Вик тут же явил свою лучшую восковую улыбку. Присел рядом с Захаровым.
– Ты хочешь спастись? Хочешь выжить?
– Д-да!
– Тогда подъём, чего разлегся!
Вцепившись в шиворот дорогой рубашки, Вик рывком поднял ее обладателя. Толкнул в сторону банковского хранилища. Захаров, не убирая рук из-за головы, посеменил к распахнутой огромной двери. По пути споткнулся, и его брюки спереди потемнели больше обычного.
Вик опять оглядел разрушенный зал:
– Кто-нибудь еще хочет с нами? Другого шанса уже не будет. Лучшего – уж точно. Нет? Что ж, прекрасно, оставайтесь и берегите сосуды. Деньги любят бежать быстро.
Ткнув себя в значок, Вик рассмеялся и тоже забежал в хранилище. Из Битюга так никто и не выбрался. Вик оглянулся напоследок, тщательно фиксируя в памяти всё, что видит. Взглянул на Рубцову и Захарова. Оба смотрели на него во все глаза.
– Чего замерли, коллеги? Закрывайте дверь, пока денежки не сдуло!
Они бросились к внутреннему пульту управления. Пальцы наперебой заклацали по кнопкам, приводя мощную дверь в движение. Захаров выбежал и, краснея от натуги, потянул ее на себя. Заскрипел подъемный пол, уходя в пазы. Наследие бункера давало о себе знать. При сопоставлении команд внешнего и внутреннего пульта управления выигрывал, разумеется, внутренний. Это было сделано в том числе и в целях безопасности – чтобы персонал банка мог найти укрытие в случае опасности.
– Ну, вот и всё. – Вик выдохнул и с облегчением рассмеялся. Улыбка медленно покидала его лицо. – Добро пожаловать в наш новый дом!
Всеобщее оцепенение наконец схлынуло, и раздались крики.
Глава 7. Гогланд II
1.
Андрей сидел на стуле с колесиками точно между колбами автожекторов Примы и Донована. Расстояние было выбрано не случайно. Собачий мозг и мозг той твари сошлись в противостоянии – незримом, фиксируемом лишь самописцами. Впрочем, кое-что можно было уловить и без приборов.
Выпростав левую руку из лабораторного халата, Андрей поднял ее на уровень глаз. Волоски на коже, захваченные борьбой двух мозговых центров, торчали дыбом. Казалось, рука всеми силами пыталась продемонстрировать, что она больше, чем есть на самом деле, как и рекомендуется при встрече с опасными хищниками. Волоски при этом были наклонены влево – к колбе с Донованом.
Андрей сделал быструю пометку в лежащем на коленях журнале:
«По состоянию на 20 августа на базисной точке по-прежнему властвует Прима».
Он уперся ногой в пол и сдвинулся на полметра влево, внимательно следя за волосками на руке. Направление растительности осталось без изменений. Тогда Андрей сдвинулся еще немного. Волоски встали торчком. Биохимик опустил глаза: отметки на полу лаборатории, сделанные желтой краской, утверждали, что баланс сил изменился. Еще раз за последние сутки.
– Ну что там, Андрей Николаевич? – с нетерпением спросил Тит. Он записывал данные автожектора «Кошкин дом», изредка поглядывая на сами кошачьи мозги.
– Центр конфликта снова сместился.
– Думаете, Прима слабеет? Донован вредит ей?
– Слишком много вопросов, Тит. С Примой всё в порядке. Полагаю, дело в том, что наш глубоководный мозг пытается делать то, что умеет лучше всего.
– Что же это? – поинтересовался Тит.
– Существовать в абсолютном мраке, на бог весть какой глубине.
Андрей засеменил ногами, толкая стул на место. Положил к бумагам портативный мозговой самописец, который использовал, чтобы следить за мозговыми волнами подопечных, и опять взялся за ручку.
«Удивительное противостояние продолжается. Прима демонстрирует незаурядные способности заклинателя змей. Должен отметить, при жизни она была не менее сообразительной. Сейчас Прима усиленно наращивает плоть, точно цирковой силач – мускулы. Мне сложно определить, что это за образования, но я склонен предположить, что собачий мозг идет по пути эволюции.
Полагаю, катализатором тому служит собачий пунктик о верности. Я не подлец, хоть в глазах Моны и читаю осуждение. Привет, дорогая.
Мозг Донована по-прежнему представляет собой загадку. Он всё еще в угнетенном состоянии после операции, но его силы растут. Я пытаюсь понять, как именно Прима и Донован определили друг в друге врагов. Вероятно, спонтанная неприязнь при знакомстве свойственна не только людям.
Возможно, я что-то упустил. Та ночь была ненастна, а я – слишком возбужден, лишен должного хладнокровия».
Откинувшись на спинку стула, Андрей поднял глаза к потолку. Вряд ли еще хоть раз в жизни ему доведется провести столь уникальную операцию. Воспоминания хлынули потоком, и Андрей, немного в них покопавшись, пришел к выводу, что сделал всё на должном уровне.
Они притащили тварь в лабораторию, используя в качестве импровизированных носилок дождевик, захваченный Моной. От добычи исходило ужасное зловоние, вынуждавшее всех отворачиваться. Дождь застал их крошечную бригаду убийц у входа в лабораторию. Тут-то и полило как из ведра. Зловоние сразу пошло на убыль.
