– Ты моя маленькая девочка, истинное дитя леса учебников по анатомии. Ну, пожалуйста. С самого начала. Я хочу кое-что понять.
Мона зарделась и приосанилась, что особенно хорошо смотрелось, когда она сидела. Прямо как сейчас. Тит тоже покраснел, однако совершенно по другой причине.
– Ты готовился выступить еще раз и выглядел прекрасно, ничто не предвещало беды для твоего черепа, а потом раздался стук.
– Мы обернулись к двери, – поддакнул Тит, – но никто не вошел и не потребовал, чтобы его впустили. Хотя снаружи, несомненно, виден свет в окнах лаборатории, а значит, ясно, что внутри кто-то есть. Когда мы посмотрели друг на друга…
– Типично человеческая реакция, дорогой, – пояснила Мона безапелляционным тоном. – Я надеялась узнать больше по мимике Тита.
– Да, мимика. – Тит сконфуженно кашлянул. – Так вот, постучали в дверь – но вы с Примой были уже внутри. Андрей Николаевич, вы выглядели так, словно побывали у себя на операционном столе.
– Украл сам у себя мозг? – Андрей нашел это забавным.
– Дорогой, ты выглядел дезориентированным, как жертва наезда. Я подумала про аптечку, но потом увидела, что ты всё еще здесь.
– Вас было двое, Андрей Николаевич.
– Что случилось потом?
– Я услышала твое послание, дорогой. Ты как будто читал лекцию прямо у меня в голове. Я слышала всё так, словно сидела на первой парте.
– А что скажешь ты, мой дорогой Тит? Ты тоже сидел на первой парте?
– Нет, Андрей Николаевич. Мне, по-моему, досталась галерка.
Андрей стукнул пальцем по записям. Он сделал правильный вывод. Собственно, потому-то они и обсуждали это второй раз.
– Я совершенно не помню, как посещал вас, коллеги, зато припоминаю кое-что другое.
Теперь настал черед Моны и Тита слушать с открытыми ртами. Андрей поведал о своих злоключениях в ментальном пространстве, в котором не то обитала, не то проказничала Прима. Разумеется, он предпочел бы внести в журнал соответствующую запись, но это могло и подождать.
– У реципиентов разный уровень восприятия, – сказал он, когда закончилась основная часть его повествования. – Прима обошла не всех, но многих. Вероятно, она посетила лишь тех, кто, по ее мнению, наиболее остр, уж простите мне этот кулинарный оборот. И некоторые из ее избранников – настоящие негодяи.
– Но что мы будем делать, Андрей Николаевич, когда запрошенные Примой разумы явятся сюда?
– Мы их примем, – пожал плечами Андрей. – Разобьем палаточный городок. Думаю, они захватят принадлежности для сна и готовки. У меня даже найдется пара лишних зубных щеток.
– Дорогой, мне кажется, Тит спрашивал вовсе не об этом.
– Мы не станем похищать у них мозги, – отмахнулся Андрей. – Но обязательно сделаем это, если выяснится, что на кону – успех мероприятия по спасению человечества.
В разлившейся тишине хлопнула оконная створка. Водоворот снаружи набирал обороты. Или же это гроза заглянула в вертящееся горлышко, охватившее остров.
– Я не убийца, дорогой. – Мона решительно направилась к двери. – Никто из нас.
– Ну, разумеется. А знаешь что? Почему бы нам не подкрепиться? Я ужасно проголодался, дорогая.
Мона взялась за дверную ручку. Кивнула.
Тит, памятуя о дружках Донована, незамедлительно вскочил:
– Я провожу вас, Мона Вячеславовна.
– Не стоит. Андрею может понадобиться твоя помощь.
Перед уходом она взяла топор, и он смотрелся в ее руках куда уместнее, чем в неуклюжей хватке Тита. Дверь распахнулась, и женщина с топором исчезла во вспышке молнии. Совершенно потрясенный, Тит рухнул на стул.
– Упаси тебя господь любить такую женщину, – покачал головой Андрей.
Придвинув к себе журнал, он опять начал писать. Его первые слова были такими:
«Кругом одни чудовища…»
5.
Бэйдоу всё так же скользил по своей орбите. Равнодушие было частью его работы, и когда однажды он развалится, его обломки, возможно, образуют интересную фигуру. Но и та продержится недолго. Последний пируэт спутника никого не заинтересует, потому что морские гады не смотрят вверх, а других глаз, скорее всего, к этому времени уже не останется.
Под брюхом Бэйдоу проносились волны, волны и волны. Иногда встречался тот или иной клочок суши, таявший буквально на глазах. Отмерянный человечеству срок был на излете, но это вовсе не означало, что всё закончится вот так: без содранных костяшек и крови в уголке рта.
Под толщей океана – и на его поверхности – еще остались люди. Никто не назовет их храбрецами или героями, потому что храбрецы обычно умирают первыми, а герои привыкли жертвовать собой. Эти разрозненные клочки человечества готовились к решающему противостоянию.
Над их судьбами, точно голубой метеорит, мчался Бэйдоу.
Благодарность
Эта благодарность адресована Дому творчества Переделкино и его коллективу. Именно там я корпел над романом, который вы сейчас держите в руках. На одной из первых встреч я говорил о любви и страхе. А потом меня напугало собственное отражение в зеркале. Впервые в жизни.
Я привез страх – но любовь получил от вас.
Спасибо.