– А теперь не дергайся, ладно? – попросил Юлиан. – Это в наших же интересах, понимаешь? У нас свой тайный кружок, который надо беречь, да?
Немец не ответил. Его глаза следили за игрой теней, скопившихся под тканевым потолком палатки. Юлиан придвинул электрическую лампу и положил ладонь Хельмуту на лицо. Затем привстал и упер острие шила в центр широкого лба. Надавил, прощупывая кость.
– Ам-ва… – прошептал Хельмут.
– Да, именно так, – согласился Юлиан. – А теперь заткнись, иначе мы оба пропустим божественное зрелище.
Он налег всем весом, и кость внезапно поддалась, словно была сделана из плотного картона. Взгляд Хельмута стал окончательно бессмысленным, будто он отыскал глубинную мысль, завладевшую всем его вниманием. Спустя мгновение немец закрыл лицо ладонями и задрыгал ногами.
– Только не кричи. Не кричи. Не кричи, твою мать! Ладно?
Юлиан рывком выдернул шило. В том месте, где швейный инструмент проник в череп немца, выступила капля крови. Однако Юлиан мог поклясться, что там было что-то еще. Какое-то слабое пурпурное свечение. Что-то такое, что мог видеть только он, Юлиан Шацкий, дипломированный гидрограф, сумевший увести чужую жену.
Голова Хельмута казалась на ощупь неудобной, но Юлиан всё-таки исхитрился обнять ее. Попытался заглянуть в рану одним глазком. Прижался так сильно, что ощутил, как трутся их черепа. Царапнул ногтем ранку и снова прижался.
Пурпурное сияние, испускаемое разумом Хельмута, пропало.
– Черт возьми! – Юлиан в ярости вскочил. Его пальцы сжимались и разжимались, пока не выронили окровавленное шило. – Ну, почему ты такой упрямый, Хельм? Ты кретин, да? Идиот?
У палатки кто-то остановился. Послышались долгие и безуспешные щелчки зажигалкой. Юлиана прошиб пот. Он лихорадочно завертел головой, сам не зная, что хочет найти. Схватил подвернувшийся под руку старый моток пластыря и оставил на лбу Хельмута белый крест из двух полосок. Зажигалка чиркнула в последний раз, и неизвестный глубоко затянулся.
Некоторое время Юлиан прислушивался. Курильщик ушел. Низенький гидрограф сунул шило в карман и посмотрел на немца.
– Мы еще заглянем к тебе в голову, старина.
Полог за его спиной сомкнулся, щелкнув магнитами. Хельмут Крауз отнял руки от лица и заулыбался. Можно было снова слушать кристаллы.
На потолке появились новые асимметричные узоры, которые мог видеть только он.
4.
На спине погромыхивал рюкзак, набитый файерами, и Радий, хоть убей, не мог вспомнить, откуда он его взял. Бросаясь сломя голову во мрак Кан-Хуга, Радий похватал первое, что попалось под руку. Требовалось не так уж и много: оружие и всё, что порождало огонь и свет.
– Ты что, оглох?! Дай помочь!
Радий искренне изумился, обнаружив, что тошнотворные углы города говорят голосом Шемякина. Причем они довольно искусно изобразили раздражение и даже злость капитана. Потом взгляд Радия сфокусировался, и он увидел руку, обтянутую ветровкой. К руке – вот уж загадка – крепился сам капитан Калесника.
– Да остановись же ты хоть на секунду, осел!
Радий сделал еще несколько шагов и едва не растянулся под тяжестью канистры. Прерывисто дыша, Радий поставил ее и уперся свободной рукой в колено. Посветил вокруг себя фонариком, пытаясь понять, откуда взялось столько людей. В полумраке светились лица. Они раскраснелись, но румянец не прогнал страх, глубоко засевший в глазах.
«Эти люди спасались от ужаса, – предположил Радий. – Нет, они мчались ему прямиком в пасть. Как и я. Господи, как и я».
Глупо моргая, он разглядел Ташу, Джека и Арвида. Швед ни на секунду не прекращал водить по сторонам любимой видеокамерой. Что-то сплевывал под ноги Ванчиков – матрос, чья подозрительность чуть не снесла несколько голов. Были и другие, кого Радий узнал, но предпочел оставить безымянными.
– Радий, время дорого! – рявкнул Шемякин. – Давай уже сюда клятую канистру!
Плохо соображая, Радий позволил что-то забрать у себя.
– Ванчинков и остальные с оружием! Идете первыми! Наш революционер наконец-то утомился нестись впереди паровоза! – Шемякин вымученно посмотрел на океанолога. – Господи, Радий! Ты хоть представляешь, сколько мы бежали следом? Ты, случаем, не латентный пироманьяк?
«О да, он представляет. И он бы с радостью рванул, точно лента петард в кастрюле, – прошелестела Черная Линза. – Хлоп, бум! Наталья в трауре!»
– Нет, не представляю, – промямлил Радий. Ощутил тошноту и боль в животе. – Но думаю, быть пироманьяком – лучшее решение. Огонь здесь меньше всего ждут. Огонь и… меня.
– Я уловил твою отчасти дикую мысль. Но не забывай хоть иногда проговаривать их вслух, договорились?
– Да, Стас. Я всё понял. Прости.
Умчавшись вприпрыжку на поиски группы Кошина, Радий не оставил никому времени на сборы. Поэтому добровольцы похватали кто что. Таша тащила медицинский чемоданчик. Джеку и Арвиду в этом плане повезло чуть больше: пистолет и видеокамера уже были при них.
