продавецсамымнаглымобразомобвешивает.
Явознегодовал:
— Меня, фронтовика, тысмеешьобвешивать?! Пристрелю, каксобаку!
Торговецсделалпредупреждающийжест:
— Слушай, ятебенемешалделатьтвоеделонафронте? Такитынемешаймоемуделувторговле!
Такаялогикаменяобезоружила…
ХочувамрассказатьиосамомдорогомдляменяНовомгоде. Дорогом — всмыслесуммы, нанегозатраченной…
ДелобыловконцевойнынаДальнемВостокевХабаровске. Отказавшисьоттрехконцертов, каждыйизкоторыхдалбымнепо 160 рублей (суммавтупору — громадная), яуговорилсвоихтоварищейпоследоватьмоемупримеруипойтинапросмотртрофейногофильма «СмертьРиббентропа». Таксообщилаодномуизнасдевушка, работавшаявоблисполкомеипригласившаянашуписательскуюгруппунаэтотфильм. Каккинематографистянемоготказатьсебевпросмотретакогоисторическиважногоматериала!
Когдаэтамилаядевушкаввеланасвложу, ужепогассветипошлизаглавныетитры.
Наэкранепоявиласькрупнаянадпись: «ЖизньРембрандта»…
Послевойны
Яхочу, чтобывыулыбнулись — прямосейчас!
НафронтекинооператорСоломонКоган, одесситпорождению, проявлялчудесахрабрости (либоунегоотсутствовала «извилинастраха») — онвсевремястремилсясниматьнаступлениенашихвойскснемецкойстороны…
ПослевойныСоломончикзагрустил. Немогсебенайтиделаподуше. МудраямамапредложилаСоломонупойтикСолянику, которыйкомандовалкитобойнымсудном, иотправитьсяснимвплавание.
— Нет, — возразилсын. — Онирасстреливаютнесчастныхживотныхизпушек. Вотеслибыпойтинаботике, сгарпуном, исразитьсясживотнымнаравных…
Чтонисделаетеврейскаямамадлясвоегосыночка, которыйвернулсяневредимымсвойны?..
Совершенноверно: онапошлакСоляникуиуговорилакапитанадатьвозможностьСоломончикузаснять «равныйпоединок» китобоевскитом.
Короче, фильмбылснят. ПоказанвысокомуначальствувМинистерствекинематографии. Картинупринимают, иминистрИванГригорьевичБольшаковизрекает:
— Пустьназывается «Советскиекитобои».
РасстроенныйКоганделитсясомнойсвоейбедой:
— Ктопойдетнафильмстакимназванием?!
— Соломончик, хочешьназвание, накотороесбежитсявесьнарод?
— Конечно, Онечка! Говори!
— «Бейкитов, спасайРоссию!»
— Название — гениальное, нонепойдет!
Действительно, тогда «непошло»…
НавойнекомандиромразведротымоейдивизиибылкапитанПетрЦушко. Человекнеобычайнойхрабростиирешительности. ОнбылуроженецОдессы.
Командиромразведротысоседнейдивизиибылтакжеодессит — капитанСеменГерман. Мычастовстречались. Ямогусказать, чтоэтидваофицераменяоченьлюбили. Любовьвыражаласьпо-разному. ЕслиуСениГерманаэтобылокакое-тоособоекомнеуважение, тоПетяЦушкобылчеловекпопроще. Еготеплоечувствовыражалосьвтом, Чтоониногдапосылалмнепакетикскусковымсахаром.
Кончиласьвойна, ив 1946 годуяпоехалотдыхатьвОдессу. Остановилсявгостинице «Красная» наПушкинскойулицеи, сидянабалконе, как-топередобедом, часовв 12 дня, увиделто, чтоменяпоразило: поулицегородаОдессышлимоидвафронтовыхтоварища: капитаны — ГерманиЦушко.
Яихокликнул. Когдаониувиделименя, бросилисьвгостиницуичерезминутубыливмоемномере, ая — вихобъятиях. Мыпо-братскирасцеловались, счастливые, чтовернулисьпослетакойвойныживымидомой.
Совершенноестественно, каждыйизнаспришелнесовсемцелым. Ониобабылираненывбоях, ая — дваждыконтужен, даплюс — переломноги, которыйсделалмоюлевуюкороче, дакровоподтек, окоторомяупоминал, рассказываяослучаевберлинскомметро.
