- Мам, ты будешь чай или кофе? - замирает у плиты Юля, берет губку, и начинает зачем-то тереть одну конфорку за другой. Они чистые, это видно с любого ракурса, кроме Юлиного.
- Чай. Или кофе. Или чай. Что быстрее, - путается ее мама. - Без разницы.
- Хорошо, смотри, есть черный, зеленый, белый. С жасмином, бергамотом. А, еще молочный улунг. Обалденный! Любишь такой? Ваня в прошлый раз привез, еще немного осталось. Я как набросилась, по четыре чашки в день выпивала. А как ты относишься к красным чаям? С ягодами или цитрусом. Или ты красные не любишь? И вот еще желтый, но я его не очень. Ванина мама обожает.
Теща, кажется, в ужасе. Юля открыла верхний шкаф, а там пачек пятьдесят разных, Юля зачитывает названия, можно подумать, кто-то еще в нашей семье понимает в них хоть какую-то разницу, кроме нее самой. Моя мама вежливо говорит, что различает, но она лжет, просто хочет показаться более современной.
- Давай черный. Или лучше зеленый. Любой. На твой вкус.
- Хорошо, никто не против улунга? А я, пожалуй, сварю себе кофе.
- Тогда и мне кофе. Если несложно.
- Нет, конечно. Сейчас все сделаю.
- Если долго, то я могу и чай. С молоком. Без молока тоже хорошо. Даже лучше без молока.
- Юль, свари кофе и завари обычный черный чай, - мои нервы сдают, я достаю из холодильника пачку молока и ставлю на середину стола, заставленного тарелками с бутербродами, нарезками и сладостями. Выглядит этот жест со стороны не очень: неестественно, как и все происходящее сегодня. Дескать, на свое молоко и подавись им.
- Помочь чем-нибудь? - замирает на стуле Юлина мама, и получается, что смотрит на меня снизу вверх испуганно. На нашей тесной кухне ни повернуться, ни развернуться. Мне нужно уйти отсюда, чтобы стало легче дышать, но у Юльки глаза, как два блюдца — огромные. Я знаю глаза своей жены, она не таращит их так по поводу и без. Я хочу взять Юлю в охапку и увезти отсюда туда, где ей будет комфортно.
Давайте уже снимем маски и начнем орать друг на друга, как положено вести себя людям, подобным нам, в данной ситуации? Я не добрый всепрощающий человек, в последний мой визит «в гости» к теще с тестем, мы с Юлиным отцом послали друг друга в такие дальние дали, из которых обычно не возвращаются нормальными людьми. Он давил на больное — тюрьму и вытекающее оттуда, на то, что моя женщина — работает в эскорте, иначе как она погасила долги суду и вообще выжила одна? Уголовник, с которым творили разное в тюрьме, и его шлюха — сказал он мне, правда, другими словами. Сказал о родной дочери. Меня трясло, как припадочного, вы не представляете, скольких нервов стоила мне та поездочка, когда по доверке продавал Юлину долю в квартире ее родителям. Не знаю, как сдержался тогда и не наломал дров, не повелся на провокации. Я ж только вышел на свободу, простая драка могла бы вернуть меня обратно.
А сейчас эта тетка сидит у меня дома и жует бутерброды. А я спокоен. Ну, почти.
- У вас очень уютно, - говорит скромно Маргарита Никитична. Она берет со стола бутерброд, откусывает крошечный кусочек, а затем нерешительно кладет оставшуюся часть на тарелочку. Мне вдруг становится ее жаль: благодаря в том числе этой женщине я попал в тюрьму за преступление, которого не совершал, и она это понимает. Я это понимаю. На этой кухне все это понимают. Теща напряжена, взволнована, поглядывает на меня в ожидании удара, мести. Это глупо. От нее мне нужно одно — чтобы она делала вид, что любит Юлю. Если она начнет играть в игру дочки-матери, я буду ее терпеть, несмотря на то, что каждую секунду мне хочется взять ее за шкирку и спустить с лестницы. Не слишком похвальное желание для взрослого мужика в отношении пенсионерки, да же?
Они продали свою дочь за поездку в Азию и катание на слонах. У нас с Юлей столько денег, что мы можем купить этого самого слона или даже двух. А они что? Так больше ни разу и не выбрались никуда. Наверное, это и есть месть. Понимаете? Мой успех сам по себе месть всем, кто желал нам с Юлей зла.
- Спасибо, мам. Но в эту квартиру мы давно уже ничего не покупали. Ваня начинает делать ремонт в нашей. Если хочешь, давай съездим, посмотрим. Лифты, правда, еще не работают, придется пешком на пятый этаж топать. Ничего?
- Вы купили квартиру? - удивляется гостья. - Конечно, давайте съездим. Юля, как ты хорошо выглядишь, красавица, - она начинает плакать.
Юля оборачивается и улыбается. А потом как-то все само собой налаживается подозрительно легко.
Мне приходится одолжить отцовскую машину, потому что все дни Юля катает своих по институтам и развлекательным учреждениям на нашей, я работаю. Уединяюсь с женой в машине в кустах за рекой. Ностальгия.
Две недели, блин, ну ни фига себе!
Теща ведет себя смирно, ни разу не повысила голос или не сказала слово наперекор, Юля выглядит довольной. Ну а я просто рад, что все хорошо, и считаю часы до отъезда любимых родственничков. В отличие от жены, пустыми надеждами себя не тешу, людям этим не доверяю и не собираюсь.
- Юль, ты смотри, понравится им у нас, вовсе не захотят уезжать.
- У мамы отпуск заканчивается в эту пятницу, билеты на среду взяли.
- Они уже дважды сдавали билеты и брали новые.
