– Выпустишь статуэтку – умрешь. Глубоководные не мелочатся с нарушителями, но благоволят обладателям таких вот яиц. Здесь дохристианскую весну, видишь ли, отмечают иначе – с другими яйцами и круглый год. Пошла!
Какое-то время Таша смотрела на него во все глаза.
– Ты сошел с ума, – наконец сказала она.
Таша замахнулась статуэткой. Удар пришелся Юлиану в лицо. Он взвыл и, сам того не желая, вспомнил Хельмута – как тот, дрыгнув разок-другой ногами, обмяк. Юлиан обхватил руками Ташу, больно пережав ей поясницу, и повалил. Она всхлипнула и тут же замолкла, потому что Юлиан зажал ей нос и рот. Она кусалась и довольно больно лягалась, но он был непреклонен.
Того требовали Кан-Хуг и Йиг-Хоттураг.
Таша обмякла – совсем не так, как Хельмут, но всё же – и Юлиан подхватил ее. Его руки еще со школы не держали ничего тяжелее книг, но Кан-Хуг наполнил их силой. Статуэтка покоилась у Таши в ложбинке на животе. Туда же Юлиан положил фонарики, пристроив их так, чтобы они светили вперед.
Их сопровождали шипящие голоса, повторявшие на разные лады «Хсса», «Мост-аш» и «Уикх-а». Но никто не выскользнул из тьмы с дьявольским янтарным блеском в глазах. Никто не помешал одному человеку тащить другого.
Через несколько залов Юлиан вышел к огромной лестнице. Ее предваряли две колонны, чьи вершины скрывались в темноте. Сюда как-то пыталась сунуться Сабина со сворой морских археологов, но ей пришлось убраться несолоно хлебавши. Лестница была довольно высокой. Наверху до сих пор клубилась вода. Но для Юлиана это больше не представляло помехи.
Ресницы Таши задрожали. Ее испуганные глаза вперились в океанический потолок и прокатывавшиеся по нему волны.
– Уже поздно что-либо менять, Наталья, – прохрипел Юлиан, забираясь с ней всё выше. – Так что просто заткнись и дыши полной грудью. Считай это своей второй свадьбой. Нашей.
Он заметил, что она сунула пальцы в нагрудный карман-клапан и что было сил дернула. Потом Таша бессильно уронила руку, не отрывая глаз от приближавшейся воды. Ее крик никто не услышал – даже когда он взял высшую октаву перед тем, как захлебнуться.
За ними сомкнулись холодные воды океана.
7.
Настроение в лагере было мрачное. Черная Линза, казавшаяся при взгляде изнутри вращавшимся кувшином, ревела еще громче. Однако Радий понимал, что на самом деле так ревут его мысли – загнанные злобные червячки, ползающие у него в голове. Он топтался у палатки Таши и Юлиана, не решаясь заглянуть внутрь. Попискивающая, никак не подыхающая любовь (и откуда только взялась?) требовала, чтобы он попросил жену перебраться на корабль.
«А почему? С чего бы это?» – спросила воображаемая Таша. И смотрела она самым что ни на есть раздраженным воображаемым взглядом.
«Да потому, что здесь чертовски опасно, Наталья! – привел Радий самый весомый аргумент. – А твой новообретенный любовник погряз в… поедании свиней! Именно! Он жрет себе подобных и в ус не дует!»
Пока Радий спорил с внутренним голосом, его окликнули. Это был один из моряков, стоявших этой ночью в карауле. Помешивая одной рукой утренний кофе, он пытался хлебать что-то из походной миски. На его ботинок упала жирная капля супа.
– Слушай, босс, если ты ищешь жену, которая тебе как бы и не жена, если я правильно понимаю, то ты напрасно тратишь время.
Радий с трудом удержался от замечания относительно длинных носов и чужих дел.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что они вышли ночью и больше не возвращались. – Моряк облизал ложку и указал ею в сторону расселины. – Они там. Нынче все пути ведут туда. Лишь бы не в ад, прости, господи.
В этом не было ничего необычного, многие работали по ночам, но Радий всё равно встревожился. Он откинул полог палатки и уставился на пустые койки, в которых нежились тени. Сердце пропустило удар и бешено заколотилось.
«Никогошеньки и ничегошеньки, да, милый? – прошептала Черная Линза. – Ты оттолкнул ее, а чужие руки подхватили. А эти руки, как ты знаешь, – рыхлые и безвольные змеи».
Из оцепенения Радия вывел крик какого-то мужчины:
– Они были здесь! Уродцы из глубин наведались к нам!
Не разбирая дороги, Радий бросился на голос. Случайно выбил у нахального матроса миску из рук. А может, и не случайно. Радий был слишком напуган и зол, чтобы оценивать свои действия. Он мчался туда, где уже собралась небольшая толпа. Точкой трагического интереса оказалась палатка Хельмута.
Нечленораздельно мыча, Радий растолкал всех и ввалился внутрь.
Хельмут Крауз был мертв.
Голову немца теперь не смог бы скрепить и мебельный степлер. Серые глаза с удивлением смотрели в разные стороны.
Рядом с телом сосредоточенно сопел присевший Джек Тейлор. Свесив руки с колен, он оглядывал рану и иногда щурился. Из-за плеча американца выглядывал Арвид Лилльехёк со своей видеокамерой.
Заметив наплыв посетителей, Арвид будничным голосом объяснил причину съемки:
– Я фиксирую место преступления. Это исключительно для будущих разборов.