Матросы в нерешительности замялись на развилке. Из уродливых коридоров буквально разило влажной вечностью. Радий осмотрел себя и убедился, что впопыхах всё-таки захватил рацию, сунув ее в карман штанов.
– Петь, ты-то хоть на месте?
Рация немедленно отозвалась невозмутимым голосом Горынина:
– Да, Радий. Кто-то же должен был остаться – кто-то башковитый, но не импульсивный. А вот ты умотал так, словно стырил мой кошелек.
– Отдам, как только вернемся. И у тебя самая ценная голова на свете, Петь. Так куда идти? Надеюсь, я не завел нас в дебри.
– Северо-восток. Группа Кошина на северо-востоке. Но предупреждаю: на другом конце провода гробовое молчание. Что-то оборвало сигнал. Так что поспокойнее. И ради бога, наденьте уже кто-нибудь видеокамеры! Они у Брико. Не просрите мне там второго пилота.
Радия как громом поразило. Гробовое молчание. Гробовое! Надо же было так выразиться.
Они разобрали крошечные видеокамеры, взяв их из рук угрюмого и чуть обиженного второго пилота. Нацепив их, продолжили пробираться жуткими залами, иногда теряясь в колоннадах. Обитель глубокой воды, как и заявил Горынин, словно вымерла. Ни звука. Ничего такого, отчего можно было бы свихнуться. Фонарикам доставались только тени.
– Не пугайтесь, это я, – вдруг прорезался голос Горынина. – Вы на месте.
Они и впрямь были на месте. Стояли перед крупными ступенями. Не так давно здесь постукивал туристический котелок Муна и пузырилась жвачка Одяковой. Ступени обрывались аркой, за которой начинались и заканчивались все беды группы Кошина.
– Стреляйте, – сказал Радий, не сводя глаз с темноты наверху. – Стреляйте во всё, что покажется агрессивным или угрожающим. Даже если оно притворится вашей матерью – стреляйте, ради бога, заклинаю вас.
Шемякин не стал спорить. На его высоком лбу собрались морщины.
– Делайте как говорит Радий. И будьте осторожны.
Радий примерно догадывался, что они увидят. И всё равно оказался не готов к этому. Плитки пола покрывала кровь, заполняя углубления нечеловеческих узоров. Сами тела пропали. Исчезли все до единого. По залу, будто по темному саду, ползали люминесцентные гигантские слизни.
Матросы опешили, но стрелять никто не спешил.
Лицо Ванчикова сморщилось, но он не заревел, как ожидал Радий, а спросил:
– Ради всего святого, что это?
Радия пронзило ужасающее откровение: «Господи, они даже не подозревают о том, что здесь случилось. Многих попросту не было с нами у столика. А если кто-то и рассказал им о случившемся по пути, то он явно не сумел достаточно ярко и кроваво передать весь сюжет».
– Здесь наши люди подверглись нападению, – ответил Радий и сам подивился тому, как механически прозвучал его голос. – Вероятно, никто не выжил, но мы этого точно не знаем.
Несмотря на красноту, лица у многих стали чуть ли не белыми, с эдакими яркими румянами.
– Но где они? – шепотом спросил Джек. – Где Кошин и остальные?
– Мне кажется, я знаю, где они, – произнесла Таша.
Она остановившимися глазами смотрела на третьего слизня слева. Смотрела не на само существо, а пронзала его взглядом. Внутри слизня застыла человеческая голова. Многое уже растворилось. Дырка носа напоминала обесцвеченную, подгнивающую рану. На перепуганных людей взирал полысевший череп.
Первым выстрелил Ванчиков. Он испытал глубокое удовлетворение, осознавая, что производит выстрел в верном направлении – в настоящего врага рода человеческого. Так он и подумал: настоящий враг, а не какая-то хрень из-под залупы. Карабин громыхнул, и пуля увязла в светящемся теле. Она забарахталась, уходя куда-то вбок по замысловатой траектории, а потом замерла и изменила цвет.
Зал заполнили беспорядочные выстрелы. Джек целился слизню точно в голову – где бы она, на его взгляд, ни была, – но это никак не способствовало эффективности стрельбы. Пули просто застревали в подобии радиоактивного желе и сразу окислялись.
Группу Кошина растащили по частям. Это стало ясно как божий день. Наводнившие зал слизни неторопливо переваривали остатки добычи – локтевой сустав со сползшими наручными часами (уже позеленевшими), чьи-то ноги в облезлых ботинках, туристический котелок Муна.
– Они подмели полы, – вдруг сообразил Радий, вертя головой во все стороны. – Прекратите огонь! Не стреляйте! Внутри них кислота и еще бог весть что!
– Внутри них люди, Радий! – проорал в ответ Джек.
– Они мертвы, неужели не ясно?! Эти штуки – просто уборщики!
В возникшей паузе отчетливо прозвучал чей-то свистящий шепот.
Хсса.
Хсса.
Хсса.
– А вот теперь мы немедленно уходим, – проговорил Шемякин срывающимся голосом.
Подталкивая остальных, он яростно отвинтил крышку канистры. На плитки пола толчками полился светло-желтый бензин, вычищая кровь из бороздок узоров.
Но всё, как в плохой пьесе, шло шиворот-навыворот, совсем не по сюжету. Сперва они палили во всё, что лениво ползало, а теперь с отвисшими челюстями глазели на то, как откуда-то из-под потолка спрыгивают настоящие убийцы. Именно на них не так давно охотился Андрей Опарин с острова Гогланд и даже преуспел в этом.