Первым делом долго моюсь в душе, скоблю ногтями кожу, потому что действительно после такого отвратительного секса хочется почиститься. Смыть любые о нем воспоминания, оттереть следы близости. Спускаюсь вниз — Ванины родители у себя, к счастью, первый этаж пустой. Достаю из своей сумки спортивный костюм и быстро переодеваюсь в туалете. Делаю себе горячий чай с ромашкой, а потом… потом достаю из сумки сигаретку. Как-то год назад приятельница забыла у меня пачку, а я почему-то не выбросила ее, и постепенно скурила. Теперь беру время от времени. Неделю нет, две - нет, а потом раз - и выкурю штучку на балконе. Когда редко и в малых дозах - никотин действительно успокаивает нервы.
Сижу на крылечке кухни, ведущему на террасу, курю. На чай горячий в чашке дую, греюсь об него, покашливаю. Прохладно на улице. Думаю, что же мне делать. Если бы я не знала его прежнего, если бы он не спас меня… не любил после, будь на его месте любой другой мужчина, я бы уже вызвала такси и уехала, забыв эту ночь как страшный сон. Никакого удовольствия, лишь пустоту она оставила, мерзкий осадочек да ощущение, что использовали. Кто бы мог подумать, что после секса с Ваней грязной себя почувствую. Помылась тщательно, но еще хочется.
За спиной кто-то ходит. Судя по шагам — Ванина мама. Хлопает дверцей холодильника. Потом замирает, видимо, заметив меня, стоит с полминуты. И уходит молча. Плевать ей на меня, сжимающуюся в комочек, опустившую голову.
Плохо мне. Очень, очень плохо. Надо успокаиваться и вытаскивать себя. Жила эти годы надеждой, а сейчас новый стимул нужен. Цель. Не нужна я Ваньке. Наверное, действительно, этот секс был лишним.
Вновь шаги. А затем мне на плечо опускается тяжелая рука — Ванин папа решил составить компанию.
- Ты как, дочка? - спрашивает тихо, а тон родной-родной. Непривычно даже, но приятно. Только теперь реветь хочется сильнее; когда жалеют — всегда так, повод расслабиться и отдаться на волю чувств. Поднимаю глаза и вижу - по-доброму на меня смотрит, с искренней заботой. Едва не начинаю жаловаться от одного лишь этого.
- Хорошо все, спасибо.
- Эх, дочка-дочка, - вздыхает он, стоит еще недолго, пытаясь подобрать слова, ему сложно, но старается. Спасибо за попытку, мне это важно, честно слово. Я отворачиваюсь, и спустя некоторое время он уходит, вздохнув напоследок. Он все понял. Поднимаясь по лестнице, бормочет что-то вроде: поганец, мало пороли, ох мало.
Ванин папа уходит к себе наверх, через несколько минут я тоже ложусь спать в гостиной. Просыпаюсь на рассвете опять-таки от боли в горле и невозможности дышать носом. Еще этот кашель сухой, неприятный бьет несколько минут. Голову кружит, слабость. Завариваю чай, сажусь на полюбившееся местечко на террасе. Курю, пью согревающий ароматный напиток, параллельно вызывая через сайт такси, потому что так дешевле. А на улице-то до чего хорошо. Чудесно! Тихо, тепло, как обычно бывает после грозы. Насыщенный озоном утренний воздух тяжелый, сочный, он увлажняет кожу, волосы, окутывает, словно в СПА побывала. Середина лета. Трава зеленая, густющая — хоть ложись на нее да загорай без пледа в одном купальнике. Хорошо за городом, много простора. Но пора валить домой. Давно пора.
