– У меня небольшая просьба, Ром. Не стреляй, если я вдруг въеду сюда на своем пикапе, вооруженный до зубов. Это не будет ограблением. Просто небольшая экскурсия для семьи.
Каким-то образом Вик знал, что Еремин не воспримет его слова всерьез. Точно так же он порой знал, что нужно сказать клиенту банка. «Зажало нерв? Поверните руку вот так». «Таблетку от мигрени? Жевательные, с мятой». И всё в таком духе.
Поэтому Вик не удивился, когда рот Еремина распахнулся, а сам он зашелся в гомерическом хохоте. Утирая слезы и хихикая, охранник ушел. Вик оскалился. Он был уверен, что только что сделал важное вложение на будущее.
Он склонился к блокноту, который так и не выпустил из рук, и взял в кружочек имя и фамилию Рубцовой. К чему ломать голову, если она сидит ближе всех к банковскому хранилищу?
А уж учительницей Вик займется завтра.
3.
В гематологическом отделении стоял тошнотворный запах. Казалось, кто-то взял лекарственные препараты и залил-засыпал ими гниющую рану. Вместе с тем Вик ощущал, что запах – это единственное, что останется после человека, когда океан сделает свое черное дело.
При виде Марии, перекладывавшей назначения врача, он заулыбался. Особенно ему понравилась нижняя губа медсестры. Чуть отвисшая, она блестела от слюны. Потом улыбка Вика померкла, когда он обнаружил, что перед сестринским постом, расположившись в креслице, сидел один из этих.
Заметив банкира, мужик в нелепой цветной рубашке улыбнулся:
– Добрый день.
Вику показалось, что сейчас этот тип что-нибудь спросит. Однако обладатель гавайки молча уткнулся носом в газету. Это почему-то разозлило Вика.
– Мария, добрый день, – произнес он. Между ними на стойку легла коробка конфет, толкаемая его ладонью. – Рад, что вы на боевом посту. Это вам. Вам всё к лицу, вы ведь в курсе?
Мужик в гавайке издал неопределенный звук, и Вик резко обернулся, собираясь осадить незнакомца. Но тот всё так же водил носом по газете.
Мария вскинула лицо. Сперва на нём ничего не отражалось, кроме усталости. Нижняя губа по-прежнему блестела, словно за нее отвечал какой-то убитый участок мозга. Потом ее глаза потеплели.
– Ой, здравствуйте, Виктор. – Мария без колебаний захватила конфеты и чуть легла на стол, точно в эротической рекламе для свиней. – Виктория сегодня чувствует себя хорошо. Очень хорошо. Даже покушала. И покакала. Я к ней никого не пустила, но… никто и не просился.
– Очень хорошо, прекрасно. – Вик едва удержался, чтобы не потрепать медсестру за щеку. Впрочем, она и это сочла бы за комплимент. – Я тогда загляну к ней.
– Да, идите.
Оставив медсестру прокалывать пальцами конфеты, а полицейского в штатском изображать интерес к чтению, Вик направился в коридор. Ему пришлось крепко зажмуриться, потому что под ногами опять появилась вода. Он словно брел по зловонному ручью, в который сливали медикаменты и швыряли использованные бинты. Один из них грязным шарфиком обхватил его туфли.
Дрыгая правой ногой, Вик буквально ворвался в палату:
– Прекрати, Тори! Прекрати это немедленно!
На него обратились голубые глаза. Они выглядывали из темных глазниц, точно сапфиры – из колодца, уводящего в чернейшие недра.
– Ты ведь знаешь, дорогой братик, что я ни при чем.
– Чего тебе еще от меня надо? – Вик понизил голос. – Я ведь всё подготовил! Даже составил список тех, кого возьму с собой! Я готов, понимаешь?
– Дай мне руку, Вик.
Вик подчинился. Он сел на край кровати и положил холодные пальцы Тори себе в ладонь.
– Ну, чего тебе?
– Я действительно сделала это. Всё, что обо мне говорят. Ты крепкая консерва, Вик, и потому знаешь, что я сделала кое-что еще.
Вика пробрал озноб. По правде говоря, он догадывался об этом. Понимал, о чём идет речь, хоть и запрещал себе думать об этом.
– Я вернулась из океана, Вик. Поднялась из глубин. Ради тебя. Но здесь мне не место. Теперь – нет. Поэтому ты должен кое-что пообещать мне.
– Не проси многого. Мы тоже многого не просили после твоего ухода – я и мама. – Тори молчала, и Вик сдался. Быстрее, чем следовало. – Господи, ну, говори уже, что там у тебя, засранка.
– Пообещай, что прикончишь меня, братик.
Вик в ужасе отшатнулся. Соскочил с кровати, словно она была включенной газовой плитой.
– А почему бы тебе не откусить собственный язык и не подавиться им, а, Тори? Я слышал, в журнале самоубийств это где-то на третьем месте по популярности. Сразу после удушения на шнуре от утюга.
– Глупенький, не обязательно делать это сейчас. Но потом, когда я приду за тобой вместе с океаном, тебе придется сделать это, Вик. Иначе я пребольно укушу тебя.
Как такое может произойти – и произойдет ли – Вик не понимал. Он незаметно похлопал себя по карманам пиджака. Кислота была на месте. Впрочем, едва нащупав колбу, пальцы разжались. Вряд ли Тори просила о такой смерти.
– Ты хочешь, чтобы меня посадили?
