«Сейчас будут выносить тело», — промелькнуло в голове у Корделии.
— Я не знаю, где кухня, — пробормотала она.
Его глаза сузились.
— Не знаете, мисс? Так вы здесь гостья? Сюда, пожалуйста.
Кухня находилась в задней половине дома. Здесь пахло специями, маслом и томатным соусом, и ей немедленно вспомнился вкус итальянских блюд, которые они пробовали с отцом. Мисс Лиминг снимала с подноса чашки. Из электрического чайника уже шел пар. Полицейский не думал оставлять их одних. Корделия подала голос:
— Можно вам помочь?
Мисс Лиминг не подняла на нее глаз.
— В этой коробке печенье. Положите его на поднос. Молоко в холодильнике.
Корделия задвигалась, словно автомат. Бутылка молока показалась ей тяжеленной сосулькой, коробка с печеньем не поддавалась ее ослабевшим пальцам, и она сломала ноготь, пытаясь снять с нее крышку. Ей бросились в глаза кое-какие детали украшения кухни: настенный календарь со святой Терезой Авильской — дамой со странно удлиненным бледным ликом, напоминающим лицо мисс Лиминг, принявшей святой сан; фарфоровый ослик с соломенной шляпкой на печальной головке, навьюченный двумя корзинками с искусственными цветами; огромный голубой сосуд с коричневыми пасхальными яйцами.
Подносов нашлось два. Констебль взял у мисс Лиминг тот, что побольше, и проводил ее в холл. Корделия последовала за ними со вторым подносом, прижимая его к ключицам, как ребенок, добившийся привилегии помочь матери. Их встретили мучимые жаждой полицейские. Взяв чашку, Корделия вернулась на свой стул.
С улицы донесся звук еще одного подъехавшего автомобиля. В холле появилась женщина средних лет в сопровождении шофера. Сквозь густой туман усталости до Корделии донесся ее высокий, не терпящий возражений голос:
— Дорогая Элиза, да как можно! Немедленно в колледж! Нет, я настаиваю! Где главный констебль?
— Его здесь нет, Марджери, но господа полицейские очень любезны.
— Тогда оставь им ключ. Когда все окончится, они запрут дом. Не можешь же ты оставаться здесь всю ночь одна!
Последовали слова знакомства и торопливые переговоры, в которых доминировал голос вновь прибывшей дамы. В ее сопровождении мисс Лиминг поднялась наверх и уже через пять минут вернулась с легким чемоданчиком и перекинутым через руку плащом. Шофер дамы и один из детективов проводили их к выходу. Никто из них не удостоил Корделию даже взглядом.
Еще через пять минут инспектор подошел к Корделии, держа в руке ключ.
— Нам придется запереть дом на ночь, мисс Грей. Вам пора домой. Вы собираетесь ночевать в коттедже?
— Я провела бы там еще несколько дней, если майор Маркленд не станет возражать.
— Вы выглядите такой усталой! Один из моих друзей отвезет вас туда в вашей машине. Завтра мне потребуются письменные показания. Не могли бы вы прийти в участок прямо утром, после завтрака? Знаете, где он находится?
— Да, знаю.
Крошка «мини» устремилась следом за полицейской «пандой». Полицейский за рулем вел машину быстро, лихо вписываясь в повороты. Голова Корделии моталась по спинке сиденья и время от времени стукалась о плечо водителя, одетого в рубашку с короткими рукавами, и тепло его тела сообщало ей чувство успокоенности. В открытое стекло врывался не успевший остыть ночной воздух, мимо неслись низкие облака, среди которых начинал брезжить тусклый утренний свет. Она не узнавала дорогу, время утратило былой размеренный бег. Когда машина внезапно замерла, она с минуту сидела неподвижно, не понимая, что стряслось, пока наконец не узнала живую изгородь, зловеще нависшую над дорогой, и ветхую калитку. Она была дома. Водитель спросил:
— Это здесь, мисс?
— Да, здесь. Но я обычно ставлю машину чуть подальше, справа. Там есть рощица, в которую можно заехать.
— Хорошо, мисс.
Он вышел из машины, чтобы перекинуться словечком со вторым водителем. Последние несколько ярдов ночного путешествия были преодолены с черепашьей скоростью. Наконец полицейская машина укатила прочь, и Корделия осталась у калитки в полном одиночестве. Потребовалось усилие, чтобы распахнуть ее, преодолевая сопротивление мощных сорняков. Она побрела к задней двери коттеджа, шатаясь, как пьяная. Вставить ключ в замок тоже оказалось непростой задачей, но она кое-как справилась и с ней. Ей не пришлось больше ни прятать пистолет, которого у нее теперь не было, ни заклеивать окна. Ланн погиб, а она осталась жива. Ни разу еще она не возвращалась сюда вечером не чувствуя усталости, но никогда усталость не бывала такой убийственной. Она вскарабкалась вверх по лестнице, засыпая на ходу, и замертво свалилась на кровать поверх спального мешка.