К дому машина подъезжает, для такси слишком быстро. Даже думать не хочу, пьяный ли он вернулся за рулем и где вообще был. Закрывает ворота громко, неумело, там трубу нужно сначала в левый паз вставлять, потом приподнять — и в правый, он и не в курсе этого. Собака лает-заливается, цепь норовит порвать. Ваня рявкает на нее. Напрягаюсь, когда заходит в дом и идет мимо кухни. Тихо-тихо сижу. Куда шел, туда и иди. Просто иди мимо. Не люблю, когда меня видят в минуты слабости. Урок я усвоила и отношение твое поняла. Что ждала и отдалась по собственной воле — не жалею, оно нам обоим надо было. Но раз не нужна, навязываться не стану. Время ожидания такси — пятнадцать минут.
Но он, увы, замечает. Замирает за моей спиной на некоторое время. Потом подходит, молча садится рядом и смотрит в ту же сторону, что и я. Просит жестами мою сигарету, делает две сильные затяжки подряд.
Тебе нельзя, у тебя рак может быть. Сам же говорил - наследственность плохая. Курит — не кашляет, значит, не первая сигарета с тех пор, как бросил четыре года назад. С каждой минутой он все больше разочаровывает меня.
Но молчу, не хочу показаться жалкой в надоедливой заботе о нем. Для этого есть его мама. Ему двадцать четыре, он вышел на свободу после заключения, в которое попал из-за меня. У нас кошмарная ситуация. Я пытаюсь принюхаться и понять, пьяный ли он. И, кажется, начинаю его бояться. Не хочу знать, какой он пьяный. Не хочу слышать, как позовет снова перепихнуться. Сама в шоке от этих мыслей, но не понравилось мне с Ваней. Хуже этого секса, с горячо любимым человеком, между прочим, у меня еще не было. А с желанным мужчиной этот процесс еще потрудиться нужно, чтобы испортить! Если скажешь сейчас: пошли трахаться - ударю, честное слово. Или в лицо плюну, потеряв тормоза. Тошно аж. А если не скажет? Натрахался где-то?
Боже, дай мне сил. Ваня, ты спас меня, но я ведь до этого не под забором обитала.
Он утыкается лбом в мою макушку. Потом поворачивается и целует мои волосы, легонько обнимает за плечо, поглаживает, но я резко сбрасываю его руку, и он не настаивает. Меня передергивает от отвращения, и он это чувствует.
- Прости, я животное, - говорит тихо, хрипло. Я поднимаю голову — трезвый. - Прости меня, если только это возможно.
И что мне на это сказать? Простила ли я его? Не хрустальная, не рассыплюсь от неаккуратного обращения. Другое важно сейчас: дальше что будет? Что будет-то, Вань?
Он продолжает:
- Я не в адеквате и не знаю, надолго ли. Меня дурманит от запахов, цветов, вкусов. Будто под кайфом нахожусь. В первую ночь лежал и.. уснуть не мог, мамка с каким-то ароматизатором простыни стирает, всё пытался угадать, что за запах. Потом тошнить начало с непривычки, хотя вроде и приятно пахло. Утром первым делом побежал смотреть. Дерьмом я себя чувствую, Юль. И вести себя хочется соответственно. Злюсь.
- Даже на меня?
- На всех. Это сильнее меня.
- Знаешь, Вань, - я поворачиваюсь к нему. - Тебя можно понять. Тебе сильно досталось, но… и ты пойми, что ради тебя я многое сделала. С родителями так и не общаюсь.
- Те еще сволочи они у тебя.
- А вот этого не смей, - я поднимаюсь на ноги, он смотрит на меня снизу вверх. Я прерываюсь на полуслове, потому что именно сейчас, в этот момент, он именно такой, каким я его запомнила. Родное выражение лица, родные черты. Серьезный, немного грустный и очень внимательный. Ради такого Вани я снова и снова проходила круги ада с высоко поднятой головой. Прогоняю мираж. - Они меня вырастили и очень многое мне дали. Они меня воспитали такой, какая я есть. Они очень хорошие, и я очень их люблю. Просто… Василий ловко всеми нами манипулировал. И то, что мы не общаемся уже несколько лет — для меня больно.
- Извини.
