— Скажем, для самозащиты — во что я не очень-то верю — или чтобы защитить еще кого-то. Мотивы могут быть разными — любовь, страх, чувство справедливости. Не думаю, чтобы вы общались с кем-нибудь по этому делу долго и прониклись глубоким чувством, так что любовь оставим в стороне; я также думаю, вас нелегко запугать. Так что поговорим о справедливости. Очень опасный принцип, мисс Грей.
Ей было не впервой сидеть на допросе. Кембриджская полиция отнеслась к своим обязанностям со всем рвением. Однако впервые ее допрашивал человек, который знает: знает, что она лжет, что Марк Келлендер не накладывал на себя руки, — знает, в отчаянии подумала она, все, что только требуется знать. Приходилось смотреть в глаза реальности. Конечно, уверенности у него быть не может. Никаких признаваемых судом доказательств у него нет и никогда не будет. Никто из живущих на земле не сможет раскрыть ему правду, кроме Элизабет Лиминг и ее самой. Она же не собиралась проговариваться. Пускай Дэлглиш таранит ее волю всей своей неопровержимой логикой, добротой, любопытством, вежливостью, терпением — ничего она не скажет, и нет в Англии способа, чтобы принудить ее изменить решение.
Не дождавшись ее реакции, он жизнерадостно сказал:
— Что ж, посмотрим, чего мы достигли. В результате своих розысков вы заподозрили, что Марк Келлендер мог пасть жертвой убийства. Мне вы в этом не признались, но ясно высказали свои подозрения сержанту Маскеллу из кембриджской полиции. Затем вы вышли на след старой нянюшки его матери и выведали у нее что-то о его детстве, о женитьбе Келлендера, о смерти миссис Келлендер. Следующий ваш шаг — посещение доктора Гледвина, терапевта, пользовавшего миссис Келлендер перед ее смертью. Прибегнув к хитрости, вы выведали группу крови Рональда Келлендера. Смысл заниматься этим существовал только в случае, если вы заподозрили, что Марк родился не от брака тех, кто считался его родителями. Затем вы сделали то, что сделал бы на вашем месте и я: побывали в Сомерсет-Хаусе и ознакомились с завещанием Джорджа Боттли. Разумный шаг. Если пахнет убийством, всегда разузнайте, кто от него выигрывает.
Выходит, он пронюхал и про Сомерсет-Хаус, и про звонок доктору Винэйблсу. Что ж, этого следовало ожидать. Он относит ее к категории людей, наделенных таким же умом, как и он сам: она вела себя точно так же, как повел бы на ее месте и он. Пока она помалкивала. Он сказал:
— Вы не упомянули о своем падении в колодец. В отличие от мисс Маркленд.
— Случайность. Я ничего толком не помню. Должно быть, я решила обследовать колодец и потеряла равновесие. Он все время не давал мне покоя.
— Вряд ли это случайность, мисс Грей. Вы не в состоянии отодвинуть крышку, не вооружившись веревкой. Мисс Маркленд споткнулась о веревку, только она оказалась аккуратно смотанной и припрятанной в траве. Стали бы вы снимать ее с крюка, если бы просто обследовали колодец?
— Не знаю. Я не помню ничего из того, что случилось до падения. Помню лишь, как плюхнулась в воду. Что-то не пойму, какое это имеет отношение к смерти Рональда Келлендера.
— Возможно, самое прямое. Если кто-то попытался вас укокошить, а я думаю, так и произошло, то этот человек прибыл из Гарфорд-Хауса.
— Почему?
— Потому что покушение на вашу жизнь было, видимо, связано с вашим расследованием обстоятельств смерти Марка Келлендера. Для кого-то вы стали представлять опасность. Убийство — дело серьезное. Профессионалы не любят за это браться, если нет абсолютной необходимости, да и любители не так рвутся убивать, как вы, возможно, воображаете. Вы стали для кого-то очень опасной женщиной, мисс Грей. Кто-то накрыл колодец крышкой; не провалились же вы сквозь деревяшку.
Корделия предпочла отмолчаться. Какое-то время стояла тишина, потом он снова заговорил:
— Мисс Маркленд рассказала мне, что после того, как она вытащила вас из колодца, ей не хотелось оставлять вас одну. Но вы настояли на ее уходе. Вы заявили, что не боитесь остаться в коттедже одна, потому что у вас есть пистолет.
Корделия поразилась, насколько болезненным может оказаться любое, даже мелкое предательство. Но разве у нее есть право винить мисс Маркленд? Уж наверное, инспектор взялся за нее с умом и убедил, что ее откровенность — в интересах самой Корделии. Теперь и она может совершить предательство. Кстати, такое объяснение придаст ее словам вес, ибо они не станут прегрешением против правды.
— Мне хотелось от нее избавиться. Она рассказала мне кошмарную историю о своем незаконнорожденном ребенке, свалившемся в этот колодец и утонувшем. Я только что сама спаслась оттуда же. Я не желала этого слышать, просто не могла вынести. Я наврала ей про пистолет, чтобы заставить ее уйти. Я не просила ее исповедоваться мне, это было несправедливо. Она взывала о помощи, но мне нечем было ей помочь.
— А может быть, вы хотели избавиться от нее по другой причине? Разве вы не знали, что вашему обидчику предстоит вернуться, чтобы снова снять с колодца крышку и представить вашу гибель как несчастный случай?
