Ручка дверная вниз опустилась, привлекая внимание, я уже знала — Ясмин. Она была в длинной ночной рубашке, с вышивкой на груди, босиком и с зайцем. Скользнула ко мне под одеяло, обжигая ледяными пятками. Я ее к себе прижала поближе, целуя в спутанные с ночи волосы. Они пахли детским фруктовым шампунем и чем-то таким родным и неподдающимся описанию.
— Он вернётся?
— Конечно, — выдохнула в ее макушку, — он теперь всегда будет рядом.
Ясмин молчала, а у меня сердце стучало громко от волнения и ладони вспотели. Если я буду ждать подходящего случая, он может так и не настать. Нужно сказать сейчас.
— Руслан… — я не знала, как лучше признаться, поэтому, не придумав ничего умнее, продолжила, — так вышло, что он — твой настоящий папа.
Она подняла голову, коснулась ладонью моего лица. Глаза, тёмные и непроницаемые. Папины. В своей бархатной глубине они прячут самое сокровенное. Я не знаю, о чем она думает сейчас, я боюсь знать.
— По-настоящему? — спросил мой удивительный ребёнок.
Я кивнула, слезами давлюсь, терплю, не разреветься бы, не напугать. Хватит слез. Я буду улыбаться ради своей дочери не смотря ни на что.
— Навсегда?
Я снова киваю, прижимаю к себе её маленькое тело. Ясмин молчит. Я боюсь, что она снова спрячется в свою скорлупку, из которой только начала робко выглядывать. Динар, каким бы ужасным он ни был в последние годы, был её отцом. Другого она не знала.
Ясмин так и не произнесла ни слова. Я думала, она уснула. Потом уже, когда я успела передумать в сонной тишине спящего дома все самые страшные мысли, она тихонько шевельнулась. Потянулась к своему зайцу, что смотрел с тумбочки круглыми глазами. Прижала его к себе.
Дом спит. Тишина такая плотная, такая спокойная, пирогами пахнет, которые эби вчера затеяла. Кажется, будто ничего страшного не случилось. Все это обман. Кошмарный сон. И в этой вязкой тишине мой ребёнок шепчет тихо, перебирая бусины на зайце.
— Один. Два. Три…
Глава 41. Руслан
Родной город встретил меня дождём. И серо, совсем уже по-осеннему, и зябко. Но — хорошо. Могло быть, если бы не куча условий. Я из машины вышел, с неба уже не льёт, отражения фонарей плавают в холодных лужах. Поежился, закурил.
Домой одновременно и хотелось, и нет. Хотелось вообще понятия дома. Хоть какого-нибудь. Чтобы было, куда возвращаться, я и так всю жизнь пробегал — большей частью от себя. В квартире сейчас тихо и холодно. Кота парни забрали, и то, гад, сбежал. Никто меня не ждёт. Игнорирую лифт и, оттягивая момент возвращения, медленно подымаюсь по ступеням, успев по дороге две сигареты скурить.
Они сидели на ступенях, девушка и кот. Оба мокрые, видимо, под дождь попали. На Юлю смотрю, и колет стыдом — я про неё и думать забыл.
И, как ни странно, сейчас больше рад тому, что кот нашёл дорогу домой.
— Ты… Чего тут?
Я не знал, как сказать женщине о том, что она мне больше не нужна. Я вообще предпочитал не привязываться, пока в моей жизни не появилась золотая девочка.
— Мне парни твои сказали, что приедешь. Вот, жду…кот пришёл.
— Вижу.
Мы помолчали. Я бы закурил, но не лезет уже, и нужные слова не найдутся никак.
— Всё, да? — спросила Юля. — Она меня лучше?
Я поморщился — терпеть не могу такие категоричные формулировки. Тем более, если так подумать, то Юля лучше. Она не стала бы врываться в мою жизнь, руша все на своём пути. Она не стала бы требовать невозможного, оленьими глазами глядя. С Юлей было удобно. Хорошо в постели. Со всех сторон хорошо. Но…
— Не лучше, — честно сказал я. А потом неожиданно для себя признался. — Я просто люблю её.
Юлька кивнула, словно понимая, принимая мой ответ. Кот решил, что мы достаточно наговорились и требовательно заорал — ему надоело бродяжничать, он хотел домой и жрать. Я кстати, хотел того же.
— Может, кота забрать…буду классической старой девой.
— Он же тебя не любит.
Сказал, не подумав, мысленно выругался, Юлька хмыкнула.
— Никто меня не любит, — встала, гораздо Зай выше, смотрит не задирая головы. — Ни ты, ни кот…кому-то все, кому-то ничего. Обидно.
Обняла меня, я позволил ей это. Но… Помедлила на мгновение. О щеку мою небритую потерлась, руку запустила под футболку, пробежалась холодными пальцами до ремня брюк.
Трахаться с ней всегда было здорово. И сейчас… кто бы меня осудил? Кто бы узнал? Я обещал Зай спасти её, и спас. Быть может этот лёгкий секс без обязательств именно то, что мне сейчас нужно. Может он вылечит мою зависимость от Зай.
— Нет, — сказал я. — Давай разбежимся по-хорошему.
Загремел ключами, отпирая дверь. Кот с урчанием терся о мои ноги, буквально выплясывая от нетерпения и щедро усеивая джинсы рыжей шерстью. Я не обернулся.
Сашка пришёл через час. Требовательно забарабанил в дверь, вошёл, на стол бахнул бутылку коньяка, затем футболку задрал, продемонстрировав уродливый розовый рубец.
