знал, что «У» по-французскиигречески — «И». Азатем, смотрите, чтовыделаетесдругойбуквойславянскогоалфавита, когдапишете, что «АплюсВравняетсяСплюс D». Почемуядолженэтомуверить? Ивообще, какэтоможетбыть?!
ВладимирЯковлевичтерпеливодоказывал:
— Если «А» равняетсядесяти, а «В» равняетсяпяти, «С» равняетсясеми, «D» равняетсявосьми, тобудетпопятнадцать.
— Тогдаиэтотожеглупо, — спокойнозаявляля. — Зачемдоказывать, чтопятнадцатьравнопятнадцати. Этоитакизвестно.
Вобщем, обуравненияхничегонепомню. Даиврядливнихразбирался. Усвоилтолькотаблицуумноженияиосновныечетыреправилаарифметики, чегомнеабсолютнохватаетипосиюпору.
Авотто, чтопережитопослешколы, отличнопомнюдосегодняшнегодня. Всебылодалеконепросто. Ученикмонтеранетолькоучилсяумонтераремеслу. Мнеещеприходилосьбегатьемузаводкой, иногдадажепокупатьеенасвоиденьги. НоМитрофанИвановичбылчеловекомабсолютнопорядочным — явлениередкоепотеперешнимвременам. Долгонмнеотдавалточновденьполучки. Иучилменявдохновенно. Асосторонынаэтосмотреликосо, итомубылавескаяпричина. Ведьмногиедетиинтеллигентныхродителейшлиработатьнепотому, чтоонихотелистатькадровымирабочимитойилиинойспециальности, вчембылатогдакрайняянужда. Труддлянихявлялсясвоеобразнойлазейкой. Делалосьсиедляполученияпутевкисначаланарабфак, азатемужеинаправлениявлюбоевысшееучебноезаведение. Поэтомуссамогоначаламоейабсолютноискреннейтрудовойдеятельностиянаходилсяподсильнымподозрениемуокружающихменярабочих, какмальчик, пришедшийнаэлектростанциюзавозможностьювыскочитьвлюди.
— Да, несладкотебе, Бутя, жилось. Совсемнесладко.
— Вследствиетакогоположения, еслиуменяивозникаламысльопродолжениисистематическогообразования, тоизлишнеесамолюбиеи, ябысказал, дажегордость, заставилименянавекиотказатьсяоттакогобудущего. Вобщем, училсяянестольковучебныхзаведениях, сколькопоГорькому — влюдях. Ипродолжалосьэтодостаточнодолго, додвадцатьшестогогода.
— Чтож, всевремя — учеником?
— Нет. Черезпятнадцатьмесяцевокончилмойуниверситетумастера, итотвзялменяксебеужеподручным. Оносталсямноюдоволенипорекомендовалповышение. Так, вдвадцатьчетвертомменяперевеливПетроградскийрайоннадежурныйпункт «Электротока» (токаяужебольшенебоялся), гдеязанималвысокуюдолжностьповключениюсветаивыключениюегозанеплатеж.
— Чтозастраннаядолжность? Ихчто, этихнеплательщиков, былотакмного?
— Полгорода. Платуввелисравнительнонедавно. Ноявзыскивалвседокопейки. Былнеумолим. Мноюбылидовольны: планяужетогдавыполнялнавсестопроцентов.
— Значит, утебяпоявиласьперспективастатьминистромфинансов?
— Оченьостроумно, нотогда, еслипомнишь, министровнебыло. Наркомыруководили.
— Подожди, Володя! Можетбыть, ячто-тозапамятовал, либо… Когдамыстобойпознакомились, по-моему, шелдвадцатьчетвертыйгод?..
— Да. Столкновениедвухтитановпроизошловманеже. Ясделалтебезамечаниепоповодупосадкивседло, атыобозвалменясопляком. Таккаквызватьтебянадуэльянесмог — тыбынавернякаотказался! — томывежливопоклонилисьдругдругуиразошлись. Ноэтобыламимолетнаявстреча. Настоящиеотношенияначалисьтригодаспустя. Закончилясвоютрудовуюкарьерувдвадцатьшестом, посокращениюштатов.
— Молодцыэлектрики! Значит, вовремяспохватились!
