— всмокинге?
— Полагаете, чтоможетпрозвучатьнасмешкой? Хорошо! Тогда — выияпокупаемемухорошийчерныйкостюм. Гонитевашипятьсотмонет.
ЯпротянулКазакевичупятьсотенныхкупюр.
— Вотинашиполтыщи. ПокупатькостюмпойдетсВенеймояженаГалинаОсиповна.
— Аоннеобидится?
— Накого?
— Втакомпоходе — подприсмотромвашейсупруги — естьэлементнедоверия…
— Чтовыпредлагаете?
— ДатьВенеденьгинаматериал, акостюмсшитьвЛитфонде.
— Может, выиправы… УРискинда, конечно, нестандартнаяфигураиподобратьчто-нибудьподходящеедлянегобудетнелегко.
ЧерезмесяцКазакевичсообщил:
— ДеньгияРискиндуотдал. Материалаоннекупиликонцертныйкостюмсшитнебыл. ВеняотослалнашутысячувЛенинградсвоейплемянницеАнечке, дочериегоубитогонавойнебрата-капитана. Я, какинициаторэтогограбежа, хочувернутьвашудолю.
Услышавмойотказ, ЭммануилГенриховичсказал:
— Дружба, еслионанастоящая, довольнодорогаяштука. АразмыдрузьяВени, будемнестиидальшеэтоткрест… Япридумаюдлянегоещечто-нибудьвтакомжероде…
Ещеодинпамятныйразговор:
— Чтосочиняете, ЭммануилГенрихович?
— Должновампонравиться! Романоразведчиках, олюдях, действовавшихвтылуврага. Такимобразом, умоихбудущихгероевнавойну — особаяточказрения: онивидятгитлеровцевсоспиныиучаствуютвбоевыхсобытияхсдругойстороны. ВпоследнейглавехочуописатьвзятиеБерлина. Фактграндиозногозначения, ибоповерженацитадельсамогострашногозлависториичеловечества, даисамгород — неЖмеринка…
АлександрФадеев
Непомнюточногода… ЗвонитФадеев:
— Оня! ПриехалахозяйканашегоДомалитераторовграфиняОлсуфьева!
— Этоейпринадлежалособняк, гдетеперьклуб? Нуичто? Онатребуетегообратно?
— Нет. Хочетпосмотреть.
— Аяпричем?
— Мнесказали, чтоонапо-русскинеговорит, толькопо-немецки. Такчтопроводиее!
— Хорошо. Будуснейговоритьпо-немецки.
Черездвадцатьминут — второйзвонок:
— Яошибся! Говоритьнадопо-французски!
— Хорошо. Будуговоритьпо-французски, хотянепонятно: онажесмолянка, русская…
— Незнаю! — отвечаетФадеев. — Мнетаксказали, инечегорассуждать!
Язаехалзаэтойпочтеннойженщинойв «Националь» ипривезеенаПоварскую. Онавошлавдомиостановиласьпереддоскойсименамипогибшихнавойнеписателей, спросила:
— Кэскёсэ? («Чтоэто?»).
Яобъяснил. Дамаперекрестиласьиподняласьвзал. Увиделастоликиресторана, усмехнуласьисказала:
— Хорошо, чтолюструоставили!..
— Еетрудноменять: веситмного.
— Аоткудавытакхорошознаетефранцузский?
— Гвардииказак! — ответиля.
— Хочупройтитуда, — онакивнуланабалконвторогоэтажа, — посмотретьсвоюспальню: тамярожаласвоихдочерей.
Втойкомнатебылпартком. Яужаснулся:
— Вамбудеттяжелоподниматься, мадам. Вдоменетлифта.
— Ничего! Ядойдуповнутреннейлестнице.
Вотмыидем. Подходим. Дверьзакрыта. ОлсуфьеваееприоткрываетивидитВиктораСытина, что-топишущегоявноневпользупрежнейхозяйкидома…
— Чтоздесьтеперь? — спрашиваетменяона.
Иярешил: хватитдурачиться! Нарусскомужеязыкеотвечаю:
— Здесьнаходитсяпартийныйкомитет, мадам!
Итотчасонамнетожепо-русски:
— Ну, спасиботебе, гвардииказак!
Послеэтогомыперешлинарусский, ивизитвладелицынашегоДомалитераторовзавершился.
