ногдаполучившиедляэтогоспециальноевысшееобразование, аиногданеимеющиеисреднего… яжепростодругпокойного — зрительегопьес.
1923 год. Мояперваяпьеса «КнязьМстиславУдалой» репетируетсявленинградском «Красномтеатре». Сволнениемждупремьеры, накоторую, естественно, приглашенывсемоидрузья.
Задвоесутокдоторжественногодняраноутромпрозвенелтелефон, ираздалсяспокойныйголосВолоди:
— Извини, старик, чторазбудилтебя. Но, ксожалению, мысмамойнатвойспектакльпослезавтранепридем.
— Ну, доследующегораза! — удивленный, ответиля.
— Инаследующийнесможем.
— Почемутакаяопала? Чемзаслужил?
— Ты — ничем. Носегодняночьюздание «Красноготеатра» сгорелодотласовсемидекорациями. Думаю, тыещеобэтомничегонезнаешь. Атеперь, посколькутебеуженеочемволноваться, можешьспатьспокойно.
УВолодибылинеприятностисЛАППом. ПоддержалеговэтутруднуюминутулишьБорисКорнилов. ОнличнописалвМосквуЛеопольдуАвербаху — председателюРАППа, зачтоисамподвергсярезкомуосуждению: былнаграждензванием «кулацкогоподпевалы». НаэтоКорниловответилширокоповторяемымивтупорустихами:
Яотзлостипосинеливысох.
Заститгоризонтыотогня,
«Наступлением» тупыхилысых
Кто-тохочетдоконатьменя.
ВотнависланадомноюЛАППа,
Затхлая, бездарнаянавек.
ЭтойЛАППойуправляетЛЯПа —
Абсолютнолысыйчеловек.
Онответствениуполномочен,
Длянегоужеуделготов:
Обнаружитьсотничервоточин
Всотняхобязательныхстихов…
Заканчиваютсяэтигневныевиршиследующимисловами:
Но, странамоя, писавшийкровью,
Этукровьзадаромнеотдам!
ИзвсехчетырехмушкетеровЮрийОлешабылАтосом.
ОВолоде, который, рискуя, бросалсянаболеесильногопротивника, Олешасказал:
— Этовы, наивные, думаете, чтоВолодькачем-торисковал. Неужелинепонимаете, чтоеслибыдажеГолиафипобедилДавида, томысегодняговорилибынеосилеГолиафа, аосмелостиДавида. ИкогдаВолодькабросаетсянаболеесильного, тоонвеликолепноучитываетвашунаивностьинекомпетентность.
Когдаявкругудрузейотметил, чтоВолодяникогданиприкакихобстоятельствахнипередкемнелебезилиникомунекланялся, Олешанеудержалсяотвозможностизлосострить:
— Амыэтогопростонезамечаем. Володятакогомалогороста, чтоегонизкийпоклонудругогопоказалсябынамедвазаметнымкивком.
— Когдаяприступаюкработе, — говорилмнеВолодя, — тодоскональнознакомлюсьсмоимиперсонажами. Яживурядомснимипочтисодняихрождения, изучаювсеихпривычкиипоступки, начинаяссамогораннегодетства. Затем, впериодформированияиххарактера, стараюсьнеупускатьнифакта, ниоднойдетали, ниодногословесноговыражения. Ядовожумоепостоянноеобщениеснимидотогомомента, когдаонивыходятнасценуиначинаютдействовать, излагаямысли, присущиеим, вмоейстихотворнойформе.
Уменятакоеощущение, чтосМихаиломКутузовымявообщеникогданерасставался, аиногдаодновременнобылнетолькоснимвоглавеоднойизштурмовыхколоннподстенамиИзмаила, ноивдомике, откудавеликийСуворовотдавалсвоиприказывойскам.
Мнекажется, чтоэтояподсказалАлександруВасильевичунапросьбуКутузова: «Пришлитемнедвероты, иявозьмугород!»— ответитьследующимисловами: «Подкреплений, милыйМиша, недам, ихуменянет. ИвсвязисэтимназначаютебякомендантомИзмаила».
ИКутузовимстал: воглавесвоихгренадеровонпервымподнялсянагородскиестеныизавязалуличныйбой.
