А Екатерина Алексеевна, словно уловив направленный на нее взгляд, чуть полуобернулась и увидела в двух шагах от себя того молодого человека, которого выделила из числа гостей еще ранее. Мирович не успел отвести глаз, и взгляды их вновь встретились, и великая княгиня, мягко улыбнувшись, спросила его на правах хозяйки:
– Какое прелестное зрелище. Не правда ли?
– Именно так, – от неожиданности не найдя более подходящей фразы, по-военному ответил Василий и невольно вытянулся, словно находился в строю перед старшим по званию.
– Мы ранее не имели счастья видеть вас в наших палестинах, – продолжила она, и в ровном, мягком ее голосе он почувствовал заинтересованность и любопытство к своей персоне. – Судя по всему, вы человек военный? Как ваше имя и звание?
– Подпоручик Сибирского полка Василий Мирович, – опять же по-военному отрекомендовался он.
– Рада нашему знакомству, – все с той же улыбкой произнесла она, не сводя с Василия своих глаз.
– Именно так, – густо краснея, повторил привязавшуюся фразу Мирович, совершенно не зная, как поддержать и продолжить неожиданно завязавшийся разговор. – Я тоже необычайно рад… – и вновь замолчал.
– Верно, вы из гвардии? – пришла она ему на помощь. При этом и обе камер-фрейлины, зябко поеживаясь от пробиравшего их морозца, с любопытством воззрились на Мировича, бесцеремонно разглядывая его новый кафтан, которым накануне снабдил Василия предусмотрительный Кураев. – Не из действующей ли армии к нам?
– Совершенно верно, из нее, из Курляндии, – при этом он тут же вспомнил, как совсем недавно Елагин поименовал их Обсервационный корпус, и вновь начал краснеть.
– И в сражении участвовали? – полюбопытствовала чернявенькая, чуть округлив свои хорошенькие глазки.
– Приходилось. При Гросс-Егерсдорфе находился в строю.
– Страшно было? – подала голос рыжеволосая.
– Поначалу, когда пруссаки скопом на нас навалились, то, скрывать не стану, подрастерялись. Но потом дружно стояли и отогнали их. Правда, наших много полегло.
– Вы первый человек из числа побывавших в деле, с кем мне приходится говорить, – задумчиво произнесла Екатерина Алексеевна, изучающе всматриваясь в Мировича. – Но, думается, война еще далеко не закончена? Что вы скажете на этот счет?
– Истинно так, ваше высочество. Кампания лишь началась. Мы еще покажем этому Фридриху, где раки зимуют, – запальчиво отвечал Мирович, одобренный ласковым обхождением великой княгини.
– Король Фридрих не так прост, как вам, молодой человек, может показаться на первый взгляд, – вдруг суровым тоном заявила Екатерина Алексеевна. – Войско его, не в пример нашему, во многих баталиях себя проявило. Я специально читала копии его реляций, присланных нам союзниками. Он умеет сражаться, несмотря ни на что и при любых обстоятельствах.
Только тут до Мировича дошло, что великая княгиня – немка по происхождению и, как он прежде слышал, именно прусский король сосватал ее в жены племяннику императрицы. Он вконец смешался, постарался как-то исправить положение, робко ответив:
– Король Фридрих – воин известный, но и наши генералы в баталиях достойно себя всегда проявляли и спуску никому не давали.
– Мы рады, что вы столь славного мнения о наших генералах, – сухо подвела итог их разговору великая княгиня и, не простившись, направилась обратно во дворец. Навстречу ей уже спешил Станислав Понятовский, который кинул придирчивый взгляд в сторону Мировича, словно обдав его кипятком, и галантно распахнул перед дамами дверь.
Василий дождался, когда за дамами и их кавалером закрылась дверь, и поднял голову к озаряемому вспышками фейерверка небу. Жизнь вдруг предстала ему совершенно в ином цвете, словно не было серых солдатских будней, изнуряющих переходов в пешем строю под проливным дождем, вечного безденежья, изматывающего жизненного однообразия. Все в нем вдруг вспыхнуло и засветилось в эту рождественскую ночь, и он увидел жизнь совсем под другим углом и радостно засмеялся своим мыслям, когда услышал сзади себя насмешливый голос Гаврилы Андреевича:
– А вы, как я погляжу, времени зря не теряете.
– О чем это вы? – сконфузился Мирович.
– Успели с их высочеством знакомство завести. Похвально, весьма похвально. Это лишний раз подтверждает, что я в вас не ошибся.
– Она лишь спросила меня, как идут дела в армии… Я и ответил… Потом заговорили о Фридрихе… Что в том плохого?
– Он вам не просто Фридрих, а прусский король Фридрих! А многие его еще при жизни именуют великим. Вы сказали об этом ее высочеству?
В ответ Мирович обиженно поджал губы, словно нашкодивший школьник, и не совсем понимал, почему Кураев разговаривал с ним в подобной манере.
– А коль сказали, то все замечательно. У их величества очень хорошая память. Так что для первого выхода в свет вполне достаточно. Но бал только начинается. Великий князь в преотличном настроении и играет на флейте наряду с другими музыкантами. Скоро начнутся танцы, и если вы пригласите кого-то из камер-фрейлин ее высочества, то поздравлю вас с двойной победой.