ВденьмоегопятидесятилетияполучилотФадеевачудесноеписьмо. Внембылостолькотеплотыидружбы!.. СейчасясдалеговЦГАЛИ.
Атогдавшуткуспросил: будетликакая-нибудьнаградамнекюбилею?
Онответил:
— ВечериужинтебеСоюззакатитпотрясающий! Почетубудет — вышеголовы! Аорден — вот! — ИСашапоказалмнедулю.
Памятуяорассказанноймнеисториимоегорождения, когдаголовабылаещевчревематери, адулятетиАниужелишиламенятысячирублей, — янеудивилсяинеогорчился. Новсе-такипоинтересовался:
— Этозачтоже?
— Затвойдлинныйязык! Дажеянемогуговоритьначальство!
Вспоминаю «свойязык». Шлоочередноедля 1948 годаосуждениекого-тоизлитераторов. Человекагорячоигромкообвиняливкосмополитизме.
Войдявпереполненныйзал, видязатравленноголитератора, которыйслабоотбивался, доказывая, чтоонне «космополит», я, несдержавшись, громковопросил:
— Чтоэтоувастутзамышинаявозня?! — Ипокинулзал. Несомневаюсь, чтонеодинизмоихсобратьевпоперуотправил «гневныевысказываниявмойадрес» наверх…
Авотв 60-егоды, ужепосле XX Съездапартии, мызашлисСашейвкафевозлеВААПа… итутжевышли: кто-тоизсидевшихтам, увидяФадеева, крикнул:
— Нучто? Доволенсвоей «работой»?!
Этот XX Съезд, осознаниеФадеевымтого, чтоон, святоверяСталину, многихобрекнакаторгуирасстрел, решилиисудьбуегосамого: Сашаоставалсячестнымчеловекомдосамогоконца…
Фадеевбылнагодмоложеменя. ПознакомилисьмыснимвРостовеибылидрузьями. Онисейчасвмоемсердце. Онверилвсоветскуювласть, авСталина — каквБога!
По-моему, этобыловдовоенныйпериод…
ГуляюявдолькремлевскойстеныпоАлександровскомусадуивижуидущегопомостикуФадеева. Онтожеменязаметилиспустилсявсад. Сказалнаухо:
— Оказывается, МишкаКольцовработалнатрииностранныеразведки! Моглибымыэтоподуматьонашемтоварище?!
— Еслитри, тотыдурак, Саша! СказатьтакоепроМишуКольцова!
— Этоты — триждыдурак, Оня: мнеэтотолькочторассказалсамтоварищСталин!
Воттак-то. Алетпять-шестьназад, впериод «перестройки», АркадийВаксбергопубликовалсписоктех, ктобылужеобреченнасмерть… Вэтом — сталинском — «расстрельномспискеинтеллигенции» набукву «П» — первымзначилсяя…
Втретийразваналогичном «списке» я — порассказамтех, ктоегочитал, — тожезначился. Этобылоужеврасцветеперестройки, когдасталовседозволено. Такойсписоксоставлялинаши, «доморощенные» фашисты. Думаю, никтоизнихневиделнимоихспектаклей, нифильмов, нечиталмоихпьес… Ведьэто — неандертальцы!
Еслибменяспросили: «КакимбылтворческийметодФадеева?» — ябыответилтак:
— Будучипротивникомромантизма, онбылпроповедникомсоциалистическогореализма, покоторому — сеготочкизрения — должнабылауспешнодвигатьсяотечественнаялитература.
Фадееввсегдастаралсясказатьмнедоброеслово, что-либоприятное.
Яинсценировал «Разгром». Сашепоступиломногопредложений, ноон, ознакомившисьсмоимтекстом, разрешилэтотолькомне. Исказал:
— Прекрасныйможетполучитьсяспектакль. Еслибыязановописал «Разгром», тотеперь — послепрочтениятвоейпьесы — использовалбыкое-чтоизтвоеготекстаиповоротовсюжета.
Премьерасостояласьчерез 13 летпослеуходаСашиизжизни: 25 декабря 69-гогода. ПьесапрошланасценеТеатраимениМаяковскогоболее 200 раз.
ЛевинсонаигралАрменДжигарханян, игралпотрясающе! Этобылаегоперваярольнамосковскойсцене.
