Я поверила, но спросила:
— Тогда кто его забрал?
Впервые с тех пор, как Ной начал говорить, он повернулся ко мне.
— Мы это выясним.
Я попыталась расположить всю информацию в каком-то разумном порядке.
— Итак, Джозеф не посылал тебе СМС, — сказала я.
Мое сердце забилось быстрее.
Ной покачал головой, но улыбнулся мне самой мимолетной улыбкой.
— Что? — спросила я.
— Я слышу это, — сказал Ной.
Я в замешательстве уставилась на него.
— Тебя, — тихо проговорил он. — Биение твоего сердца. Твой пульс. Твое дыхание. Всю тебя.
Мой пульс взбунтовался, и улыбка Ноя стала шире.
— У тебя собственное звучание. У всех оно есть: у животных, у людей. Я его слышу. Когда человек или животное чувствует боль, сильную усталость, что угодно, — я могу это определить. И я думаю… Блин! — Ной наклонил голову и потянул себя за волосы. — Что ж, это прозвучит безумно. Но, возможно, я в силах помогать, — сказал он, все еще опустив глаза.
Но потом поднял взгляд на меня, на мою руку. На мое плечо.
Невозможно.
— Когда ты спросила, почему я курю, я ответил, что никогда не болел. Это правда, и, когда я подрался, мне некоторое время было больно, но потом — ничего. Никакой боли. Все прошло.
Я недоверчиво посмотрела на него.
— Ты говоришь, что умеешь…
— Как твое плечо, Мара?
У меня не было слов.
— Сейчас ты испытывала бы очень сильную боль, даже после того, как плечевой сустав вправили. А твое предплечье? — спросил Ной, беря меня за руку и рассматривая ее.
Он провел пальцем от моего локтя до запястья.
— У тебя все еще были бы волдыри и, наверное, начали бы появляться рубцы, — сказал он, шаря взглядом по моей целой коже.
Потом глаза его встретились с моими.
— Кто тебе сказал о моей руке? — спросила я.
Мой голос звучал словно издалека.
— Никто не говорил. В том не было необходимости. Мэйбл умирала, когда ты привезла ее ко мне. Ей было так плохо, что мама не думала, что собака переживет ночь. Я остался вместе с ней в клинике и… Не знаю… Обнимал ее. И слышал, как она выздоравливает.
— Это не имеет смысла, — сказала я, уставившись на него.
— Знаю.
— Ты говоришь, что каким-то образом видел нескольких людей, которым предстояла смерть. Ты мог чувствовать эхо того, что чувствовали они. И всякий раз, когда мое сердце… Или все остальное… Начинает работать быстро, ты можешь это слышать.
— Знаю.
— И каким-то образом ты можешь слышать, что в людях неправильно, что у них не так, — и поправлять дело.
— Знаю.
— В то время как я способна лишь на то, чтобы…
Убивать. Я едва могла думать об этом.
— У тебя тоже были видения, разве не так? Тебе мерещилось всякое?
Глаза Ноя изучали мои глаза.
Я покачала головой.
— Галлюцинации. Ничего реального, только ночные кошмары и воспоминания.
Ной немного помолчал.
Я обдумала каждую галлюцинацию, какая у меня была. Стены класса. Джуд и Клэр в зеркале. Сережки в ванной. Ничего этого на самом деле не было. А события, которых, как я думала, не случилось, — так я оправдывала смерть Моралес и смерть хозяина Мэйбл — произошли.
У меня и вправду был посттравматический синдром. Это было реальным. Но то, что произошло — что я сделала, что могла сделать, — это тоже было реальным.
— Я просто знаю, — сказала я и на том закончила.
Мы пристально смотрели друг на друга, не смеясь, не улыбаясь. Просто смотрели. Ной — серьезно, я — недоверчиво, пока меня не оглоушила мысль, настолько важная, что мне захотелось прокричать ее вслух.
— Вылечи меня, — велела я Ною. — Эта штука, то, что я сделала… Ной, со мной что-то не так. Исправь это.
Выражение лица Ноя разбило мне сердце. Он откинул волосы с моего лица и легко провел рукой по моей шее.
— Не могу.
— Почему? — спросила я.
Голос мой грозил вот-вот сорваться.
Ной поднял обе руки к моему лицу и сжал его.
— Потому что ты не больна, — сказал он.
Я сидела совершенно неподвижно, медленно выдыхая через нос. Любой звук сокрушил бы меня. Чтобы не дать себе заплакать, я закрыла глаза, но на них все равно навернулись слезы.
— Итак, — сказала я.
Горло мое сжалось.
— Итак.
— Мы оба?
— Похоже на то, — сказал Ной.
Слеза скатилась на его большой палец, но он не убрал рук.
— Каковы шансы на…
— Крайне неблагоприятные, — перебил Ной.
Я улыбнулась под его пальцами. Я так остро чувствовала его, нас, потерянных и запутавшихся, не понимающих, что происходит и почему.
Но мы не были одиноки.
Ной придвинулся ближе и поцеловал меня в лоб. Выражение его лица было спокойным. Нет, больше того. Оно было умиротворенным.
— Ты, должно быть, умираешь с голоду. Позволь принести тебе что-нибудь с кухни.
Я кивнула, и Ной встал, чтобы уйти. Когда он открыл дверь моей спальни, я заговорила.
— Ной?
Он обернулся.
