момент опцион разбудил его. Потребовалось немного времени, чтобы вырваться из болезненной реальности сна в настоящую.
— Что? Что случилось?
— Центурион Муса послал, командир. Говорит, что тебе следует прийти к нему в атриум. Прямо сейчас, командир.
— Зачем?
— Он не сказал, командир. Только сказал, что срочно.
Сознание Катона прояснилось.
— Сколько времени?
— Почти пятый час ночи, командир.
Скоро смена караула, но Муса должен быть на стене со своими воинами. Катон резко сел и скинул ноги с кровати, сразу вставляя их в калиги. Быстро завязав ремешки, он натянул тунику и пошел следом за Метеллом из комнаты и по коридору, в главное помещение у входа в дом прокуратора. Там горели несколько светильников, создавая хорошее освещение. Центурион Пульхр и его опцион уже были готовы заступить в караул и помогали друг другу надеть короткие кольчуги. Еще там были Муса и четверо гвардейцев из его центурии, и незнакомец, одетый как бунтовщики, но с коротко стриженными волосами, которые выдавали в нем римского воина. Его кожу покрывали грязь, царапины и порезы. Катон уже собирался было возмутиться тем, что его побеспокоили, обругать Мусу за то, что он оставил пост прежде, чем Пульхр сменит его, но внимательно поглядел на незнакомца.
— Кто это?
Муса отдал честь.
— Назвался опционом Колленом, из четвертой когорты гвардии, командир. Говорит, что его послал легат Вителлий, чтобы передать тебе это.
Центурион протянул руку, в которой был тонкий кожаный тубус, запечатанный с обеих сторон. Катон узнал печать Вителлия.
Взяв в руку тубус, он жестко поглядел на пришедшего здоровым глазом.
— Что ты здесь делаешь? Вернее, как тебе удалось сюда попасть? И где Вителлий?
Назвавшийся Колленом едва не падал от усталости, но выпрямился прежде, чем ответить старшему по званию.
— Легат в горах, менее чем в двадцати милях отсюда, командир. Он собирается атаковать лагерь бунтовщиков послезавтра на рассвете и прислал тебе приказ. Выбрал меня, чтобы доставить его. Я вышел из лагеря день назад и пробрался через позиции бунтовщиков сюда. Пришлось уговаривать центуриона, командир, чтобы он меня впустил.
— Еще бы, — ответил Катон. — Принесите ему что-нибудь поесть и попить.