асешься!
ВобластивокалаРусланованикогданеимелапартнеров. Носоднимчеловекомонаобожалапетьдуэтом. Конечно, невоткрытыхконцертах, а — дома, длясебяитолькодлясвоих. Этобылнашобщийдруг — ВеняРискинд, личностьдалеконезаурядная, фронтовик, поэтибаянист, остроумныйписатель, удивительныйрассказчик, любимецИ. БабеляиЮ. Олеши.
ВместесРискиндом, подегомузыкальнымруководствомисегосопровождением, исполнялаРуслановасочиненнуюим, такуюлюбимуюеюпесню: «Письмомолодогосолдата».
Здравствуй, мама, роднаястарушка,
Ясегодняидувпервыйбой.
Набросаюфашистамигрушки
Испобедойвернусядомой!
Аигрушекимеюнемало…
Илиещеодну — «Огоньнаменя!» Начиналасьонатак:
Живымосталсянатомберегу
Изроты — одинлишькомроты…
УЛидииАндреевны, неполучившейникакогоспециальногообразования, былофеноменальноехудожественноечутье. Развивалаонастольредкоекачествопытливымзнакомствомсобширнойрусскойискусствоведческойлитературой. Многомуучилась, терпеливопереносяегобуйныйхарактер, усвоегодруга. Н. П. Смирнова-Сокольского. Аужон, поверьтемне, вэтомделеразбиралсядосконально. Ипредставьтесебе, выучилась!
КогдаленинградскиедрузьяРуслановой — гостеприимныесупругиНинаВасильевнаПельцериНиколайЯковлевичЯнетпринималинасусебя, хозяиндома, послеобеда, снялсостенысвоелюбимоеполотно — этобыл «Пастушок» кистивеликогоРепина — ипоказалегоЛидииАндреевне. Онасказала:
— Вещь, чтоиговорить — преотличная! ТольковотногиумальчонкинеИльяЕфимовичписал.
— Актоже? — спросил, вздрогнув, владелецкартины.
— Братегородной. ВедьпроизведениеэтоизПсковскойколлекции…
Экспертывскореподтвердилизаключениепевицы.
Иливотеще — втомжеЛенинграде. Жилимывсеобычновгостинице «Европейская». ТамлетомнаэстрадеСадаотдыхаодновременносРуслановойвыступалидругойгастролер — ВладимирЯковлевичХенкин.
Делобылоутром. Комнераздалсязвонок. Снявтрубку, яуслышалголосРуслановой:
— Собирайся, Анисим!
— Куда?
— Начетвертыйэтаж. Володякупилчто-тоинтересноеипроситнасзайти, чтобымыпосмотрелиисказалисвоемнение.
Яподнялся, встретилРуслановунаплощадкеивместеснейвошелвномерХенкина.
ВладимирЯковлевич, послеобычныхприветственныхпоцелуев, показалнамстоящийнакровати — вотличнойраме — писанныймасломпортретполногомужчины.
Яневольнозалюбовалсямастерствомживописца — работойявнополуторастолетнейдавности.
— Тропинин! — торжественнообъявилХенкин. — ПортретИванаАндреевичаКрылова! Уникум? А?!
Руслановавзялакартинувруки, внимательноееразгляделаисовздохомпроизнесла:
— Ну, чтонеТропинин, такэтонеобязательно: ошибитьсяможеткаждый. Ноизображен-тоинеКрылов!
— Актоже? — сразурасстроилсяХенкин.
— Это, Володя, собственнойперсонойМихаилСеменовичЩепкин! Былутебявпрошломтакойколлега!
ИтутнеошибласьРусланова! Воттак!..
ПоследниедвадцатьпятьлетсвоейжизниЛидияАндреевнабылаженойГерояСоветскогоСоюзагенерал-лейтенантаВладимираВикторовичаКрюкова — великолепноговоеначальника, командиракавалерийскогокорпуса, добрейшейдушичеловека.
Встретилисьбудущиесупругинафронтевсамоесуровоевремя, разделяявдальнейшемпоровнуднисчастьяигоря.
Втекороткиемоменты, когдаимудавалосьбытьвместе, Русланова, несмотрянасложностьбоевойобстановки, постоянноепередвижениеконныхимеханизированныхчастейкорпуса, всегдасамаготовилапищу. Большетого: кудивлениюнекоторыхженщин, вдомике, гдеостанавливалсяВ. В. Крюков, онасамамылаполы, занавешивалаокнакускамицветнойткани, стираламужубелье.