- Теперь точно. Соскучился? Домой хочешь?
- Спрашиваешь еще. Если отъезд отложится хотя бы на день, я готов снять им отдельную квартиру.
Она смеется, хвастается, что мама с Люсей в полном восторге от кольца, которое я подарил ей на нашу шестимесячную годовщину свадьбы.
- Давай я куплю им по такому же, лишь бы съехали уже нахрен! Я домой хочу.
И я не просто так бросаюсь громкими словами. В ближайшие недели должны прийти документы, подписав которые, наш бизнес выйдет на новый уровень. Если срастется, я, кроме шуток, всем готов купить по брильянту. Это будут лучшие новости за последние несколько лет. Это в перспективе еще один нолик к выручке. Чувствуете мой трепет? Аж пальцы покалывает. Спать не могу ночами, думаю об этом, планирую, просчитываю.
В новую квартиру Юля переезжает, как принцесса — когда уже все сделано до мелочей, на окнах висят шторы, а в вазах благоухают цветы: дизайнер устраивает нам настоящий праздник к завершению ремонта, украшает квартиру, покупает пирожные и даже бутылку шампанского, которую мы открываем с громким хлопком на нашей новой кухне. Пена фонтаном бьет из горлышка бутылки, ее так много! Она заливает пол стола, наши ноги и плитку на полу, мы смеемся и соглашаемся, что это определенно хороший знак: обмыли жилье в прямом и переносном смысле. Затем организовываем прощальный вечер в нашей съемной однушке, куда приглашены арендодатель и Лариса. Они втроем с Юлей ревут на кухне, будто мы переезжаем не в соседний дом, а на другой конец света. Ну, почему печалится арендодатель — у меня вопросов нет, мы идеальные квартиранты, но остальные-то две кумушки?
Потом с той же самой Ларисой через неделю отмечаем новоселье. Хоть у Юлиной подружки я пожизненно на испытательном сроке, она мне скорее нравится, чем нет. У Юли практически нет подруг, на работе она держит дистанцию, есть бывшие коллеги, с которыми она иногда встречается в кафе, кино или театре, но вот так, чтобы по душам — только Лариса. Ну и хорошо, меня такое положение вещей полностью устраивает.
Лариса ревнует Юльку к ее родной матери и всячески настраивает против. Настраивать Юлю — дело бесполезное, она все делает по-своему, но… что тут скажешь, теперь от Ларисы я просто без ума. Мы объединились в команду против общего врага. В кои-то веки держимся с Ларисой вместе, ждем малейшего прокола со стороны Юлиных родственников, но они, как назло, не дают и малейшего повода поссориться. Будто конфликт погашен. Словно мы обоюдно признали ошибки и простили друг друга. В конце концов даже я начинаю сомневаться, что если люди способны измениться? Юля по часу висит с мамой на телефоне, улыбается при этом. А я не могу не улыбаться, глядя на нее — счастливую.
Плохие новости обрушиваются на меня вместе с осенним похолоданием и привычным бронхитом, который в хронической форме заработал в местах не столь отдаленных. Просто однажды вечером, пока ужинаю, Юля подходит и крепко обнимает меня со спины, прижимается.
- Что случилось? - строго спрашиваю. Сам понимаю — ну все, трындец, сейчас «осчастливит». Я ж чувствую ее, ловлю настроение с полувзгляда, одного движения.
- Мама звонила.
- Они опять приезжают? - стараюсь говорить равнодушно.
- Хуже. Мама спрашивает, можно ли Люсе немного пожить у нас, пока ей не дали общежитие.
- В смысле - на все четыре года обучения? - у меня ложка из рук выпадает.
- Нет, конечно. Она познакомится с кем-нибудь из девочек, и они вместе станут снимать квартиру. Просто пока не с кем.
- А можно поточнее? Цифры, Юлия Сергеевна, мне нужны конкретные цифры, - пародируя интонации, с которыми по работе обращаюсь. Прикрываясь ими.
Она смеется, тоже улыбаюсь.
- Месяц, ну или два. У нас вроде как комната пока свободная.
Комната, которая в перспективе станет детской, если наши старания увенчаются успехом.
- Юля, это серьезный вопрос. Ты хорошо подумала?
- Подумала о чем? - она дергается. - Мне в свое время никто не помог, хочешь, чтобы и с Люськой так же было?
- Ты понимаешь, что потом выгнать будет тяжело? Что если два месяца затянутся на годы? Иногда лучше отказать сразу. Знаешь пословицу: первый грех всегда легче?
- Значит, ты против, - отрезает она.
- Всего лишь прошу хорошенько подумать.
- Понятно.
Ептить. Да ничего тебе не понятно, просто… плохие у меня предчувствия. И за учебу заплати, и денег подкинь, и подарки ее родителям отправь… Нет, если ей так хочется, я - за. Моим родителям мы тоже здорово помогаем, но…
Но мера ведь должна быть какая-то. Иду мириться, вижу, что хмурится, расстроена, обнимаю:
- Делай, как знаешь. Я не хотел обидеть.
Сентябрь и пол-октября я настолько погружен в предстоящую сделку, что появление Люси практически не замечаю. Я не собираюсь ни привыкать к квартирантке, ни хоть как-то подстраиваться под нее. Юлина сестра в моей жизни - явление временное. В общем-то, я рад, что Юлька с ней хорошо проводит время, они ходят по магазинам, о чем-то секретничают вечерами — и слава Богу. Пусть отвлечется от дел. С Юлей мы тоже общаемся реже, чем хотелось бы. Отношения немного натягиваются, но это ни в чем не выражается, скорее, ощущения на уровне интуиции.