— Яимзаэтооченьблагодарен, ибостехпор, кромеармиивовремяВеликойОтечественнойвойны, нигдебольшеникогданеслужил. Норассталсяясзаводомвсе-такитяжело — онсталмнеродным. Иродилосьпоэтическоепрощание, котороетынайдешьвмоейпервойкнижке. Назваляего «Последнийдень».
— Можетбыть, отвлечемсяоттвоихоглушительныхуспеховнаэлектрофронте? Кстати, японимаютеперь, почемувэтигодытакчастогаслогородскоеэлектричество. Расскажи-ка, брат, осамомпервомнапечатанномстихотворении. Все-такикакой-никакой, апоэт!
— Годдвадцатьчетвертый. Мне — семнадцать. Первоестихотворение — называлосьоно «Вкузне» — былонапечатаножурналом «Ленинградскийметаллист». Послеэтогосталписатьдовольнорегулярнодлядругихжурналовигазетмоеговеликогогорода. Втомжегоду, например, былонапечатаноещенесколькомоихстихотворенийвотделефабрикизаводовнашей «Краснойгазеты».
— Скажимне, сынок, твоимипервымишагамикто-нибудьруководил? По-моему, тогдаужесуществовалалитературнаяконсультацияприФОСПе, даиРАППовцыучилимолодых.
— Вотименно, молодых. Аябылуженемолодым.
Сдетствасчиталсебяпоэтом. Носвоиминекоторымиуспехаминаэтомсложном — новомдляменя — литературномпоприще, авизвестноймереиморальнымикачествамиписателя, достойногоназыватьсясоветским, я, несомненно, обязанодномуизстарейшихпоэтов — ИльеИвановичуСадофьеву. Этоонвтовремяруководилзанятияминачинающихписателейлитературнойрабочейгруппы «Резец», механическивходившейвРоссийскуюАссоциациюПролетарскихПисателей — РАПП.
Назанятияя, конечно, неходил. Авоткогдаонизаканчивались, тооставалсянакакие-томинутысмэтромивыслушивал — послепрочтениямноюемустихов — егомудрыесоветы. Так, покончивспроизводством, ясталжитьисключительноналитературныезаработки.
— Голодал, наверное?
— Нет. Еслипомнишь, былдовольносытымивыгляделвполнеприлично.
— Дауж, видатвоеготогдашнегозабытьпростонельзя! КаксейчасуменяпередглазамипоявляетсяВолодяСоловьеввресторанегостиницы «Европейская», гдемыобычнообедали.
— Ачто? Произвелнавасвпечатление?
— Огромное! Ну, рост, конечно, ипосегодняшнийденьнеизменился. Нокаковобылооформлениеэтогонезначительногочеловеческоготела! Начнемсверху: прическа — чистыйАлександрПушкин. Шея — обернутавместогалстукабелоснежнымшелковымфуляром, закрепленнымнагрудиогромнойшпилькойввидестеканаездника. Пиджак — темно-бирюзовый, рубаха — светло-розоваявтонгалифе, покроюкоторыхмогбыпозавидоватьлюбойфранцузскийгенерал. Крагикоричневые. Ивсеэтовеликолепиезавершалосьобувью, котораяпримикроразмересвоемпоражалаэлегантностью… Одинизсидящихзастоломнеудержался:
— Откудаунеготакиеботинки? ДажевОдессеморякииззагранкиподобныхнепривозят. Ивообщестранновыглядитэтотмолодойпоэт. Явиделегонаулице: шляпаявноненашегопроисхождения, причемнадетакак-тонабок.
— Авас, — тутжесъязвилОлеша, — по-прежнемуприводитвэкстазимпортнаядребеденьи, главнымобразом, толщинаподметоканглийскихбашмаков?
— Вотэторубанулзубилом! — оценилкто-тоизнас (ЮрийКарловичОлеша, работаявмосковском «Гудке», подписывалсвоисочинения «Зубило».)
Тебя, Соловьева, пригласиликстолу, ибеседа — налитературныетемы — продолжалась.
Надосказать, чтовнешнийвидВолодивтупорусовершеннонесоответствовалположениювегосемье. Я, которыйнаходилсявкурседел, понимал, чтовсяэтапоказухаиреквизитымаленькоголордаФаунтлероябылинеотхорошейжизни.