Режиссерспектакля — МаркЗахаров — поставилдоэтоговТеатреСатирыпьесу «Банкет», которуюреперткомтутже — напросмотре — разгромил. Онабылазапрещена, аЗахаровуволен.
Ноянастоялнатом, чтобы «Разгром» поручилиименноему, ибоверилвеготалант. Ионоправдалнашинадежды. Триумфальнаяпремьера! Послетакогоуспеха, естественно, — товарищескийужин.
Произносязаздравныйтост, ясказалЗахарову:
— В «Сатире» увас «Банкет» закончилсяразгромом, атут «Разгром» — кончаетсябанкетом!
Судяпотрогательнойнадписи, которуюонначерталнасвоей, подаренноймнекниге — оннеобиделся…
ИещедвасловаонашемразговоресФадеевым: явернулсяизБурят-Монголии. ПришелвСоюз. Фадеевспросил:
— Ну, чтоделаютмонголы?
— Бурят! — ответиля.
КонстантинСимонов,ЕвгенийДолматовскийиМихаилСветлов
СимоновиДолматовский — этолюди, близкиемнепопрофессиииподуху.
5 июля 1995 годавДомеХанжонкова — бывшемкинотеатре «Москва» — проходилвечерпамятиКонстантинаСимоноваиЕвгенияДолматовского. Обаониродилисьв 1915 году.
Женеисполнилосьбывосемьдесятлет. Костя — наполгодамоложе, ая — на 15 летстаршеихобоих.
Началионисвоютворческуюдеятельностьвтупору, когдабылиживыипочитаемывеликиерусскиепоэтыпервыхтрехдесятилетийнынешнего — XX — века.
Скакоюжадностьюзвериной
Мымеждувоблойипшеном
Всыройнетопленойгостиной
ЧиталиБлокапередсном…
Многиестаралисьподражатькорифеям. НоЖенииКостиэтонекасалось: онидержалисьсвоегособственноголитературногостиляишлипосвоемулитературномупути.
ЕвгенийДолматовскийглавнымобразомивосновномписалстихи, словакпеснямисталбольшимпоэтом.
КонстантинСимоновзавоевалипоэзию, ипрозу, идраматургиютеатральную, исценарноедело. Этобылбольшойразностороннийталант.
Человекхрабрый, онвсювойнупрошелвоеннымкорреспондентом, истихиегозналаичиталавсястрана.
Силаобоихсостоялавгражданственности: всеоРодине, всеонейидлянее!
Нелегкоимбыло, когдалитературойкомандовалВАПП — ВсесоюзнаяАссоциацияПролетарскихПисателей. Отееударовгиблиипрозаики, ипоэты.
ВЛенинградерасстрелялиБорисаКорниловазавыступленияпротивЛАППа (ЛенинградскаяАссоциация).
В 1932-мВАППбылликвидирован. Вместонегов 1934 годусоздалиСоюзписателей.
Черезтригодаоба — ЖеняиКостя — сталиегочленами, талантливопродолжаясвоючестную, плодотворнуюработу.
Когданачаласьвойна — спервыхееднейдопоследнегопобедногочаса — иЖеня, иКостя — быливпереди, нафронте, ежедневнорискуяжизнью!
Итак, обаосталисьвбоевомстроюрусскойлитературыдопоследнегосвоегодня.
Яникогданезабудумоихдорогихдрузей: вечнаяимпамять!
Прошелфронт, побывалрядовымвокопахиМихаилСветлов: нелепый, долговязый, сутулыйподтяжестьюармейскойшинели. Онвсегдаоставалсясамимсобой, непереставаяшутитьииронизироватьвсамыхсложныхситуациях.
ВовремявойныМихаилСветловнафронтенаписалоСеменеКирсанове:
ОСветловенаписаномногоисследованийсерьезнымиспециалистами. АяпомнюМишувбыту, внашейлитературнойсреде… Мыбылиграмотными, образованными. Срединасвстречалосьмноготалантливыхлюдей. Ещеразповторю: наостроеслово, сказанноеколлегами, никтонеобижался…
Былтакойдобрыйчеловек — НаумЛабковский. Онпереводилспольского, новосновномсукраинского. Наеготворческомвечерекаждыйизнаспреподнесемусюрприз.
П