Отдаваявсезаработанныезаконцертыденьгивфондобороны, Руслановаподарилаармиипостроенныенаееличныесредствадвебатареи «Катюш».
Рейхстагдымился. Врагбылповержен. НаступенькахэтойтвердынигитлеризмасостоялосьпоследнеефронтовоевыступлениеРуслановой.
Онапела, стояпередпритихшимвойском, ауногеесиделибаянистыигармонисты. Онииграли, едваприкасаяськклавишам, стараясьнезаглушитьголоссвоейлюбимойартистки.
Когдая, чутьнезагнавконя, добралсядоБранденбургскихворот, концертбылужезакончен. Руслановауехала, солдатыдолгонерасходились, восторженноотзываясьобэтойженщине, такнапоминавшейкому — мать, кому — сестру, кому — женуилиневесту, тородноесущество, чтождетнедождетсясвоегозащитникатам, далеко, дома.
Когдамыхоронилинашуподругу, провожаяеевпоследнийпуть, явспомнилслова — определениемоегодеда, которыетакподходиликэтомугрустномусобытию:
— Ушелотнаснеповторимый, уникальный — штучный — человек!..
Вновьнародине
СледующиймойприездизШвейцариивРоссиюсостоялсяв 1910 году. МамаотвезламеняневРостов, акзнаменитойтетеАневОдессу. Врачипосчитали, чтовприморскомгородеклиматокажетсялучше.
ВденьнашегоприездаэтастараядамасобираласьотправитьсяхоронитьГорького. Новсвязистем, что, каквыяснилось, умернеАлексейМаксимович, аЛевНиколаевичТолстой, — онаосталасьдома.
Впорядкеотступленияскажу, чтов 1908-ммоямамасвозиламенякТолстомувЯснуюПоляну (втупорутакиепаломничествавсредеинтеллигенциисчиталисьхорошимтоном). Визитбылнедолгим. Помнютолько, чтоЛевНиколаевичудивилсяипохвалилмойсовершенныйфранцузский.
Итак, тетяАнявОдессезанималаобширнуюквартирунавторомэтаже. АнатретьемжилиВайсбейны. Ихсын — Лёдя — сталвпоследствиизнаменитымсоветскимэстраднымартистомЛеонидомОсиповичемУтесовым. Продружилимыснимвсюжизнь…
НовтупоруэтобылученикгимназииФайга — мальчикнапятьлетстаршеменя. Оченьнезависимый, весьмаспособныйкпению. Крометого, Лёдяуспешнозанималсяигройнаскрипке.
Вайсбейныдержалисвоихдетейвстрогости, иуЛёдиникогданеводилосьлишнихпятикопеекнамороженое, котороеонобожал!
Деньгивсегдабылиуменя: ими — вдостаточномколичестве — снабжалатетяАня, ипоэтомуясрадостьюугощалсвоегоновоготоварища.
Надовамзнать, дорогойчитатель, чтотетяАнявозмечталасделатьизменяпианиста, чемусиленноизанималась: оназаставляласвоегобедноговнучатогоплемянникаежедневнопосещатьизвестнуюмузыкальнуюшколуСтолярского.
Яжеужаснонехотелстановитьсяпианистом, чемиподелилсясЛёдей.
Онрешительнозаявил:
— Двепорциимороженого, иятебепомогу! Можешьбытьуверен.
Действительно, втотжевечеряуслышалегоразговорсмоейпочтеннойродственницей:
— Совершеннонепонимаю, АннаЯковлевна…
— Интереснознать, чеготы, Лёдя, непонимаешь?
— ПочемувыводитесвоеговнукакСтолярскому? ВедьуОнинетникакогомузыкальногослуха!
— Дурак! — ответилатетя. — Причемтутслух? Егожетамбудутучитьиграть, анеслушать!
Теткахорошознала, чтослухуменяотменный.
ТогдапроблемумоегомузыкальногообразованияЛёдярешилприкончитьдругимспособом. Усоседаспервогоэтажа — портногопопрофессии — ондосталбольшиеножницыисоставилтекстмоейдекларации. ЯвыучилеенаизустьивечеромзаужиномпригрозилтетеАне:
— Еслитыотменянеотстанешь, я — вотэтиминожницами — выстригувсеструнывтвоемпианино!