— Если бы я действительно считала, будто мне грозит опасность, то, наоборот, умоляла бы ее забрать меня с собой в Саммерсет-Хаус. Разве бы я осталась ждать в коттедже одна, не имея пистолета?
— Нет, мисс Грей, тут я вынужден поверить. Вы бы не стали сидеть ночью в коттедже одна без пистолета.
Впервые Корделию охватил отчаянный страх. Игрой уже не пахло. Все это никогда и не было игрой, хотя допрос в кембриджской полиции отчасти напоминал формальное состязание, результат которого предсказуем и оттого не вызывает тревоги, поскольку один из соперников не ведает, что втянут в игру. Теперь же все было по-настоящему. Если он обманом, убеждением, силой заставит ее сознаться, она очутится в тюрьме по статье за сокрытие преступления. Сколько лет дают за сокрытие убийства? Она прочла где-то, что тюрьма Холлоуэй пропитана мерзким запахом. У нее заберут ее одежду. Она будет томиться в камере, как в клетке. За хорошее поведение могут сократить срок, но как можно хорошо себя вести в тюрьме? Возможно, ее отправят в открытую тюрьму. «Открытая»! В самой терминологии заложено противоречие. А как она станет жить дальше? Где возьмет работу? Какова степень личной свободы человека, на котором общество поставило клеймо отверженного?
Участь мисс Лиминг тоже вызывала у нее ужас. Где она сейчас? Она не смела спрашивать об этом Дэлглиша, да и само имя мисс Лиминг они почти не упоминали. Может быть, она прямо сейчас находится в одной из комнат Нью-Скотланд-Ярда, может быть, ее тоже допрашивают? Насколько на нее можно положиться, если к ней применят давление? Собираются ли они устроить заговорщицам очную ставку? Вдруг сейчас распахнется дверь, и к ним в кабинет введут мисс Лиминг — осознавшую вину, полную раскаяния и язвительных упреков? Кто из них окажется слабее?
До нее донесся голос инспектора. Кажется, он жалеет ее.
— У нас есть кое-какие свидетельства того, что в ту ночь пистолет находился у вас. Один человек, проезжавший милях в трех от Гарфорд-Хауса, сообщил, что увидел на обочине машину, но, остановившись, чтобы спросить, чем можно помочь, был встречен пистолетом, зажатым в руке молоденькой женщины.
Корделия вспомнила, как в сладкий аромат и тишину летней ночи ворвалось его горячее дыхание и крепкий алкогольный запах.
— Он был, наверное, выпивши. Думаю, полиция остановила его в ту ночь и попросила дыхнуть, вот он и выдумывает. Не знаю, зачем ему это понадобилось, но он говорит неправду. У меня не было пистолета. Сэр Рональд забрал его у меня в первый же вечер в Гарфорд-Хаусе.
— Столичная полиция задержала его, но он оказался не так сильно пьян. Думаю, он будет настаивать на своей версии. Он говорил очень уверенно. Конечно, он вас пока не опознал, зато смог описать машину. Ему показалось, будто у вас трудности с двигателем, вот он и остановился предложить помощь. Вы неверно поняли его намерения и пригрозили пистолетом.
— Я отлично поняла его намерения. Но пистолетом я ему не грозила.
— Что вы ему сказали, мисс Грей?
— «Оставьте меня, или я вас убью!»
— Коль скоро у вас не было оружия, угроза, выходит, была ничем не подкреплена?
— В любом случае я не стала бы его убивать! Но это заставило его убраться.
— Так что же произошло на самом деле?
— У меня в ящичке для перчаток лежал гаечный ключ. Когда он просунул голову ко мне в окно, я схватила гаечный ключ и пригрозила ему им. Только никто в здравом уме не принял бы гаечный ключ за пистолет!
Он и не был в здравом уме. Единственный человек, видевший ее в ту ночь с пистолетом в руках, — тот нетрезвый водитель. Она знала, что одержала пусть маленькую, но победу, поборов желание изменить собственную версию. Берни был прав; она вспомнила его совет, вернее, совет главного инспектора, и она представила, как он произносит его своим глубоким, хрипловатым голосом: «Если вас искушают, стремясь выманить признание, не отходите от своих первоначальных показаний. Ничто не воздействует на присяжных лучше, чем последовательность. Я бывал свидетелем триумфа самой нелепой защиты только благодаря тому, что обвиняемый не отступал от своей версии. В конце концов, это всего-навсего борьба ваших слов с чужими; при наличии знающего советчика это уже половина пути к обоснованному сомнению».
Инспектор снова что-то говорил. Корделия тщетно пыталась сосредоточиться на его словах. Последние десять дней ей не удавалось толком выспаться — возможно, виной тому была постоянная усталость.
— Думаю, в ту ночь, когда его настигла смерть, Крис Ланн нанес вам визит. Не вижу иной причины, зачем ему понадобилось мчаться именно по этой дороге. Один из свидетелей аварии показал, что его фургончик вылетел откуда-то сбоку так шустро, будто за ним гнались все черти из ада. Его кто-то преследовал — не вы ли, мисс Грей?
— У нас уже заходил об этом разговор. Я ехала на встречу с сэром Рональдом.
— В такой час? И в такой спешке?
— Мне хотелось срочно увидеться с ним, чтобы сообщить свое решение — не продолжать больше расследование. Мне не хотелось ждать.