ердцем.
Ивэтомсердцехудожника — имевшемформупалитры — расположилисьшироковсецвета, существующиевдобротеиблагородстве.
Акакойэтобылмужиотец!
Вмоейархивной, гдепокоитсявсе, чтосделанозадолгиегодылитературноготруда: десяткипапоксмоими — поройнесбывшимися — надеждами. ВсеэторазмещеноподтремявисящимитамвеликолепнымиработамиНиколаяЖукова.
Иотяркостиэтихкартинвархивнойстановитсясветлее, потомучтоотнихисходитнеповторимоесердечноетепломоегодруга, частицыегодуши, вселяющиевменяверу, любовьинадеждунабудущее…
Когда, почтипослеполувековогоперерыва, яприехалвШвейцарию, решилпройтисьпоместамсвоегодетствавЛозанне. ЗашелвписчебумажныймагазинПайоипопросилпровестименякдиректору.
Человексреднихлетспросил: чемонможетбытьполезен?
— ПятьдесятлеттомуназадяучилсявЭкольНувэльиприобреталнужноемневвашеммагазине. Тогдадиректоромбылпочтенныйгосподин…
— Этомойдед.
— Онкомнетеплоотносилсяивсегдаделалскидку.
— Чеммогуслужитьвамя?
— Хочувыбратьполдюжиныхорошихмягкихкарандашей.
— Каквысказали, месье: «выбрать»?
— Да. Я — писательиработаюкарандашом.
— Анадолголимесьеунас?
— Нет. Уезжаючерезнеделю.
— Тогда — ничегонеполучится! Вамнехватитвремени.
— Почему?
— Потомучтоунасбольшешестидесятитысячкарандашейразличныхмарокистран.
ЯпоказалшвейцарскойписательницеКориннеБиль, когдаонабылауменявгостяхвМоскве, баснюСергеяМихалкова «Заяцвохмелю», присланнуюмнеСергеемнафронтстрогательнойнадписью: «Маршалусоветскойдраматургии, солдатуИосифуПруту — сбратскойлюбовью».
СтойпорыКориннапрозваламеня «генералом» иподэтим «титулом» вывелавсвоихкнигахопоездкахвСССР.
Этот «чин» прилипкомненастолькокрепко, чтоипосейденьмоишвейцарскиедрузьяилюдиизШвейцарии, ФранцииидажеАнглии, маломнезнакомые, обращаютсякомне, употребляятакойтитул.
ЯдействительнобылприравненкэтомузваниювпоследниегодывойныГражданской…
Нувот, пожалуй, — хватит!
Однаждыпододнойстатейкойяхотелподписаться: «ИосифПрут, междупрочим — драматург».
НоженаЛенасказала:
— Нет! Тыдраматургне «междупрочим»!