Комупозволитеегопередать? Тутнетадреса.
— Революционеры, — сказалаона, улыбаясь, — адресовнепишут. Ихзапоминают.
Кстати, яегопомнюдосихпор: «УлицакороляВиктораЭммануила III, дом 27, 2-йэтаж».
Балабановадобавила:
— Передадителичноврукиглавномуредакторугазеты «Аванти». — Приэтомунеесверкнулиглаза. — Этосамыйкрупныйисамыймогучийрупорреволюции! Социалистическаягазета «Аванти» — «Вперед»! Нотольковрукиглавномуредактору!
Япринялпоручение. Селвпоезд. Поехал. Какяпереезжалшвейцарско-итальянскуюграницу, вамрассказыватьненадо: японимал, чтонесдамся! (Хотянаменяниктоненападал.) Чтояумру! (Хотяэтогониктонетребовал.) Чтоявыброшусьвокно! (Аэтобылопочтиневозможно: стеклозакрытоипоездстоял!) Никтоизжандармовнаменянепосмотрел. Один, правда, удивленнопокосился, увидя, чтоявсевремяпытаюсьпроникнутьлбомчерезстеклонаружу. Решил, очевидно: юношасостранностями… Вобщем, яблагополучнопереехалшвейцарско-итальянскуюграницу. ВБергамонавокзалеменявстречалФедерикоФридзони. Япереночевалумоегодругаинаутробросилсявыполнятьпоручение, темболеечтокакой-тотрамвай, по-моему, ходилизБергамовТурин.
Яотправилсяпоадресу, которыйзапечатлелвсвоейпамяти, быстронашелдом, поднялсянавторойэтаживошелвпомещениередакции.
Первойособой, скоторойявстретился, быласекретарша. Ясказал, чтоприехализЦюрихасписьмомоттоварищаБалабановой. Онапротянуларуку, чтобывзятьписьмо. Ноявозразил:
— Нет! Тольколичноглавномуредактору.
Женщинаоткрыладверьвсоседнююкомнату:
— Пожалуйста, пройдите.
Тамзастоломсиделиработалчеловек. Онподнялнаменяглаза. Чтобывамсказать?.. Такиедвачерныхглаза! Высокийлоб. Многолетспустяяпонял: онбылпохожнасоветскогогрузинскогоактераАкакияХораву.
Яобъяснилредакторуцельсвоегоприезда. Передалписьмо. Оноткрылего, прочитал. Подошел, пожалмоюрукуипоцеловалвлоб:
— Спасиботебе, товарищ, отимениреволюции!
ЯуехалобратновБергамо…
Почтибезпреувеличения: лобянемыл, наверное, год! Руку, сколькоможнобыло: что-нибудьоколомесяца… Всевремячувствуязапечатленныйнамоемчелепоцелуйиэторукопожатиевеликогореволюционера.
Потомбыли: французскийфронт, РусскийЭкспедиционныйкорпус, ПерваяКонная, СредняяАзия, восстановительныйпериод. Наконец, я — журналиствМоскве.
Присутствующихрассказочаровал. Ябыл «впосыле», говорилсволнением… Изображалдействующихлиц, какмог, чтобыпридатьещебольшуюкрасотуиубедительностьсвоемурассказу. Всеотреагировалиоченьживо. УсмехнулсятолькоАнатолийВасильевич. Онснялпенснеисказал:
— М-м-да… Этотрассказбезусловнонапечатают. Думаю, напечатаетВоронский, сбольшимудовольствием. Но, конечно, неменьшееудовольствиеполучитотпрочитанногоФеликсЭдмундовичДзержинский.
Янемножкосмутился. Ничегонепонялиспросил:
— АнатолийВасильевич, непонимаю, причемздесьпредседательВЧК?
Онответил:
— Авызнаете, милыйОня, какимяифамилиячеловека, «великогореволюционера», отпечатокгубкотороговытактщательнохранили, каквыизволиливыразиться, «насвоемчеле»?
Ясказал:
— Нет. Незнаю.
— Такявамскажу: этобылБенитоМуссолини.
Самоеинтересное, чтовтечениетридцатиилисорокалет, даже, точнее, пятидесятиямолчалибоялсяобэтомрассказывать. Как-тосмоейженойЛеночкоймысиделиумоегодругаФредерикаСиордэнаберегутогожесамогоЖеневскогоозера. ВместечкеКларан, тоестьтам, гдепроходиламоямолодостьигдежилон — мойдорогойшкольныйтоварищ. Ияповедалемуэтуисторию.