– Тит, мне понадобятся инструменты для трепанации! Пила Джильи, дрель, коловорот – всё, что найдется! – распорядился Андрей, едва над их головами оказалась крыша, а не рокочущее небо. – Мона, дорогая, я хочу, чтобы ты ассистировала нам. Я могу на тебя рассчитывать, дорогая?
Она смотрела широко открытыми глазами. Отнюдь не испуганными.
– Что ты задумал, Андрей?
– Пожалуйста, включи стерилизатор и приготовь диктофон.
Пока остальные делали то, что им велели, Андрей дотащил тварь до операционного стола в конце лаборатории. По лицу сбегали капли пота и дождевой воды. Распрямившись, Андрей понял, что азарт сыграл с ним злую шутку. Руки врача – особенно перед операцией – должны ощущать безмятежность, покоиться на подушках заботы. Но теперь его пальцы немели и плохо гнулись, как у землекопа.
К моменту, когда тварь общими усилиями очутилась на столе, она едва дышала. Яркий операционный свет изобличал нечеловеческую физиологию, способную приходить только в ночных кошмарах.
– Что дальше, дорогой? – спросила Мона, когда все облачились в халаты и надели перчатки. Ее дрожащие губы скрывала маска, но держалась она лучше Тита, которого, к слову, уже два раза вытошнило себе под ноги. – Говори с нами, пока мы не сошли с ума.
– Мы просто изымем этот замечательный мозг. Не думайте слишком много. Это как сбитый олень. Человек забирает его домой, чтобы разделить дары глупости и неосмотрительности со своей семьей. Именно так мы и поступим.
Никто не ответил, и Андрей затребовал скальпель, после чего поручил Титу следить за давлением подопытного. Это не имело особого смысла, поскольку физиология амфибии оставалась такой же загадкой, как и ее цели, но любые изменения от зафиксированных могли упростить понимание состояния подопечного. Моне же был поручен поверхностный осмотр.
– Начало десятого вечера, пятнадцатое августа. Остров Гогланд, – бесстрастно промолвила она, как только убедилась, что диктофон включен. – Осуществляется вскрытие неизвестного человекоподобного существа. Вскрытие проводят…
– А вот этого не нужно, дорогая, – оборвал ее Андрей. Он рассек кожу у левого виска твари и повел скальпель над ухом к затылку. Ловко опоясал лезвием череп существа. – Просто зафиксируй то, что мы видим, хорошо?
– Поняла, дорогой. – Контральто Моны опять обрело академические нотки. – Существо имеет антропоморфное тело. Глаза большие, телескопические, в виде двух труб, направленных вперед. Лицевые наружные органы дыхания практически рудиментарны. – Она бесстрашно провела пальцами по телу твари, хотя ее глаза говорили о страхе куда больше, чем жесты. – Органы дыхания в виде жаберных щелей обнаружены в области ребер. – Мона вдруг запнулась. – А мы не должны держать его в воде?
Андрей прервался. Его руки замерли, крепко удерживая наполовину содранный скальп. Оголенный череп существа влажно поблескивал.
– Дорогая, мы планируем ограбить тело этого существа, а не сохранить ему жизнь.
– Андрей Николаевич, Прима волнуется, – заметил Тит.
Он показал на данные самописца, отвечавшего за регистрацию электрических импульсов собачьего мозга. Там как сумасшедшие плясали пиковые значения альфа-волн.
– Она просто ревнует, – отмахнулся Андрей.
Тут за окнами лаборатории разлился белый огонь, подсвечивая предметы, и ударил гром. Освещение на мгновение утратило яркость, словно по электросети прошел комок излишнего напряжения. Дождь снаружи забарабанил еще яростнее. Но хуже всего было то, что тварь на столе дернулась. Тит и Мона отшатнулись.
– Ну вы чего? Предсмертных конвульсий не видали? Как-нибудь покажу. – Андрей был единственным, кто остался у стола. – Давайте ускоримся.
Мона быстро перечислила всё, что видит: складку на месте половых органов, когти, перистые кости, идущие из локтей, и прочее. Отметила маслянистую консистенцию крови и ее красный цвет со слабым голубоватым оттенком, под определенным углом дававшим фиолетовый. Оставив диктофон включенным, она присоединилась к мужу. Черепная коробка твари к этому моменту была уже снята.
Андрей аккуратно срезал твердую мозговую оболочку, представлявшую собой беловатую защитную пленку из фиброзной ткани. Орудуя щипцами, убрал мешавший кусок черепной коробки.
– Мозг нашего дружка поразительно похож на человеческий. Как и кровь. Ну, почти.
– Только вот полюса затылочных долей кажутся неразвитыми, – ввернул Тит.
– И о чём же это говорит, мой дорогой коллега?
– О том, что зрение этого существа не играет важной роли в его жизнедеятельности?
– Верно. Но это вовсе не объясняет, почему оно нас видело. И довольно ясно, как мне показалось.
Сунув пальцы в черепную коробку, словно в ящик со свежими морепродуктами, Андрей осторожно приподнял мозг. Ощутил, какой он мягкий, пружинистый и чуть теплый. Мона тем временем осуществляла дренирование. Она тщательно водила дренажной трубкой с невозвратным клапаном, откачивая кровь, игравшую тошнотворным фиолетовым оттенком.