— Шрамы украшают мужчину, — усмехнулся я и бокалы достал.
У меня-то и закуски никакой — давно меня не было, фисташки да сыровяленой колбасы кусок. Но жрать не хочется. Хочется нажраться.
— Что у вас там с принцессой? — спросил Сашка, первый бокал допив. — Лямур- тужур? Я, между прочим, за вашу любовь чуть не помер. Сына родите, крестным буду.
— Мы ж татары, — напомнил я.
— Нехристи, — отозвался Сашка, впрочем, беззлобно, и выдохнув, одним глотком свой бокал опустошил.
Я выпил тоже. Коньяк обжег желудок, пробежался теплом по венам. Лёгкое опьянение обманчиво — мне до хрена надо выпить, чтобы напиться. Сегодня это минус.
— Меня же ваша крыса цапнула, — пожаловался Саша, разливая по второй. — Которая притворяется собакой. Хотели мне уколы делать от бешенства, но год не пить… из больницы я сбежал. Тем более я- то знаю, что эта собака просто стерва.
Сашка говорит о какой-то ерунде, потому что понимает, мне это нужно сейчас. Просто слушать трёп и пить. А внутри зреет, назревает, того гляди наружу вырвется неосторожными словами…
— Ясмин моя дочь.
Никому ещё не говорил, отец, и то сам раскопал. Я до сих пор себе мысленно только шёпотом признаюсь. Сашка бокал в сторону поставил, головой покачал.
— Принцесса-то была с секретиком, — задумчиво пробормотал он. — Что делать будешь?
— Я…
И сказал. Про то, что детство моё нищее он сам видел, вместе по стройкам лазили, пиздили все, что плохо лежит. Что мне весь мозг точно отбили в боях без правил. А по правилам сражаться было невыгодно, платили меньше…что я в институт заочно поступил только в тридцать лет, до этого то денег не было, то времени. Поступил, чтобы себе доказать, что могу… Ещё — Зай богата. Так богата, как я никогда не буду, плевать на мой бизнес и спортивный центр, Зай родилась уже с серебряной ложкой во рту.
— Кабачный громила явно не пара принцессе, — заключил я. — Что я дам своей дочери? Что я могу ей дать?
Сашка мигом посерьёзнел, дурашливость как ветром сдуло. Перегнулся ко мне через массивный стол из натурального дуба, и по лбу мне трижды постучал. Другому бы руку сломал тут же, а сейчас…
— Детство нормальное дашь, — сказал он чётко. — Защиту. Любовь. Я успел в их "семье" пожить, поверь, именно это и нужной мелкой принцесске. Папа нормальный
С Сашкой просто было. Он все разложил по полочкам. Сашка плюс коньяк это идеальный антидепрессант. Но хмель выветрился, друг ушёл, а все мои страхи — остались.
У меня же даже дома по сути нет. Многие годы не было. Эта безликая квартира, которую я купил, только чтобы на город сверху смотреть? Нет, она не давала ощущения дома. Но уезжать из этого города не хотелось, я в нем вырос и родился. Зай не сможет тут жить, она здесь пережила самый страшный год свой жизни.
Чёртов узел, который не развязать никак, зубами тянешь, а он только крепче затягивается. И рубить никак нельзя. Это же…девочки. Мои девочки, ответственность за которых так пугала.
Я оттягивал возвращение. День шёл за днём, паузы в телефонных разговорах становились все длиннее. Мало того, мне стало казаться, что я сам Зай не нужен. Иной раз хотелось сказать, да позови ты меня, я все брошу и приеду. Нет, молчала, и за её молчанием мне виделись сотни оттенков презрения.
Таир набрал.
— Как дела?
— Решаю, что делать с центром, — отозвался я.
— Понятно.
И сбросил. Наверное и правда, все понятно. Что я трус. И центр, с которым я и правда не знал что делать, детище всей моей жизни, вовсе не оправдание.
Юлька вновь вернулась через несколько дней. Вошла, оглядываясь, словно пытаясь отыскать признаки присутствия в моей жизни другой женщины. Не было их, и женщина моя — далеко.
— Может… — начала она.
Я помедлил мгновение и ответил честно.
— Нет, не может. Ничего не изменилось.
Пусть Зай и нет в моей квартире, в моем сердце, в моей голове она, блядь, никуда не делась и не вырвать. И моё промедление — только искусственно затянутая агония.
Юлька собрала свои вещи. Их не так много было, а шмотки, так, повод вернуться и разведать обстановку. Но я рад, что их нет в моей квартире больше, Зай это мучило.
Зай…
Следующей ночью случилась гроза, такая редкая осенью. Сильно штормило, ветер провода рвал. Я с утра пораньше бросился в центр. Квартира моя не пострадала, что ей станется, разве только света нет. А тут ветер не скупился. Бросил на парковку огромный рекламный транспарант, содрал местами настил с крыши, запорошил все вокруг осенними листьями и мусором.
За половину дня мы успели бригаду вызвать на крышу, оттащить в сторону обесточенные провода, а теперь стояли на парковке, полной мусора, не зная, что делать дальше. Работы было на неделю минимум, бросить я не мог, и сердце сжималось — Зай подумает, что я трушу. Снова ищу поводы не возвращаться.
— Дядя, — позвала меня сзади девочка. — Я вам помогу.
Я обернулся. Она, мелкая, как Ясмин наверное, стояла и держала отца за руку. В руке — игрушечное ведёрко и совочек. Я напрягся и вспомнил — знаю эту девчонку. Ходит ко мне в центр с самого открытия. По льготе проходит, как сирота — у неё погибла мать.