Одновремямыготовилиэпитафиидругдругу, навсякийслучай. Поэтомуоднойнашейподругевальбомбылонаписано:
Тывозлегланаложе,
И — наконец — одна…
УВолодиСоловьевабылоособоепоэтическоевосприятиелюбогосвоегоперсонажа, отглавногодействующеголицадосамоймаленькойроли. Вегопредставленииониговорилитолькоотточеннымикакбритванеожиданнымирифмами.
Соловьевприсущимименноемуавторскимвзглядом, виделидекорацию, вкоторойразворачивалосьегопоэтическоедействие. Ремарка, написаннаяалександрийскимразмером, давалапостановщикуединственноправильноерешениеоформлениясцены.
(«КомнатаЛены: цветыицвета.
Онисочетаютсявстройнойгамме,
Новсе-такиздесьпроживаетнета,
Чтосвойуголокубралацветами».)
Соловьевобладалособымчувством, котороеябыназвалстиховидением.
Какнистранно, Володяникогдаосвоемдетствеипервыхгодахюностимненерассказывал. Обэтомпериодеегожизнияузнализотрывочныхсведений, сообщенныхегоуважаемойматушкой — женщиной, длякоторойничего, кромеединственногосына, несуществовало.
ВышлаоназамужсразужепоокончаниигимназиизаАлександраИвановичаСоловьева. Толькочтоотгремелираскатыпервойрусскойреволюции. Ибылоейвтупорунеполныхдевятнадцать. Супругучутьпобольше — двадцатьодин. Бракбылрезультатомчетырехлетнихвстречибольшойлюбви.
Происходилоэтособытиераннейосенью 1906 годавнебольшомгородеСумы — втупоруХарьковскойгубернии. Известенгородокбылтем, чтовегоказармахразмещалсязнаменитыйСумскойполкгусар, победоносныештандартыкоторогоовеяныславойвойны 1812 года.
АлександрИвановичСоловьевзанималскромнуюдолжностьвместнойгородскойуправе. Харьковскийуниверситетонтакинеокончил, нонекоторымильготамивСумахвсежепользовался, ибопроисходилизсемьипочетногопотомственногогражданинаэтогогорода.
8 апреля 1907 годаумолодыхсупруговродилсясын, нареченныйВладимиром. Авначалеследующего — 1908-го — семьяпереехалавПетербург, тогдастолицуРоссийскойимперии. ГородскаяуправапредложилаАлександруИвановичудолжностьпомощникаконтролерагородскихбольниц.
— Честноговоря, яничегонерассказываюосвоемраннемдетстветолькопотому, чтомоиболееилименееяркиевоспоминанияначинаютсятолькоссемилетнеговозраста, — сообщилмнекак-томимоходомВладимирСоловьев.
РазговорэтотсостоялсявМанеже — Володяотличноездилверхом. Когдаяотметилвеликолепновыполненныйимподъемвседло, онобъяснил:
— Отецучил. Ужбатямойвэтомделепреотличноразбирался. Апосему — вотэтопомнювполнеотчетливо. Когданачаласьвойначетырнадцатогогода, онбылмобилизованпрапорщикомвкавалерию, гдеипровоевал, дослужившисьдопоручикадрагунскогополка, входившеговсоставдевятойрусскойармии. Лихойнаездникихрабрыйчеловек, отецбыллюбимсвоимиподчиненными. Нипуля, нисаблянетронули!
СразилАлександраИвановичасыпнойтиф, и 21 февраля 1917 годаегосоратникипохоронилиэтогобоевогоофицеравместечкеИцханы, чтооколорумынскогогородаСучава.
ВРоссииназревалиреволюционныесобытия. Бастовалиоколомиллионарабочих. Царскийтроншатался. Оположениивстраненафронтезнали. ПоэтомупоследниесловаАлександраСоловьевабылиобращеныкрядовымдрагунамеговзвода: «Послушайтеменя, ребята. Разтам, втылу, заговориливполныйголососвободе, значит, теперьделотолькозавами».
Обовсемэтомвдоваисынузналиизписьмасослуживцевпокойного.
ТакосиротелмаленькийВолодя, которомувэтовремяещенеисполнилосьидесятилет.