ИФредсказал:
— Знаешь, привсейгигантскойэрудицииАнатолияВасильевича, господинаЛуначарского (онсказал «Луначарски»)… Когда-тоБениторедактировал «Аванти». Однаковтупору, окоторойтыговоришь, редакторомбылМуссолини, нонеБенито, аегороднойбрат: истинныйреволюционер, которыйнепошелпутемфашизмаираноумер. Кажется, егозвалиАрнальдо…
АнатолийВасильевичЛуначарскийбылграндиознымэрудитом! Могговоритьполюбомуповодусодинаковымзнаниемпредмета.
Как-товзданииМалоготеатра — восновномзрительномзале — собралисьзамечательныеребята — слушателиСвердловскогоуниверситета. Этобылипарниэкстра-класса! Комсомольцыпервыхлетреволюции. Онибылисимволомреволюции! Никомуизнихнепришлобывголовунадетьгалстук. ОнизналипроизведенияЛенинаотпервойстрочкидопоследнейимоглиперечислитьихвнаправленииотпервоготомактридцатомуивобратномпорядке.
АнатолийВасильевичЛуначарскийчиталимлекциюпоэтикеиэстетикеЛенина. Ясиделвлевойложеисоткрытымртомслушалэтумузыку — его! КогдаЛуначарскийговорил, вушахзвучаламузыка!
ОнпроцитировалЛенина, ивдругизвторогорядавскакиваетпареньвкепкеиговорит:
— АнатолийВасильевич! Выошиблись!
Луначарский, посвоейпривычке, снялпенсне, посмотрелвзалисказал:
— Что-что?
— Выошиблись, товарищЛуначарский! Ленинэтогонеговорил! — выкрикнулпареньвкепке.
Луначарскийнаделпенснеиспокойноответил:
— Вамнеговорил, молодойчеловек. Мнеонэтоговорил.
Запомнилсядругойслучай, когдаИрочкеисполнилось, по-моему, пятьлет. Собралисьдети. НаднерождениядочериприсутствовалАнатолийВасильевич. Ивэтовремяонвспомнил, чтоунеголекциявклубеЗуева. Причемлекцияответственная: предстоитвыступатьпередмосковскойпожарнойкомандой, всвязисее 125-летием.
Анадосказать, чтоЛуначарскийпользовалсявсегдаоднойитойжемашинойизгаражаВЦИК, соднимитемжешофером. Машинаизцарскогогаража: огромноесооружение, высокое, вкоторомможнобылостоятьвполныйрост!
Извинившисьпередприсутствовавшими, АнатолийВасильевичвышел.
НаталияАлександровна, знаясвоегомужа, попросиламеняпоехатьснимдлятого, чтобыяегонемногопоторопил, напомнив, чтосегодняторжественныйденьвсемье, ипроследил, чтобыоннеувлекалсяипостаралсяуложитьсявмаксимальнокороткийсрок.
Когдамыселивмашину, АнатолийВасильевичсказал:
— Тольконеобращайтеськомненискакимивопросами, яхочунемножкососредоточиться: самипонимаете, дляменятеманетакаяужобычная…
МыприехалинаЛеснуюкклубуимениЗуева. Поднялисьполестнице. Навстречувыскочилзаведующийклубом, безумнорастроганныйтем, чтоприехалсамнаркомпросвещения. Сразужевывелегонасценуигромкопровозгласил:
— Дорогиетоварищи! Унассегодняпочетныйгость: АнатолийВасильевичЛуначарский!
Громаплодисментов. Ястоювкулисе — рядомскафедрой. Возлеменя — завклубом.
АнатолийВасильевич, поднявсвоюпрекраснуюголову, начал:
— Дорогиетоварищи! Сегодня, вденьстодвадцатипятилетияМосковскойпожарнойкоманды…
Ивдругзалохнулоднимвздохом… Мыуслышалиэтотвздох, изавклубомсхватилсязасердце:
— Господи!
АнатолийВасильевичповернулкнамголову, снялпенснеиспросил:
— Вчемдело?
Заведующийдрожащимголосомпролепетал:
— АнатолийВасильевич! Выошиблись! Вы — упекарей! Умосковскихпекарей!