Прошло несколько дней, показавшихся Корделии долгими месяцами, — и она снова присутствовала на коронерском следствии. Оно проходило так же неторопливо и неброско, как и прежнее, когда умер Берни, но имелось и отличие. Здесь не было случайных лиц, скучающих на задних сиденьях, — вместо них зал наполнили скорбные коллеги и друзья, в ушах гудели приглушенные голоса, юристы и полицейские шепотом вели последние переговоры — словом, событие определенно относилось к разряду исключительных. Корделия догадалась, что седовласый господин, сопровождающий мисс Лиминг, был ее адвокатом. Он был любезен, но вовсе не подобострастен с полицейскими чинами, предупредителен с клиенткой, и, глядя на него, она думала, что все они собрались здесь просто для скучной формальности, внушающей не больше тревоги, чем воскресная молитва.
Мисс Лиминг была очень бледна. На ней был серый костюм — тот самый, в котором Корделия увидела ее впервые в жизни у дверей своей конторы, но на этот раз дополненный черной шляпкой, черными перчатками и черным газовым платком на шее. Женщины избегали смотреть друг на друга. Корделия выбрала себе местечко на краю скамьи и уселась там в гордом одиночестве. Молодые полицейские адресовали ей улыбки, в которых одновременно читались жалость и желание приободрить ее.
Мисс Лиминг приступила к показаниям негромким, спокойным голосом. Она уклонилась от клятвы, чем явно опечалила своего адвоката. Однако в дальнейшем у него не возникало оснований для тревоги. Сэр Рональд был подавлен смертью сына, заявила она, и винил себя за то, что не догадывался о затруднениях Марка. Он говорил ей, будто собирается обратиться в частное детективное агентство. Знакомство с мисс Грей и доставка ее в Гарфорд-Хаус — на ее совести. Вначале намерение сэра Рональда вызвало у нее возражения, ибо она не видела в этом нужды и опасалась, что всякие бесплодные копания будут только напоминать сэру Рональду о трагедии. Она не знала о револьвере мисс Грей, не знала и о том, что сэр Рональд отобрал у нее оружие. Она не присутствовала при их первой беседе. Сэр Рональд водил мисс Грей взглянуть на комнату сына, пока она искала для нее его фотографию.
Коронер корректно поторопил ее перейти к рассказу о смерти сэра Рональда.
Мисс Грей появилась у них в половине одиннадцатого с минутами для первого отчета. Она как раз проходила через холл, когда увидела девушку. Мисс Лиминг указала ей на позднее время, однако мисс Грей сказала, что хочет отказаться от расследования и вернуться в город. Тогда она провела ее в кабинет, где работал сэр Рональд. Они пробыли вместе минуты две. После этого мисс Грей вышла из кабинета, и обе женщины направились к ее машине; разговаривали они мало. Мисс Грей сказала, что сэр Рональд попросил ее вернуться утром, чтобы забрать причитающиеся ей деньги. О пистолете речи не заходило.
Примерно за полчаса до этого сэру Рональду позвонили из полиции и сообщили, что его ассистент по лаборатории, Кристофер Ланн, погиб в автомобильной катастрофе. Она не сообщала мисс Грей об этом событии перед их беседой с сэром Рональдом; ей просто не хватило времени: девушка немедленно прошла в кабинет. По словам мисс Лиминг, они стояли у машины и прощались, когда раздался выстрел. Сначала она решила, будто это выстрел глушителя на дороге, но потом догадалась, что звук донесся из дома. Они ринулись в кабинет и обнаружили сэра Рональда уткнувшимся головой в письменный стол. Пистолет выпал из его руки и лежал на полу.
Нет, сэр Рональд никогда не говорил ей ничего о самоубийстве. Его подкосила смерть Ланна, но утверждать что-либо очень трудно, так как сэр Рональд всегда скрывал свои чувства. Последнее время он упорно работал и после смерти сына стал не похож на самого себя. Но мисс Лиминг и в голову не могло прийти, что такой человек, как сэр Рональд, способен наложить на себя руки.
Затем последовали показания полицейских — уважительные, профессиональные, но не вызывающие ни малейших сомнений, что все это для них далеко не в новинку: они видели и не такое и увидят еще не раз.
Следом выступили медики, в частности патологоанатом, давший подробные, но явно излишние с точки зрения суда показания о том, что происходит с человеческими мозгами, когда в них вонзается 90-граммовая пуля с определенными баллистическими характеристиками. Коронер сказал:
— Вы слышали показания полицейских, согласно которым на курке пистолета имеется отпечаток большого пальца сэра Рональда Келлендера, а на рукоятке — отпечаток его ладони. Каковы ваши выводы?
Патологоанатом был несколько удивлен вопросом о каких-либо самостоятельных выводах, однако ответил, что сэр Рональд определенно спустил курок большим пальцем, приставив пистолет к голове. По мнению патологоанатома, так, вероятно, удобнее всего держать оружие, что подтверждается формой входного отверстия.
Последней давала свидетельские показания Корделия. Она поклялась на Библии, хотя перед этим задумалась, насколько это честно и не последовать ли ей примеру мисс Лиминг. В ее жизни случались минуты, особенно солнечным пасхальным утром, когда она жалела, что не может искренне назвать себя настоящей христианкой; однако всю остальную часть года она не испытывала ни малейших сомнений, кем на самом деле является, — неизлечимым агностиком, подверженным непредсказуемым припадкам веры. В зале суда она решила, что не может позволить религиозным соображениям взять верх над простой необходимостью. Ложь, которую она собиралась произнести, не станет менее отвратительной, если она усугубит ее святотатством.