Соловьевы — матьисын — осталисьбезвсякихсредствксуществованию. Итруднодетствобудущегодраматурганазвать «золотым». Училсяонтогдавовторомклассегимназии. АвотполучитьсреднееобразованиеВолодетакинеудалось.
Емупришлосьработать. Деловтом, чтожалованьематерибылодалеконевысоким: она, послесмертимужа, пошласлужитьновойвласти — сначалавотделблагоустройстваПетроградскогоСоветаделопроизводителем, азатембиблиотекаремвКлубвоздушнойобороныПетроградскогорайона.
КогдаВолодеисполнилось 13 лет, междунимипроизошелразговор. Яповторяюегопредельноточно, ибослышалэтислова (правда, вразноевремя) иотматери, иотсына.
Как-тообавернулисьдомой: она — сработы, он — изшколы.
— Тебенекажется, сынок, чтояещемолодаяженщина? — спросиламать.
— Ну, несовсеммолодая, ноещевполнепривлекательная. Акчемуэтоты, мама?
— Мойсынужевполневзрослыймужчина. Таквот, Володя, ярешилавыйтизамуж.
— Надеюсь, тынерассчитываешь, мама, нато, чтоябудулюбитьего?
— Главное, чтобыеголюбилаяичтобыонлюбилменя. Мойбудущиймужвполнедостойныйчеловек, иявыйдузанего.
ОтчимомВолодисталНиколайКонстантиновичВеденеев. ОнбылкомиссаромПетроградскогоукрепленногорайонаиПетропавловскойкрепости. Вдоместалиотдельножитьдвесемьи…
Володяпроучилсяещедвагодавсвоейгимназии, ставшей 182-йтрудовойшколой-семилеткой. Наэтомизакончилосьнеполноесреднееобразованиемоегодорогогодруга.
Имать, иотчимпредлагалиВолодепродолжатьучебу. Ноонкатегорическиотказался, оченьогорчивобоихсвоимиобъяснениями:
— Деловтом, чтоянемоглишитьмоюдорогуюмамуудовольствиясодержатьменядопятнадцатилет. Сейчаспередвамистоитсовершенновзрослыйчеловек, которыйдолженсампозаботитьсяосебе. МеняпринимаютученикоммонтеранаТретьюэлектростанцию. Заработаюнажизнь…
— Нотыжетакбоишьсятока! Онвсегдавызывалвтебепаническийстрах! — невыдержаламать.
— Вотпоэтомуяипоступаюименнотуда, причемнеэлектриком, аученикомтакового, чтобыразинавсегдаизбавитьсяотэтогопостыдногочувства. Дальнейшемуобсуждениюнеподлежит. Язавтраужевыхожунаработу.
ТакначалтрудовойстажВладимирАлександровичСоловьев. Обэтомпериодеегожизнимнезапомниласьоднабеседа. Яспросил:
— Ну, хорошо, освоемдошкольномпериоде, тыутверждаешь, чтоничегонепомнишьилипростонехочешьвспоминать, вчемдело, Бутуз?
— Нет, почему? Кое-чтопомню: училсяпредельноплохо. Уроковнеделал. Всевремячитал, чистиллошадейвманеже, зачтоимелправоездитьверхомскольковлезет. Историюилитературулюбил. Математику, физику, химию — терпетьнемог. Поэтомупроваливалвсеиспытанияпоэтимпредметам, путаячислительсознаменателем, десятичныедробисобыкновенными, анодыскатодамиивольтысамперами. Досихпорнезнаю, начертанамнуженводород, когдамневполнехватаеткислорода. Делодоходилодоскандалов. КогданачалисьурокиалгебрыинашпреподавательВалентинЯковлевичнетоЦантовитов, нетоЦинговатовсказал, написавнадоске: «X + У = Z», ясместаемувозразил: «Этопредельноглупо!»
— Почемуглупо? — заинтересовалсяпедагог.
— Потомучто, — ответиля, — еслисложить «икс» и «игрек», тополучится «икс-игрек», ане «зэт».
— «Зэт» — новоечисло, — настаивалнашучитель. — Еслисоединитьневестусженихом, тоонабудутноситьновуюфамилию, фамилиюмужа.
Ноотбитьсяотменяемуужебылотрудно.
— Во-первых, — сказаля, — уменяваш «У», какбуква, вообщеподсомнением. Яу