Шел 1925 год. Отчима — Н. Веденеева — исключилиизпартии. Причинабыласерьезная: забеспробудноепьянство, Втомжегодусупругиразошлись: терпениехозяйкидомаиссякло! Отнынеидоконцаднейсвоих — аумерлаонав 1964 году — матьнаходиласьнаполномиждивениисына, хотя 30 летонажилаоднавЛенинграде, аВолодя — вМоскве.
В 1927 годумосковскоеиздательство «Молодаягвардия» выпустилопервуюкнижкустиховВладимираСоловьева. Называласьона «Двадцатаявесна».
Критикадовольновысокооценилаэтотнебольшойсборник. Тригазетыдажепоместилиотдельныестихотворенияизнегосодобрительнымиредакционнымипримечаниями.
Несколькомесяцевспустятожеиздательство (нуитипы!) выпускаетвторуюкнигуВолодиных, уженасейраз — сатирических, — стихов. Этобылрезультатегоработывобластисатирыиюморавжурналах «Крокодил» и «Бегемот», атакжередактирования «Веселыхстраниц» в «Ленинградскомметаллисте». Казалосьбы, годдолжносчитатьсчастливымвбиографииСоловьева, ведьначалсяегобольшойтворческийпоэтическийпуть. Нонетут-тобыло…
Произошлособытие, напервыйвзгляднезначительное, однакосильноповлиявшеенажизньВладимираСоловьева, наегодальнейшуюлитературнуюдеятельность.
Володяутверждал, чтопроисшедшееоттолкнулоегоотстихотворнойсатирыипривелоктеатральнойдраматургии.
Апроизошловотчто: набольшомпрограммномдиспуте, организованномЛенинградскойАссоциациейПролетарскихПисателей, ВолодявступилвотчаянныйспорсМихаиломЧумандриным, возглавлявшимвтупоруэтообъединение. Речьшлаотом, покакимпутямвдальнейшемдолжнаразвиватьсяроссийскаясоциалистическаялитература. Схваткабылажаркойисражениебескомпромиссным. Соловьевотчаяннорвалсявбой, защищаясвоипозиции, кричаЧумандрину:
— Тыпризываешькпоэзииплакатаитебявполнеустраиваютстихи:
ЧленФОСПа,
Привиталиутебяоспа?
Илитоголучше:
Сплошнойпотокбедняцкихмасс
Смететкулачествокаккласс.
Ая — завысокийстих, иботолькосветясвысокаможноозаритьнашпутьккоммунизму!
— Буржуазныйпроповедник! — кричалемувответЧумандрин. — Литературадолжнабытьдоступнанароду, анекучкетакой, какты, вонючейинтеллигенции!
— Яличнопользуюсьтолькооднойкаплейхорошихдухов, аоттебя, Миша, постоянноразиттройнымодеколоном!
ПубликабылаявнонасторонеВолоди, чтоипривелокпечальнымпоследствиям.
Янаэтомсобраниинеприсутствовал. Всесталомнеизвестносословочевидцев: «СоловьевналетелнаЧумандрина, какорелнатигра. Давнотакогонебыло».
Ночерезнесколькоднейяузнализместнойпрессы (этобылонапечатановдвухгазетахижурналеЛАППа «Наступление»), чтоВладимирСоловьев, возомнившийсебяпролетарскимпоэтом, исключенизрядовРАППабезправавосстановленияза… систематическоепьянство.
Фактабсолютнобредовыйибессмысленный. Володеужеисполнилосьдвадцатьлет. Онбылвполневзрослымчеловеком. Нововремянашихдружескихвстречзастоломникогданепил. Инепотому, чтосостоялчленомобществаборьбысзеленымзмием, апотому, чтосерьезноеосложнениепослеисключительнотяжелойскарлатиныповлеклозасобойкатегорическоезапрещениелечащихврачейупотреблятькакиебытонибылоалкогольныенапитки. ПоэтомуВолодянепозволялсебеприкоснутьсядажекпиву. Мнекажется, втупоруонмогдействительнослужитьидеальнымпримеромдлямолодежи — классическийобразецтрезвости.
Нофактостаетсяфактом: Соловьевбылославленкакзлостныйпьяница, которогоиз-заэтогопороканивкоемслучаенельзядержатьвобщественнойписательскойорганизации.
Володяотчаяннозащищалсебя, своедоброеимя. Онподнялнаногивсеивсех. Однаконисправки, ниписьменныеотзывыврачей, полностьюопровергавшиеэтообвинение, ниактивноевмешательствокомиссии — ничтонемоглои