– Но я не обещаю, Вик, что не придушу твою кошку потом.
Он залез на водительское сиденье и выпустил Кинки на соседнее. Вырулил с парковки, оставляя за колесами бегущие пенистые стрелки.
7.
Кадры Ейска выбивали почву из-под ног. Диктор что-то говорил, пока зависший над городом вертолет осуществлял съемку. Всё выглядело неторопливым и нездешним, точно игрой невидимого ребенка.
Вот какая-то машинка медленно уезжает от бегущей воды. А всё потому, что озорник выплеснул на ненастоящий городок целый тазик, а заодно включил краны на кухне и в ванной, заливая дорогой асфальтированный пол в гостиной. Невидимая рука толкает крошечную машинку по дороге туда-сюда, пока она не застревает колесом в открытом канализационном люке. Крышка от люка, балансируя в потоке, плавно скользит ниже по улице.
По гостиной разбросаны и другие игрушки. Они бегут или едут. На крышах домов размахивают руками и подпрыгивают человечки. Вот промелькнула лодка, задев цветочный ларек, из которого, будто венки, выплывают пестрые букеты. Промчался мусоровоз, сшибая и без того покосившиеся фонарные столбы. Лихорадочно плывет собака, волоча за собой неподвижную женщину, чья рука застряла в петле поводка, а голова непрерывно полощется в воде.
Всем весело и интересно.
Всем, кроме игрушек, что изо всех сил пытаются спастись.
Оператор вертолета тщательно снимает всё это, пока диктор говорит о небывалом, невозможном феномене, неподвластном человеку. Перечислялись точки эвакуации. Следовали простые и ненужные инструкции, основанные на страхе и примитивной логике, призывавшей бежать от воды.
Эти кадры и слова никого не впечатлили. По крайней мере, никого из тех, кто застрял в банковском хранилище Первого межрегионального. Там прислушивались, поймав глазами различные участки потолка. Казалось, снаружи перекатывается массивный булькающий шар. И каким-то образом шар находился сразу повсюду, обмазывая своей тушей всё подряд.
Освещение мигнуло, но не погасло. Инверторный генератор уже тихо что-то бормотал в своем звуконепроницаемом корпусе, бросая легкий вызов генератору кислорода.
Только Вик не прислушивался к тому, что происходит снаружи. Он недавно перепроверил воздуховоды и теперь развалился на одном из стульев. По его подсчетам, море уже подперло огромную дверь хранилища. Поэтому Вик сидел сомлевший и расслабленный. Он сделал всё, что можно, и никто не посмел бы упрекнуть его в обратном.
– Кто хочет перекусить? – спросил Вик.
Захаров одарил его диковатым взглядом. Потом вытаращился на дверь и подошел к ней. У пульта управления он качнулся, напоминая лунатика. Марк встревоженно покосился на отца, но тот с улыбкой мотнул головой, показывая, что беспокоиться не о чем.
– Хочешь испытать судьбу, юный мореход? – поинтересовался Вик.
Ассистент, точно ужаленный, обернулся. Его тощая рука застыла на полпути к пульту.
– Да-да, самое время проверить шутку про банкира, который утонул. – Вик довольно осклабился и нажал на значок. – Деньги теперь надо хранить не только в рублях, но и в воде. Никому и в голову не придет рыться и там, и там!
Он расхохотался, тряся плечами от смеха. Богомолова метнула в него брезгливый взгляд и отвернулась.
– Хотите сказать, мне не хватит мужества открыть дверь? – хмуро осведомился Захаров.
– Не только, – кивнул Вик. – Чем дольше мы разговариваем, тем больше давление снаружи. Дверь уже не отворить. Только если ты на завтрак не лопал куски настоящего Геркулеса, а не какую-то там кашу. Ну, или пока не сойдет вся вода.
Захаров вздрогнул, словно его ударили по лицу, и поплелся к столу, на котором валялись разбросанные игровые карты. Сел, уронив голову на руки.
– Так мы заморим червячка? – весело спросил Вик.
Никто не возражал.
8.
До полуночи оставалось не больше часа. За окном клубилась мгла. Сейчас она буквально навалилась на воду. Город потух. Тори неотрывно смотрела в распахнутое окно. Земля лежала где-то в девяти метрах ниже третьего этажа, тогда как самой воды можно было коснуться рукой.
Море широкой линзой простиралось прямо за окном. Громады зданий закрывали собой тусклые звезды и напоминали тени от здоровенных шкафов. Иногда какая-нибудь волна ложилась на оконный отлив и перебиралась в палату к Тори. В обесточенных коридорах тоже журчали водопады. Но единственную обитательницу городской больницы всё устраивало.
После того как Мария так неосторожно вышмыгнула из окна, в палату наведались два здоровенных санитара. Это случилось примерно через полтора часа после инцидента, что говорило о полном безразличии мира к выпавшей за борт бедняжке. Увидев санитаров, замерших на пороге, Тори сразу поняла, что их гложет.
– Ее тоже эвакуируют? – поинтересовался первый. Его короткие черные волосы были мокрыми от пота. На лбу бугрилась шишка.
– Не будь идиотом. Забирают всех. И рыбок, и собачек.
– Да, знаю я, знаю. – Обладатель шишки скривился. – Но кто захочет ехать в одной машине с сумасшедшей? Разве рыбкам и собачкам не будет неприятно? Кому она вообще уперлась?