— Когда ты слышал меня прежде… Прежде чем я сюда переехала. Что я сказала?
Лицо Ноя стало серьезней.
— «Убери их».
52
— Должен сказать, мне нравится спать вот так.
Я сомневалась, что когда-нибудь устану слышать голос Ноя в темноте моей спальни. Его вес в моей кровати был незнакомым и волнующим. Он лежал на двух моих подушках, а я свернулась у его бока, деля с ним одеяло. Моя голова покоилась на плече Ноя, щека — на его груди. Сердце его билось ровно. Мое — безумно.
Думаю, я понимала, что ему небезопасно тут находиться. Со мной. Но я не могла заставить себя отодвинуться.
— Как ты все это устроил, а?
Я так и не покинула своей комнаты и не виделась с матерью с тех пор, как та приходила проведать меня нынче днем перед признанием Ноя. Перед моим признанием. Интересно, как мы из этого выпутаемся.
— Ну, теоретически я сплю в данный момент в комнате Даниэля.
— В данный момент?
— Сейчас, во время нашего с тобой разговора, — сказал Ной, заведя руку мне за спину.
Рука его остановилась ниже подола моей рубашки.
— Твоя мать не хотела, чтобы я так поздно ехал домой.
— А завтра?
— Хороший вопрос.
Я приподнялась, чтобы увидеть его лицо. Ной смотрел в потолок, и лицо его было задумчивым и серьезным.
— Будешь ли ты здесь завтра?
Я продолжала говорить ровным голосом. К этому времени я уже поняла, что Ной не играет в игры. Что, если бы он собирался уйти, он бы ушел и честно сказал об этом. Но я надеялась, что он не собирался такое сказать.
Он мягко улыбнулся.
— Что случится с нами завтра? Теперь, когда мы знаем, что мы не сумасшедшие.
Это был главный вопрос, который преследовал меня с прошлой недели, с тех пор, как я вспомнила. Что дальше? Нужно ли мне что-нибудь предпринять? Что мне делать? Игнорировать это? Попытаться это остановить? Есть ли у меня вообще выбор? На меня навалилось слишком многое, и я не могла справиться. Сердце мое дико колотилось.
— О чем ты думаешь? — Ной повернулся на бок и сильнее притянул к себе, так что мы идеально вписались друг в друга.
— Что? — прошептала я; мысли мои рассеялись.
Ной придвинулся ближе и наклонил голову, как будто собирался мне что-то прошептать. Но вместо этого его нос скользнул по моей челюсти, губы нашли ямку за моим ухом.
— Твое сердце пускается в галоп, — сказал он, проводя губами по моей шее до ключицы.
— Я не помню, — ответила я, поглощенная теперь ощущением рук Ноя на тонкой ткани моих штанов.
Ладонь скользнула под мое колено. Мое бедро. Он наклонил голову так, чтобы посмотреть на меня, с озорной улыбкой на губах.
— Мара, если ты устала, я слышу это. Если тебе больно, я чувствую это. И если ты солжешь, я это пойму.
Я закрыла глаза, только теперь начиная полностью осознавать, что означает способность Ноя. О каждой моей реакции — о каждой моей реакции на него — он узнает. И не только о моей — он чувствовал каждого.
— Мне очень нравится, что не нужно от тебя это прятать, — сказал Ной, зацепив пальцем воротник моей рубашки.
Оттянув ткань в сторону, он поцеловал меня в голое плечо.
Я слегка оттолкнула его, чтобы видеть его лицо.
— Как ты с этим справляешься?
У Ноя сделался озадаченный вид.
— Непрерывно слышать и чувствовать физическую реакцию всех и каждого вокруг. Ты не сходишь с ума?
Если он не сошел с ума, я определенно сойду, зная, что, пока я была с ним рядом, у меня не было никаких секретов.
Ной сдвинул брови.
— По большей части это превращается всего лишь в фоновый шум. До тех пор, пока я не сосредотачиваюсь на отдельном человеке.
Его палец задел мое колено и пробежал сбоку по моей ноге, вверх по бедру — и сердце мое часто заколотилось в ответ.
— Прекрати, — сказала я и оттолкнула его руку. Ной широко ухмыльнулся. — Так ты говорил?..
— Я могу слышать все… всех… но не могу их чувствовать. Только четверых, о которых я тебе рассказал, и только когда им… тебе… было больно. Ты была первой, с кем я встретился в реальной жизни, потом был Джозеф. Я видел вас, видел, где вы были, и, сдается, почувствовал эхо того, что вы оба чувствовали.
— Но есть множество страдающих людей. — Я уставилась на него. — Почему именно мы?
— Не знаю.
— Что будем делать?
Уголки губы Ноя приподнялись в улыбке; он провел большим пальцем по моим губам.
— Я могу придумать несколько занятий.
Я ухмыльнулась.
— Это мне не поможет.
И, когда я это сказала, по мне прокатилась волна дежавю. Я увидела себя, сжимающую стеклянный флакон, в пыльной лавке Литтл-Гаваны.
«Я в замешательстве, — сказала я мистеру Лукуми. — Мне нужна помощь».
«Это вам не поможет», — ответил он, глядя на мой кулак.
Но потом он помог мне вспомнить. Может, помог бы и сейчас.
Я мгновенно очутилась на ногах.
— Мы должны вернуться в «Ботанику», — сказала я, метнувшись к туалетному столику.
Ной искоса посмотрел на меня.