— Таккудаидутмоидрузья-товарищи? Посвоимдомам?
— Нет. Домовнет… Иродителейнашихнету…
— Чтотакое?!
— Ихпряталисоседи, нокто-товыдал… — Обакапитанабылиевреями: иГерман, иЦушко…
— Кудажевытакрешительношагали?
— Мыидемквладыке.
АрхиепископТаврическийиКрымскийрасполагалсявПушкинскойцеркви, ибо, уходя, немцывзорвалиодесскийсобор.
Яспрашиваю:
— Такзачемвыидетеквладыке?
— Онзнает, ктовыдал!
— Неможетбыть!
— Авотнамсказали — точно.
— Хорошо. Тогдаяпойдусвами.
— Будемоченьрады, ИосифЛеонидович! Идемте!
Мыпошли. Церковьпомещаласьвконцеулицы, почтиоколовокзала.
Назвонокдверьнамоткрылслужка. Мысказали, чтоидемквладыке. Насповели…
Владыкооказалсятучнымчеловекомсбородой, какуКарлаМаркса.
Офицерыпредставились. Я — тоже. Онпротянулруку. Онирукуемупоцеловали, я — пожал.
Владыкоспросил:
— Чегопришли, детимои?
Онисказали:
— Внестиденьгинавосстановлениехрама.
— Скольковносите?
— Попятитысячкаждый.
Онпозвалслужку. Велелпринестиквитанционнуюкнигуипродиктовал:
— Пиши! Твояфамилиякак?
Петясказал:
— Цушко.
— Зейф (еврей)? — спросилнаидишвладыко.
Петяответил:
— Такточно. Дедушкаторговалмыломнабазаре.
— Помнюего, — кивнулвладыко. — Аты? — обратилсяонкСене.
— Герман! — ответилтот.
— ОтецработалуМенделя? Вмагазинеодежды?
— Нет. Этобылмойдядя.
— Ясно. Пиши! — повернулсяонкслужкеипродиктовал: — ОтприхожаниудейскоговероисповеданияЦушкоиГермана — навосстановлениехрама — десятьтысячрублей.
Капитанывыложилиденьги. Служкаихзабрал, выписалквитанциюиушел.
Когдамысноваосталисьодни, владыкопосмотрелнакапитановисказал:
— Нуатеперь, детимои, говорите: чегопришли?
Тогдаофицерырассказалиоцелисвоегопосещения.
Что, мол, такитак: жилинашистарики, ихпряталисоседи! Кто-товыдал, инашихродителейрасстреляли.
— Да-а, — сказалвладыко. — Накакойулицежили?
— НаКостецкой.
— Праваяилилеваясторона?
— Левая.
— Икакиеженомерадомов?
— Семьидевять.
Владыкоподумалипроизнес:
— Богатырчуквыдал.
Офицерыподнялись. Поднялсяия. Онивновьпоцеловалирукусвященнослужителю, аясказал:
— Идите, ребята, подождитеменя.
Икогдамыосталисьвдвоем, яспросил:
— Каквеличатьвасвмируприкажете, владыко?
Онответил:
— НиколаемИвановичем.
— НиколайИванович! Вызнаете, чтоэтоза «мальчики»?
— Моиприхожане.
— Нет, нет! Янеобэтом! Ктоониповоеннойпрофессии?
— Офицеры.
— Верно. Ноони — командирыразведрот! Этолюдиабсолютнойхрабростиивеликойсправедливости. Ивсе-таки, Божескоелиэтодело?!
— Чтоименно?
— ВедьонинайдутБогатырчукаиубьютего! Отомстятзасвоихродителей!
Владыкоусмехнулсяисказал:
— АБогатырчукниБогу, нилюдямненужен. Он — сволочь.
Язаметил:
— Новедьэтожесамосуд! Будет — самосуд! Все-такидляэтогоестьсоветскаявласть, котораядолжнарешатьвсепозакону.
Аонговорит:
— Милыймой! Естьлисоветскойвластивремявсемэтимзаниматься? Пускайрешаютсами.
Явышел. Сказалребятам, чтонеодобряюихзатею. Онипочтительновозразили, чтопросятпозволениярешитьэтотвопроссамим. Мыпопрощались. Япросилихвечеромкомнезайти.
Вечероммоитоварищипришли. Мыотправилисьужинать. Яспросил:
— Какбылодело? НашлиБогатырчука?