— М-м-да, — сказалнарком. — У-гу. — Иповернувшиськзалу, надевпенсне, произнес: — Дорогиетоварищи! Вы, наверное, решили, чтояоговорился, иначенебылобытакогоединодушноговздохаразочарования. Ноянеоговорился. Повторяю: дорогиетоварищи! Сегодня, вденьстодвадцатипятилетиямосковскойпожарнойкоманды, казалосьбы, мнеследоваловыступитьтам… НопекариМосквы…
Итеперьудержатьегобылонельзя! Онговорилдвасполовинойчаса! Несмотрянамоивзгляды, полныемольбы, АнатолийВасильевичпродолжалвыступление. Божемой! Чтотолькоонимнирассказал: оразличныхсортаххлебавСоединенныхШтатах, воФранцииивГермании. Онговорилораскаткетеста. Онговорилоформахзамесов… Онговорил… Ядотогоодурел, чтомнепоказалось: онговорилдажеочем-топлотницком! Отом, какделаютхлебсзавитушками — халы. Онобъяснял, чтоихделаютвелкуивпаз, каквыражаютсяплотники! Яуженезнаю, чтоонговорил, ноговорилонто, чтонадо! Залегослушалкакзачарованный!
Остановитьегобылонельзя, ибоонбоялся, чтобылюдинеподумали, чтоонвначаледействительнооговорился!.. ВоттакимбылЛуначарский!
КогдавместоАнатолияВасильевичанаркомомпросвещенияназначилиАндреяСергеевичаБубнова, этот — бывшийначальникПолитуправления — многихлюдейваппаратесменил. Вчастности, своегозаведующегогаражом — Гандурина — Бубновсделалпредседателемреперткома.
ОбэтомузналЛуначарскийипривстречесБубновымпроизнесгениальнуюфразу:
— Калигула! ТвойконьвСенате!
Ачтобывыпоняли, каковбылГандурин… Онбылпрелестен! МихаилуАфанасьевичуБулгакову, которогоядваразаприводилкнему, Гандуринпрямозаявил:
— Этавашапьесазапрещается, какивсепоследующие!..
Вовторойразонемусказал:
— БулГаков, таинемаГакова!..
Старики
Следуетотдатьдолжноеруководителямкультуры 20-хгодов: ониспониманиемотнеслиськтрудностямв «перестройкесознания» старыхработниковсценыинамногиеих «чудачества» смотрелисквозьпальцы…
21 января 1924 года. Зима. Лютыймороз. ВладимирЯковлевичХенкиния, будучивМоскве, узналиопечальнойвести: умерЛенин.
Расстроенные, поднимаемсяпоТверской. НавстречуидетдиректорМалоготеатраАлександрИвановичСумбатов-Южин. Поегоспокойномувидумыпонимаем, чтооннезнаетопроисшедшем. Хенкинбросаетсякнемусословами:
— АлександрИванович! Вызнаетеобужасномсобытии?!
Тот, побледнев, хватаетсязасердцеибормочет:
— А… чтотакое?!
— Ленинумер!
АлександрИванович — вужасе:
— МихаилФранцевич?! (ВеготеатреслужилактерМ. Ленин.)
— Дакакой, кчерту, МихаилФранцевич?! ВладимирИльич! — кричуя.
Сумбатов-Южиноблегченновздыхает:
— Господи! Каквыменянапугали!..
Длятогочтобысталоясно, вкакойобстановкемыжили, хочусказатьнесколькословободномудивительномцентре, гдесобираласьартистическаяинтеллигенция: режиссеры, актеры, художники, писатели. ЭтобылКлубмастеровискусств. ПомещалсяонвподвальчикевСтаропименовскомпереулке.
ИдеясозданияКлубапринадлежалаАнатолиюВасильевичуЛуначарскому. ВсамомначалетридцатыхгодовЛуначарскийговорилруководителямпрофсоюзаработниковискусств, чтоактерамнужнодатьвозможностьсобираться, также, как, скажем, художникамиписателям. «СделайтенастоящийсоветскийартистическийКлуб, ноКлубинтересный, творческий, чтобылюдимоглиобмениватьсямнениями, показыватьсвоиработы. ТакойКлубнуженвсем, каквоздух! Иделатьэтодолжны, конечно, самидеятелиискусств. Выдоверьтесьим, доверьтесь, ивсебудетхорошо!..»
ИтакойКлуббылсоздан. ВмаленькоепомещениепереехалоимуществобывшегоЛитературно-художественногокружка. Первоеофициальноесобрание — открытие — состоялось 25