– Но я же им не представлен, – попробовал робко возразить Мирович.
– О чем вы? – удивленно поднял брови вверх Кураев. – Вы назвались их высочеству, а ее фрейлины стояли рядом и, соответственно, слышали ваше имя. Зачем лишние антимонии.
– Я плохо танцую… Боюсь опозориться… – выдвинул Василий Яковлевич последний аргумент в свою защиту. Но Кураев был неумолим:
– Считайте, что это приказ старшего по чину. Танцевать! Ясно?
– Ясно, ваше превосходительство! – в тон ему отозвался Мирович и вдруг широко улыбнулся. – Как у нас в полку говорят: пропадать, так с музыкой.
– Именно. Давно бы так. Если справитесь и с этой задачей, то перед вами откроются великие перспективы.
Они вернулись в танцевальный зал, где молодые люди уже ангажировали дам. Мирович обратил внимание, что белокурый красавец Понятовский не отходит от великой княгини ни на шаг и постоянно что-то шепчет ей на ухо, низко наклоняясь, отчего его губы почти касались уха Екатерины Алексеевны, и та смущенно улыбалась, стараясь отойти. Наконец, не выдержав столь открытых и настойчивых ухаживаний, она что-то резко сказала и отвернулась от своего спутника. Но тот, ничуть не обидевшись, тут же зашел с другой стороны, галантно кланяясь и непрерывно что-то нашептывая.
Мирович заметил, что возле одной из камер-фрейлин, рыжеволосой, стоял высокий молодой человек, очевидно, уже пригласивший ее на танец, и они ожидали, когда начнется следующий тур. Зато вторая, совсем юная смуглянка, осталась одна и растерянно посматривала по сторонам в надежде, что кто-то догадается пригласить и ее. Увидел это и Гаврила Андреевич и негромко произнес:
– Рекомендую вам пригласить графиню Екатерину Воронцову – дочь графа Романа Илларионовича, родного брата вице-канцлера. Она, кстати говоря, тоже, насколько мне известно, впервые на подобном приеме. Молода еще, а потому несколько диковата, но обещает весьма многое. Недаром их высочество приблизила ее к себе. Добавлю еще, что именно ее сестра нынче в большом фаворе у великого князя. Рекомендую поспешить, чтобы кто-то не опередил вас.
– Но я с ней не знаком, – вновь возразил Мирович.
– Вы забыли, что здесь приказываю я? – грозно нахмурил брови Кураев. – Делайте, что вам говорят.
Василий на ватных ногах пересек зал. Ему казалось, что все смотрят в этот момент именно на него если не с осуждением, то с откровенной насмешкой. Он подошел к Воронцовой и, низко поклонившись, щелкнул каблуками и выдавил из себя заранее заготовленную фразу:
– Разрешите пригласить вас, если… если вы еще не ангажированы.
– С радостью принимаю ваше приглашение, – сделала та реверанс и протянула ему правую руку. – Вы произвели приятное впечатление на их высочество, а я доверяю ее вкусу.
– Очень благодарен вам за то, – поклонился Мирович, приятно ощущая жаркую ладонь девушки в своей руке.
– Знаете, благодаря приглашению великой княгини я впервые вышла в свет. До этого мне приходилось танцевать лишь у себя дома, когда батюшка устраивал приемы. Но одно дело – у себя дома, а здесь… здесь я робею, – закончила она и очаровательно улыбнулась, блеснув жемчужно-белыми зубами.
Первый тур закончился, и оркестранты принялись настраивать свои инструменты. В это время капельдинер, внимательно взглянув на них, кивнул несколько раз головой и громко объявил:
– Дамы и господа! Смею поздравить вас с Рождеством и продолжить танцы неподражаемым ригодоном. Кавалеров прошу приглашать дам.
Пары чинно двинулись в центр зала, где все выстроились в две линии так, что каждый очутился лицом к своему партнеру. Катенька Воронцова неподвижно застыла напротив Василия Яковлевича, и ресницы ее чуть вздрагивали, а небольшой остренький носик от волнения покрылся чуть заметными капельками пота.
Мирович пробежал глазами по лицам дам и увидел стоявшую первой в ряду великую княгиню. Она с чуть отрешенным видом смотрела поверх головы своего партнера, которым был конечно же Станислав Понятовский, и словно не замечала взглядов, в большинстве своем обращенных на нее как на хозяйку бала. В царственной осанке ее ощущалась сила и властность натуры. Одновременно в ней безошибочно угадывалось умение повелевать и принимать знаки внимания всех, кто приближался к ней.
Мирович вдруг понял, что именно от нее будет во многом зависеть его дальнейшая судьба, и ему сделалось одновременно и радостно и тревожно, как это бывает, когда стоишь на краю обрывистого берега над бурлящей внизу коварной и полноводной рекой. Он неожиданно забыл, зачем и для чего он здесь, и видел лишь небывалой силы свет ее с зеленым отливом глаз, таящих в себе блаженство и страдание одновременно. И Екатерина Алексеевна, словно ощутив его взгляд, чуть скосила глаза, в упор взглянула на Мировича и слегка улыбнулась, давая понять, что знает и помнит о его присутствии. Он же, поймав ее улыбку, почувствовал себя самым счастливым человеком на свете и, переполненный этим восторгом, едва не пропустил начало танца.