– Главному в лобок уперлась – вот и всё. – Второй посмотрел на часы и выглянул в коридор. Там еще горел свет и слышались человеческие голоса.
Они стояли на пороге и обсуждали ее. Эти два здоровяка. Говорили так, словно Тори отсутствовала или находилась в глубокой коме. Надо признать, она понимала, что не справится сразу с двумя. К счастью, их мозги по всем параметрам проигрывали мышцам.
– Такие, как вы, должны четко следовать инструкциям, – сказала Тори, сверкая глазами. – Молиться им. Именно эту шестеренку я крутанула, когда забрала в океан тех идиотов.
«Ну же».
Санитары занервничали. Обладатель шишки посмотрел на напарника.
– Не знаю, как ты, а я почему-то вижу палату пустой.
– Точно. Да как она вообще сумела выбраться?
– И не говори. У сумасшедших иногда столько сил.
– Вот уж верно. Приятного плавания, сука.
Молодчики заржали и вышли, захлопнув за собой дверь. Снаружи ее, судя по звукам, подперли коридорным креслом. Тори оскалилась. Улыбка, точно засохший паразит, облепила нижнюю часть ее лица.
Так Тори пролежала до сумерек, а потом включила в палате свет. К тому времени громкоговорители стихли, а город вымер. Небо выглядело темнее обычного. Часть уличного освещения сбоило. Работали лишь те фонари, чьи лампы возвышались над рябью, гулявшей по затопленным улицам. Иногда до слуха доносились мягкие хлопки, когда на глубине лопалась та или иная витрина.
С наступлением темноты погас свет. Город выдохнул последние огоньки и умер.
Вода за окном сделала еще один рывок, и теперь без пауз заливала палату. На лице Тори взошла настоящая живая улыбка. Сейф с Виком и его семьей уже несколько часов как полностью скрылся под водой. Это же касалось и самого банка. Вик хорошо подготовился. Возможно, даже перестарался.
За окном, на черной глади, возникло нечто белое, похожее на сдутую луну. Оно повернулось, и на Тори посмотрело застывшее, слегка раздавленное лицо Марии. Ее широко раскинутые руки касались оконного отлива. Она словно намеревалась перевалиться через подоконник, чтобы поквитаться с убийцей.
Марию овили колонии пузырей, шедших откуда-то снизу. Спустя секунду ее грузное тело ушло под воду, словно зацепленное крючьями. Пузыри не прекращали лопаться. Когда они стихли, на поверхности возникли желтоватые глаза. Они бесстрастно взирали на обессиленную женщину в палате.
Улыбка Тори стала еще шире, когда первая из тварей забралась внутрь.
Глава 11. Гогланд III
1.
Андрей проснулся весьма озадаченным. Обычно утро начиналось с исследования карты вспыхивающих точек боли, нанесенных за ночь на тело. Возраст всё чаще давал о себе знать, хотя в свои пятьдесят пять Андрей жаловался разве что на скуку. Однако в этот раз всё было иначе. Разум Андрея точно бы провел ночные часы на сладкой перине, чего нельзя было сказать о подушечках стоп.
Они болели так, словно их использовал йог, бродивший по свалке болтов и гаек.
– Только в этом сезоне открыт набор в секцию лунатиков. Кто на новенького? – пробормотал Андрей.
Он попытался сесть и обнаружил у себя на груди правую руку, сжимавшую револьвер. Разумеется, сама рука всё еще представляла собой часть его тела, однако Андрей на секунду усомнился в этом. Оружие походило на нескладного утреннего зверька – способного плевком проломить кому-нибудь череп.
– Кто рано встает, тот револьвер достает. – С этими словами Андрей осторожно переложил оружие на прикроватную тумбочку.
Он хотел было позвать Мону, чтобы поинтересоваться, не в курсе ли она происходящего, но передумал. К девяти утра Мона уже находилась в оранжерее, дрессируя там петунию и прочие цветы. Но перед этим она обычно готовила им легкий завтрак. А сейчас, судя по теням на шторах, было никак не меньше половины десятого.
Зевнув, Андрей сделал еще пару открытий.
Во-первых, он обнаружил, что ступни его и впрямь были востребованы этой ночью. Разводы грязи на щиколотках, подошвах, пальцах и между пальцами недвусмысленно указывали на это. Такие обычно остаются, если босиком пройтись по росе, а потом ступить на тропинку.
А во-вторых, Андрей вспомнил увиденный сон. Он как будто выгуливал Приму посреди ночи. Не мозг в банке, а живую собаку. Гавкающую и чуть светящуюся.
Всё еще ломая над этим голову, Андрей привел себя в порядок и спустился. Револьвер захватил с собой. По пути отметил странные, едва заметные подсохшие следы на обоях и ступенях. На кухне уже поджидал Тит. Таращась в пустоту, ассистент стоял между шкафом с посудой и окном, на стекле которого лежал пушок рассеянного утреннего света.
– Дорогой мой Тит, доброе утро. – Андрей присел за стол. Подвинул к себе кофейник и тарелочку с тостами. Револьвер положил к блюдцу с джемом. – Судя по всему, завтрак с Моной тебе не достался. Может, плохая ночь? Садись.
Потускневшие глаза Тита обрамляли темные круги. Он вздохнул и с готовностью плюхнулся на свободный стул. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, чего обычно не делал в присутствии Моны.