- Извиню. Вань, твоя жизнь принадлежит только тебе. Я ничего от тебя ждать не буду. Но скажу честно, вне зависимости от того, кем или чем ты себя ощущаешь, злишься ли, упал духом или что-то подобное, я не перестану в тебя верить. Я полюбила умного, горячего, принципиального и бескомпромиссного парня - всё это в тебе осталось, а периоды…знаешь, они ж разные бывают. Сейчас просто не самый лучший.
Он хмыкает и качает головой.
- Такси приехало, я домой. Решай сам, Вань, чего ты хочешь в данный момент. Я такая, какая есть — мне не до развлекалочек. Работаю, пытаюсь как-то устроиться. Хочешь со мной — приезжай. Просто собирай вещи и приезжай такой, какой есть, хоть озлобленный, хоть неадекватный. Будем пытаться вместе выжить в этом не терпящем слабости мире. Ты знаешь обо мне все, видел меня… голую, знаешь мой вкус, запах. Товар лицом, так сказать. Лучше не продемонстрировать. Думай, Ваня, думай. Но если в твоем плане догонять упущенные кайфы, планировать месть, сделать еще пару ходок — то сразу мимо, детский сад я терпеть не стану. Неверность, разгул, пьянство — не те пороки, с которыми я когда-либо смогу смириться. Трудностей не боюсь, но в грязи себя валять не позволю.
Я иду в комнату, беру сумку и направляюсь к двери.
- Юль, - он окликает меня. Я поворачиваюсь, но он молчит. Смотрит и молчит.
Я тебя очень сильно люблю, но ты должен дать понять, что тоже выбираешь меня. Что готов стараться. Ты мне это должен.
- Если этой ночью у тебя… был кто-то еще, то приглашение автоматически отменяется.
Я выхожу во двор, на пару минут останавливаюсь возле собачьей будки, треплю Клодо по голове, шее, он лижет мои руки, отчаянно бьет хвостом по земле, смотрит жалобно, поскуливает — чувствует, что прощаюсь.
- Теперь ты в этом доме за старшего, - говорю ему тихо. - Парню этому спуску не давай.
Подмигиваю и выхожу к такси. Никто меня не останавливает, никто не догоняет. И пусть, оно и к лучшему.
Пока еду домой, подумываю накуриться, напиться и забыться, но подхваченный вирус активно размножается в организме и меняет планы. Он мстит за своих собратьев, которым за последние годы я ни разу не поддалась, и этим же вечером валит с ног, сил не хватает даже на то, чтобы умыться и почистить зубы. Имелся бы в квартире градусник, я бы обязательно им воспользовалась, но зачем мне подобные штуковины? Ха-ха. Я ж супергерой, а им, как известно, земные болезни не страшны. Наверное, мой ангел-хранитель взял передышку, все же вел меня последние годы за руку, берег, помогал. Ему тоже нужен отпуск. Или, что вероятнее, выпал в осадок от моего поведения, и сам ушел в продолжительный запой.
Иногда болезнь — это единственный повод хорошенько обдумать происходящее, делать-то все равно больше ничего невозможно. Болезнь оставляет наедине со своими мыслями. Да, частенько анализировать собственные ошибки - неприятно, но практически всегда — полезно.
Следующей ночью мне становится физически легче, но отчего-то морально — тяжелее. Уже два с половиной года я ночую одна в этой квартире на этом самом матрасе, под этим одеялом, но именно сейчас чувствую себя безгранично одинокой. Холодно, надела носки, спортивный костюм, достала теплое одеяло — и все равно мерзну. У нас июль по календарю, если вы забыли. В постели пусто, как и в сердце. Приходится признать, все же я сильно надеялась, что с возращением Вани место рядом со мной перестанет быть вакантным. И сейчас приготовленная для него половина кровати стала вдруг казаться ледяной, страшно притронуться. Забудусь во сне, перекачусь туда — замерзну нафиг и умру. Найдут меня через две недели по звонку соседей с жалобами на неприятный запах. Так и напишут в некрологе: скончалась от многолетнего отсутствия даже капельки человеческого тепла. Какая же чушь придумается во время болезни.