Привожу себя в порядок перед зеркалом, подкрашиваю губы и поправляю волосы, торопясь вернуться к Геннадию. С Ваней у меня ничего больше не будет, гордость не позволит дважды пасть низко, хотя вот в этот самый момент, вот прямо сейчас, если бы Роминский появился вдруг за моей спиной и поманил в ад, шагнула бы в его сторону, не мешкая.
Возвращаюсь домой не очень поздно, но Ваня уже спит. Или делает вид, что спит. В квартире темно, тихо.
- Я тебе матрас надувной купила, - говорю, включая свет в коридоре. Разуваюсь и едва не всхлипываю от наслаждения после снятия неудобной обуви. - Гляди. Он не прямо вау, но все же лучше, чем то, на чем ты сейчас спишь.
- С подружкой выбирали? - отзывается мгновенно совершенно не сонным голосом. Бодро и с энтузиазмом. Кажется, шутит. Это хорошо. Собираясь на свидание, я ожидала увидеть по возращении нечто вроде надписи краской на входной двери: «здесь живет дрянь». А вы помните, каким жестоким может быть Ваня, когда хочет. Но нет - он, кажется, в приподнятом настроении.
- Ага. Надувай.
Ваня поднимается на ноги, одет в шорты и привычную простую футболку с длинными рукавами, затем берет из моих рук коробку, принимается распаковывать.
- Спасибо. И как ты «подружке» объяснила, зачем матрас?
Вот же настырный какой. И не отчитывает вроде бы, но и тему не оставляет.
- Правду сказала, - вздыхаю.
- А можно и мне ее услышать?
- Нет, - говорю резковато, и замечаю, что он при этом довольно улыбается.
Следующие недели проходят без эксцессов, кто бы мог подумать, что с Ваней удивительно комфортно жить. Мы вообще не обсуждаем бытовуху, я просто замечаю, что он покупает продукты, средства для уборки или прочую необходимую, но в общей сумме дорогостоящую мелочевку. То гель для мытья посуды возьмет пять бутылок, то порошка стирального пару мешков — посмотрел, какие я предпочитаю, молча выбрал и затарил шкаф под мойкой. Иногда я мельком замечаю, что он по дому что-то новенькое сделал. Переделал гардину — она косовато висела, отчего штора всегда вправо съезжала, как ни расправляй ее. Вода в ванной стала уходить быстро, хотя раньше я по полчаса ждала, пока сольется.
Он не брезгует уборкой, с его появлением посуда в мойке копиться не начала, грязная одежда по дому не валяется. Окно на кухне стало вдруг одним вечером открываться на микропроветривание, хотя раньше — или настежь, или плотно закрыто. Мне немного неудобно все это подмечать каждый раз и благодарить, он ведь и для себя старается. Просто со своей стороны пытаюсь успеть после работы сварить суп или погладить его вещи, которые потихоньку начали копиться в шкафу. Он зарабатывает, хоть, подозреваю, не очень много, но кое-что уже может себе позволить.
Каждый раз, замечая, что он себе что-то купил, я сразу вспоминала ту чертову тумбочку, битком набитую презервативами, и меня передергивало. Не стоило его родителям так делать. Ни в коем случае. Просто не стоило и все.
Мы не смотрели вместе сериалы или фильмы, не шутили и не смеялись, не делились новостями с работы. Вообще мало разговаривали, и это воспринималось нормально. Он не трогал меня — я не лезла к нему, за что он, как мне кажется, был благодарен. Вел себя тихо. Редко позволял себе выпить бутылку пива за просмотром фильма в наушниках перед моим ноутбуком, если приезжал не слишком поздно с работы. Несколько раз возвращался ночью на такси, как я догадываюсь, с тусовок. Выпивший, но не так, чтобы в стельку. Мылся и ложился спать, не приставая. Со временем я перестала его опасаться и нервничать, когда мы оба находились дома. Если бы его мама вновь не начала мне названивать, было бы вообще чудесно. А так приходилось метаться между двух огней — и ей нужно было про него что-то рассказать, волнуется же, и его не подставить при этом.
Я по-прежнему кучу времени уделяла работе. Контрольных в это время года почти не было, поэтому прорешивала по заказу задачники, методички. В общем, старалась не дать мозгам атрофироваться.
А когда подошло время платить за квартиру, и Ваня вдруг положил утром на комод половину суммы, коротко сообщив: «моя часть», я чуть в обморок не упала. Вообще-то логично - он здесь живет и платит за это, но… неожиданно оказалось получить подобный бонус. За меня, не считая Геннадия Евгеньевича, очень давно никто не платил. А теперь вроде как появились свободные деньги, плюсом к тем, что я ежемесячно отводила на развлечения и одежду. Тем же вечером спустила все на себя любимую, пошоппилась.
Август, сентябрь Ваня стабильно возит меня из дома на работу и обратно, иногда провожает в бар, где встречаюсь с друзьями, забирает поздно вечером. Обычно находится в приподнятом настроении. Однажды, прощупывая почву, попробовала пересказать некоторые шутки, он поддержал. И вдохновилась. Оказалось, он прекрасно помнит многих моих знакомых еще по нашим с ним телефонным разговорам в колонии.