– Нет, конечно. – Тори слабо улыбнулась. – Из-за решетки никому не выплыть, знаешь ли.
Вик в неожиданном порыве наклонился к Тори и чмокнул ее в лоб – лоб вкуса скисшего океанического дна.
– Ты заразила меня безумием. Если всё пойдет не по плану, я не знаю, как буду оправдываться.
– Тебе не придется оправдываться, Вик. К тому времени почти все будут мертвы.
Это немного успокоило Вика. А еще он вдруг понял, что сошел с ума. Ну какому здравомыслящему человеку покажется хорошей мысль о том, что лучший способ избежать осуждения – это дождаться смерти остальных?
– Я люблю тебя, Тори. И ненавижу.
– И я тебя, Вик.
Он поднялся и уже направился к двери, когда Тори остановила его.
– Вик, от твоей смелости будут зависеть ваши жизни. И еще кое-что.
– Что?
– У тебя отличные шутки.
– Это так.
– Зато мне достались твои яйца.
Криво улыбнувшись, Вик закрыл за собой дверь. Он не понимал, кто эта немощная женщина с голубыми глазами, напоминавшими яростные прожекторы. По правде говоря, это не слишком его волновало. Как и то, почему она это делает и, главное, как. Однажды он попытался ее разговорить, но быстро понял, что скорее свихнется, чем разузнает хоть что-нибудь, что может осмыслить человек обычный и консервированный.
Мария была целиком погружена в конфеты и в целом напоминала персонажа, который нуждался в табличке «ЖЕНЩИНА ЗА РАБОТОЙ. НЕ БЕСПОКОИТЬ». Полицейский сидел на том же месте. Увидев Вика, он встал и отложил газету.
– Простите, Виктор, можно вас на минутку?
– Конечно, – пожал плечами Вик, мрачнея. – Почему нет. Внесу вас в график сиюминутных дел, которые можно выполнить на ходу. Думаю, это как помочиться во время марафона: не очень удобно, но возможно.
Полицейский обескураженно кивнул и подстроился под шаг Вика. Вместе они покинули вонючие коридоры гематологического отделения. Чтобы добраться до свежего воздуха, нужно было спуститься вниз.
– Меня зовут Анатолий Швец.
– Детектив Анатолий? – Вик расхохотался, но подсунутую руку пожал. У него опять поднялось настроение.
– Национальное бюро Интерпола, российское подразделение. Полиция.
– Жаль. Я всегда считал, что вы все сплошь детективы. Ну, те, кто приходят поглазеть на Тори.
– Так бывает только в плохих фильмах, Виктор. Вы ведь слышали о том, что сейчас происходит на пляжах Ейска?
– А что там происходит? Просто немного поднялась вода, и люди подальше оттащили шезлонги. Разве нет?
Это не было слухами. Пару дней назад побережью с отдыхающими пришлось потесниться. Волны не бушевали, вовсе нет. Они ровно и спокойно накатывали на берег, забираясь всё выше, и не думали отступать. Кто-то говорил о наконец-то растаявших шапках айсбергов и огромных пожарах на нефтяных месторождениях, а кто-то утешал себя переменчивостью стихии. Но факт оставался фактом: вода кусала за пятки.
– Это как-то связано с деятельностью религиозной группы, которую возглавляла ваша сестра, Виктор?
Вик с изумлением воззрился на полицейского:
– Вы действительно считаете, что умирающая женщина каким-то образом управляет водой? Вы поэтому следите за мной? Ищете лодку?
Швец поморщился. И продолжал морщиться до тех пор, пока они не вышли на улицу. Там августовское солнце разгладило морщинки на лице полицейского.
– Никто за вами не следит, Виктор. Мы пересеклись случайно. Вы ведь здесь появляетесь, верно?
– Неверно. Я здесь не появляюсь, а навещаю сестру. Вряд ли я смогу поведать вам больше того, что рассказывал вашим дружкам раньше. Я ничего не знаю и не имею никакого отношения к… – Он запнулся на полуслове. – …к организационным навыкам своей сестры.
К удивлению Вика, полицейский взял его за локоть. Вик сейчас же повернулся другим боком, чтобы склянка с кислотой ненароком не попала ему в руки.
– Я немного знаком с проповедями Виктории. И, должен признать, они меня пугают. Ну, все эти ужасы из глубин. Перерождение. Бредовые идеи Великовского. Йиг-Хоттураг. Гоз-Хег’рья. Скажите откровенно, Виктор: мне и моим близким что-нибудь грозит?
Изумлению Вика не было предела. Он столько занимался всякими сомнительными вещами – и тоже ради близких, надо отметить, – и повсюду натыкался на снисходительные взгляды. Мол, что взять с идиота, жмущего на шутовской значок. Как выяснилось, родственная душа пряталась совсем под другим поленом.
Вик остановился и хлопнул полицейского по плечам, точно старого, надоевшего друга.
– С вашими близкими всё будет в порядке, детектив Анатолий.
Широко улыбаясь, Вик сел в пикап, расхохотался и наконец-то сделал то, что обычно следовало сделать перед тем, как звучала хорошая шутка.
Он легонько нажал на значок.
4.
– Я даже не представляю, как в ту черепушку можно донести хоть какую-то мысль! – воскликнул Вешняков, когда дверь кабинета распахнулась.
Захаров торопливо прошел к стульчикам у стены. Занял один из них. Зажал руки под мышками, пряча пятна пота на голубой рубашке.
– Вы всегда можете его уволить, Артем Валентинович.