– Место преступления? – нахмурился Радий.
– Точняк. Я не думаю, что это сделали те существа. Уж извини, но почерк не тот.
– Я бы тоже не ставил на версию с рыбами. – Джек помрачнел. – У амфибий – когти, а здесь чем-то тупым орудовали. – Развернувшись вполоборота, он показал на окровавленное полотенце. Оно прилипло к левой ноге немца. – Чистоплотный ублюдок. Вытирал что-то так, словно жениться хотел на этой штуковине.
У Радия едва земля не ушла из-под ног. Внутренний бухгалтер сложил два плюс два и с ехидной улыбкой показал на огромные проценты. Лимонадный Джо был прав: Юлиана следовало запереть. Кан-Хуг, его стены, дары – всё это влияло на человеческий разум, разрушая его.
Опять всех растолкав, Радий вырвался наружу. Сложил ладони рупором.
– Кто-нибудь видел Юлиана и мою жену?! Ее зовут Имшенецкая Наталья, черт побери! Кто-нибудь видел ее?! Таша! Таша!
Никто их не видел. Гидрограф и соблазненная им жертва словно растворились в тенях лагеря и вуалях прожекторов. Моряк, обиженно вертевший в руках пустую миску, не слишком приветливо махнул рукой в сторону расселины.
Радий как завороженный уставился в этот кошмарный зев, по глотке которого можно было проскользнуть в Кан-Хуг. В голове опять прорезался противный голосок Черной Линзы: «Прислушайся, Радий, прислушайся. Этот город пьет кровь и заменяет ее океанической водой. А ты уже наполовину заполнен ею. Так что просто прислушайся».
Именно так он и поступил – прислушался. Где-то звучал голос Таши. Но слабо, на самой границе предельной концентрации и сумасшествия. Радий опять рванул с места. На плитках, коими начинался спуск в расселину, чуть не растянулся.
– Стой! Радий, ты куда? – прокричал Джек. – Возьми хотя бы фонарь!
Он и Арвид тоже выбрались из палатки и теперь с тревогой смотрели, как океанолог исчезает из виду.
Расселина и второй лагерь промелькнули так быстро, что Радий даже не был уверен, там ли он бежал. Но это не помешало ему выдернуть у кого-то из рук выключенный фонарик. Радий точно знал, что слышит Ташу. Именно ее, а не какую-то галлюцинацию, порожденную разумом или городом.
Таша непрерывно что-то шептала. Радию почему-то казалось, что ее голос идет с несуществующего чердака Кан-Хуга. Плывет издалека. Ориентир был ненадежным, но Радий вцепился в него всем сердцем.
Он не знал, сколько времени потратил на суматошный бег, но исправно следовал за голосом жены. Скакавший под ногами луч света напоминал растянувшуюся без меры борзую, которая исправно вела хозяина к нужному месту.
А потом его глаза отыскали реальный след.
У подножия огромных ступеней лежал клочок ткани. Темно-зеленый, неровный, напоминавший содранную заплатку. Радий подобрал его и расправил в ладони. Без какой-либо конкретной мысли приложил к своему нагрудному карману, потом заправил его, точно платок жениха. Поднял голову.
Вода, поглотившая верхние ступени, шла рябью.
– К нам летит – голубой метеорит, – вдруг пожаловалась вода голосом Таши.
Ноги Радия одеревенели, когда он зашагал вверх. Один раз он даже поскользнулся и чуть не скатился. Потом всмотрелся в колыхавшийся океан, по которому шарил одинокий луч его фонаря. Глаза Радия напоминали застывшие в изумлении глаза куклы. Не смыкая век, он сунул лицо в соленую воду. Подтянул руку с фонариком. Ступени полыхали слабым желтым огнем. А еще они уходили далеко ввысь.
«На самый чердак», – подумал Радий.
Он привстал, и океан обхватил его уши и подбородок, окольцевал шею.
А потом, отдаваясь в барабанных перепонках, вода сказала:
– Голубой метеорит.
В припадке ужаса Радий закричал.
Образовавшиеся пузыри потащили его вопль к самой поверхности.
Глава 10. Первый межрегиональный III
1.
Вешняков раздраженно хлопнул дверцей «мерседеса». Звук получился громче, чем следовало, а значит, резинкам не сегодня завтра придет конец. В этот вторник контроль над эмоциями давался Вешнякову с трудом. Тому были три причины.
Во-первых, вчера кто-то нацарапал на боку машины уродливое «КАПИТАЫСТ». Именно так, через «Ы». Вешняков не знал, что его больше бесило: сам факт порчи «мерса» или то обстоятельство, что вандал был безграмотен, точно ботинок.
Во-вторых, из-за Вика, этого кретина со значком, из банка утекали деньги. Много-много денег. Позвонила даже какая-то правительственная шишка, пожелавшая узнать, что там с кое-какими бумагами. С кое-какими! Как будто казначейские векселя и государственные облигации годились разве что для подтирания задницы.
Ну и в-третьих, Вешнякова донимала страшная изжога.
Опустив голову, он попытался собраться с мыслями. Солнце светило в затылок, и от этого изжога по неведомой причине становилась сильнее. Вешняков приехал к открытию Первого межрегионального, только вот ни о каком открытии речи не шло. Точнее, об открытии говорили много, но оно вовсе не касалось входных дверей.
– Эй, онанист. Это место занято.