— Конечно! Мыобъявилиемуоцелисвоегоприхода. Дажеразрешиливыпитьнапоследокрюмкуводки.
Чтобыразрядитьобстановку, ярассказалребятамобОдессевременГражданской:
— Тобыловдвадцатьседьмом. Ужеприсоветскойвласти. Водномдомехозяйкадавалаобеды. Ахозяинлюбилпочитатьвслухгазету.
Приходитвнукиспрашиваетдедушку:
— ТакктотакойКарлМаркс, прокотороготычитаешь?
Дедпосмотрелудивленнонавнука:
— Ка-ак, тынезнаешь?! Онбылэкономист.
Мальчиксказал:
— КакнашатетяРоза?
Дедусмехнулсяиответил:
— НашатетяРозажеста́ршийэкономист!
Рассказалимиотомслучае, когдаяобедалуродителейЕфимаБерезина, которыйвыступалнаэстрадевместесЮриемТимошенко (ТарапунькаиШтепсель).
Хозяиндома — пожилойчеловек — былконтролеромвцирке. Вконцеобедасработы, тожеизцирка, вернулисьегодочьимладшийсын. Обабледныеивозмущенные: сына — уволили.
— Зачто? — удивилсяя. — Чтоонвциркеделал?
Старикневозмутимообъяснил:
— Онтамбросалкирпичи… Новместотогочтобыбросатьихвверхиловить, онумудрялсякидатьихназрителей. Вероятно, зрителямидирекцииэтонаконецнепонравилось…
Натомужинзакончился, имоифронтовыедрузьяушли…
Вспоминается (вдруг?!) вечервчестьочередногопраздникаПобедывЦентральномДомелитераторов. Гостямибылимногиепрославленныевоенные — ГероиСоветскогоСоюза, вихчисле — маршалГеоргийКонстантиновичЖуков. Ая, которыйпринималгостей, облачилсявформусолдата, таккакмоймайорскийаттестаттакиненашелменянивовремявойны, нипосле, хотяяисдалУставнаотлично…
Ивотввестибюлекомнеподходитнекийполковникиговорит:
— Язнаю, многиечленывашейсемьиучаствоваливбоях, былинафронте, нопочему-тониктонедослужилсядовысокихчинов?..
Этот «вопрос» имойответуслышалГеоргийКонстантинович, которыйподошелиобнялменя. Апотомзаменяпровозгласилзаздравныйтост.
Ответилжея «полковнику» следующее:
— Моихродных, ивчастностиИтина, которыйповторилподвигМатросова, — убивалидотого, когдаприходилапораполучатьочередныепогоны!
ЯвстретилЖуковаужеопальнымвКисловодске. Оншелпоаллеепрямонанас: наменяиГерояСоветскогоСоюза — моегодругаИльюМазурука.
Последнийбыстренькоотошелкклумбе «понюхатьцветочки». ЯнетолькопоздоровалсясЖуковым, нозаговорилсним: спросилоегосамочувствии.
Послетогокакмыразошлись, Мазуруквернулсяотклумбы. Ясказал:
— Будьмояволя, снялбыкчертовойматеристебяЗолотуюЗвезду! Ведькогдамаршалбылвфаворе, вывсеготовыбылиемуж…улизать! Асейчас?!. Нюхатьцветочкиотбежал?!
— Я-я… незаметил, чтоэтоЖуков… — потупившись, пробормоталМазурук.
Вотпоэтомуксвоим 95 годамяинеимеюниЗвездыГероя, низваниянародного: всегдаговорилиделал, чтоповелевалосердце. Конечно, понимая, чторискуюголовой. В 1937-мпомогалсемьямрепрессированныхРыковых, Мандельштамов, Штейнберга.
Именноэтимобъясняюналичиесвоейфамилиив «расстрельномсписке», опубликованномнескольколетназад «Литературнойгазетой». НеубериБогСталина, в 1953-мпроизошлабыдепортацияевреев, какэтослучилосьсчеченцами, ингушами, немцамиПоволжья…
Хотьяинеисповедовалиудаизм, дружилсослужителямиправославнойцеркви, получалблагословениеотпатриархаЧехословакии, явсегдаверилвБога — втого, ктонадвсеминами, когонадострашитьсявнеправедныхпоступкахичерныхделах.
Потому, когдаменянеоднократноспрашивали (особ