Знаяпонаслышкеомоем — дажевдетскомвозрастепроявлявшемся — крутомнраве, тетяменябольшенебеспокоила. Ияпианистомнестал.
Лёдя, втупоруужеотличавшийсяостроумием, рассказалмнебеседустариков, подслушаннуюимвГородскомсаду:
«— Нуичтоновогоувгазетах?
— ВэтомгодуСумскойгусарскийполкпроведетлетоувЧугуеве, аЧугуевскийгусарскийполк — увСумах.
— Азачем? Какаяразницаувих?
— Неужеливынезнаете?! Сумскойноситдоломансиний, ачахчуры (бурки) красные! АЧугуевский — доломанкрасный, ачахчуры — синие.
— Непонятно. Зачемгонятьстольколюдей, когдаможнобылобыпростопеременитьихштанов?!»
Непомню, вэтотлиприездиливдругой, номысЛёдей, какобычно, прогуливалисьпоПриморскомубульвару. Однаждыприселинаскамейку, гдерасположиласьгруппапочтенныхстариков. Одинвслухчиталгазету:
— НовостисПарижу. НаирадромеляБуржелетчикПегусделалуввоздухечетыремертвыепетли.
Послепаузыодинизстариковспросил:
— Адляевреевэтолучшеилихуже?..
РодителиЛёдиоченьтеплоотносилиськомне — больномутуберкулезоммальчику.
Как-тоясиделунихввоскресеньеичиталкупленныйимидляменядетскийжурнал «Мурзилка». РядомнаходилсяпапаВайсбейн, углубившийсявгазету. Авсоседнейкомнатестаршаядочьэтойуважаемойсемьивелареволюционныйкружок. Еесвниманиемслушаличетверомолодыхрабочих.
Говорилаонагромко, поэтомумыобауслышалиеевосторженныйвозглас:
— Вдумайтесь, товарищи! Какойвеликийлозунг: «Пролетариивсехстран, соединяйтесь!»
ПапаВайсбейнвстал. Снялпенснеи, открывдверь, сказалдочери:
— Толконеуменевквартире!
ТетяАнятожеделалавсевозможное, чтобыотвлечьменяотмыслейоболезни. ОначиталавслухКонанДойля, егорассказыоШерлокеХолмсе, сопровождаяихсвоимкомментарием. Аоднуисториюдажевыдумаласама. ЕеонарассказаламнеиЛёде. Ядосихпорпомню:
«Представьтесебе, дети, городЛондон, гдеживетэтотвеликийчеловек… ВтоутрознаменитыйсыщиксиделукаминавсвоемрабочемкабинетенаБейкер-стритичиталгазету. Кто-топостучалвдверь.
— Войдите! — сказалШерлокХолмс.
Ивошелегодруг — докторВатсон. Незнаю, какойонбылдокторкакврач, ноХолмсу — верныйпомощник. Вошелисказал:
— Здравствуйте, Холмс!
— Здравствуйте, Ватсон. Нообъясните, почемувыноситеголубоебелье?
Ватсоннеудержалсяотвосхищения:
— Холмс! Вы — гений! Откудавамсталоизвестно, чтоясегоднянаделголубыекальсоны?!
Великийсыщикответил:
— Потомучтовыпришлибезбрюк!»
В 1911 году, когдаяприбылвРостов, дедрешилвзятьменяссобойвпоездкупокрестьянскимхозяйствам. Ведьфирманазывалась: «Прутивнук»! АпоставщикамибылимногочисленныекрестьянскиехозяйстваДонаиКубани.
— Привыкайкделу! — сказалдедушка. Имыпоехали.
Экипажбылпросторный. ЛошадьпокличкеВаська — могучееживотное. Кучер — Семен, глухонемой. Носдедомониотличнообъяснялисьжестамиипрекраснопонималидругдруга.
Быложаркоелето. Имнезахотелосьпить. Мыкакразпроезжалимимонебольшогохутора. ДедткнулСеменавспину. Пролеткаостановилась. Напорогедомикапоявиласьегохозяйка — молодаякрасиваяказачка.
Дедсказалмне:
— Ну, колихочешьпить, заказывай!
Яобратилсякженщине:
— Будьтелюбезны… Можномнечего-нибудьхолодного: ужаснаяжажда!
Казачкапоклониласьиспустиласьвпогреб. Онавынеслаоттудаглечик — большойглиняныйсосуд, наполн