Также Ваня всегда встречает у подъезда, когда хожу к Ларисе на маникюр или просто поболтать. Кстати, я так и не осмелилась при ней о нем заикнуться, можно подумать, живя в одном дворе, она могла не заметить, кто меня привозит и увозит, и чья машина постоянно ночует у подъезда. Намекнула ей, что есть парень, который обо мне заботится, но подробности умолчала. Просто… да не о чем рассказывать. А если все плохо закончится, то вдвойне стыдно перед ней будет. Геннадий, кстати, иногда лайкает мои новые фотографии или записи в соцсетях, не пропадает с горизонта. Будто поджидает момент, когда Ваня в очередной раз накосячит.
Если у Роминского и есть кто-то, с кем он встречается или спит, я этого не замечаю. Домой точно не водит, скрыть бы не получилось. На этот счет я брезгливая: волосы, нотки духов, прочие следы — а они ведь все равно останутся, хоть как убирайся — замечу моментально. А предусмотреть каждую мелочь невозможно. Пару раз в истории браузера на своем ноутбуке замечала сайты знакомств, причем пароль он придумал аж один-два-…-семь-восемь. Посмеялась, переписки читать, конечно, не стала, просто глянула, что их нет. Удаляет или пока еще не нашел ту, что могла привлечь внимание. Я бы ни слова о своих находках ему не сказала, честное слово, если бы он не начал выбрасывать мои пепельницы. Пару раз я поверила в его «случайно разбил», но не каждый же день он драит полы на балконе! Смешно.
- Мне не нравится, что ты куришь. Ну не нравится и все, - разводит руками. - Ты косвенно вредишь моему здоровью. Мамин отец и брат не пережили рак, ты хочешь, чтобы она еще и в третий раз прошла через бестолковое лечение, теперь уже с сыном? За что ты ее так ненавидишь? - и смотрит вопросительно.
Вот об этом и говорила Лариса, с ним действительно сложно разговаривать, такие аргументы приводит, что лицо вспыхивает. Причем вообще не матерится, не грубит и не нападает открыто, но смысл своего пожелания доносит отчетливо.
- Причем тут твоя мама? Я твоему здоровью никак не угрожаю, просто оставь меня в покое.
- Просто перестань и все.
- Я в твою жизнь не лезу, и ты не лезь в мою.
- Они случайно бьются, я не виноват, - говорит бесцветно и отворачивается, начинает распутывать наушники. Я от злости едва ли не топаю.
- Давай ты не будешь отчитывать меня за вредные привычки, а я тебя — за сайты, с которых на мой ноут цепляются вирусы.
Он резко оборачивается, открывает рот, закрывает, снова открывает. Я нагло улыбаюсь и самодовольно ему киваю. Черт, он действительно краснеет! Совсем чуть-чуть, прежде чем берет себя в руки.
- Слушай, все не так, как тебе кажется.
- Мне никак не кажется. Просто есть же приложения на телефон, вот ими и пользуйся.
- Это не моя идея. Друзья чудят.
- Да мне дела нет.
Он грозит мне пальцем и отворачивается, но я успеваю заметить его широкую улыбку, которую не успевает спрятать.
Этим же вечером задумываюсь, почему он не купит себе ноут или хотя бы нетбук, стоит ведь недорого, а он пашет едва ли не круглосуточно. Мелькает мысль, что иногда единственные слова, которыми мы обмениваемся за день — это составление расписания пользованием компьютером. Будь у каждого свой, может, мы бы и здороваться перестали?
Этой же ночью я долго лежу без сна, все думаю, думаю о том, как интересно у нас с ним складывается. Связали ведь точно наши судьбы высшие силы, не спросив разрешения. Подарили и счастливые моменты, ярчайшие чувства, которых многим людям и за всю жизнь скопить не удастся, и жуткие воспоминания, невольно всплывающие в памяти, когда с Ванькой смотрим друг на друга. Каждый день. Постоянно.
Поставили нас в такие условия, что и разойтись по разным дорогам никак не можем, и вместе быть уже не получится. Слишком богатое прошлое. Клубком оно спуталось, ни развязать, ни отрезать и выбросить.
- Мне твои родители звонили, - говорю очень тихо. Я пообещала не давить на него и дать время самому оправиться и выбрать, что делать дальше по жизни, но чувствую, что больше не в силах отодвигать этот разговор. Но на всякий случай даю ему лазейку от него уйти, и заикаюсь на опасную тему ночью. Если не захочет отвечать, то сделает вид, что спит.
- Что хотели? - спрашивает бесцветно. Тоже не до сна, лежит, думает о чем-то.
- О тебе спрашивали, конечно. Ты бы съездил к ним, навестил.
- Я же езжу.
- Нет, в смысле… не по дому помочь, а поговорил бы по душам. А ты все бегом-бегом.
- Мне… там неуютно. Меня ненавидит их собака. Подозреваю, животинка никак не может простить твое отсутствие, связала его как-то с моим появлением. В прошлый четверг вырвала цепь с крюком, представь, и бросилась, хорошо - отец рядом был, успел оттащить ее.
- Не нужно только усыплять Клодо, пожалуйста. Он хороший пес, очень умный.
- Об этом речь не ведется, просто теперь его в будке закрывают, когда я во дворе что-то делаю. Ему там тесно, скулит так, что кровь в жилах стынет. Жалко, - он молчит некоторое время. - А еще ночами воет, пока не выйдешь и не рявкнешь. Затыкается, а потом снова начинает. Мне нужно было уехать из дома. Понимаешь? Я не могу там оставаться.