Толику было известно: представители этого народа отличаются тем, что не могут усидеть на одном месте, как бы хорошо они там себя не чувствовали. Может быть, страсть к кочевой жизни и привела эту цыганку в столь необычное место?
Томский повертел головой по сторонам — если его догадка верна, то в бункере должны быть и другие цыгане. Судя по спокойному голосу Аршинова, продолжавшего рассуждать об ухищрениях защиты от взрывных волн, соплеменников женщины он пока не обнаружил.
Продолжая тасовать свои карты, цыганка подняла голову и улыбнулась Томскому.
— Я — Рада.
— Я тоже, — машинально ответил Толик, но поняв, что женщина просто представилась, а вовсе не выразила свой восторг от встречи, поправился. — Очень приятно. Я — Томский. Со мной друзья, мы…
— Путешествуете. Вернее ищете приключений на свою голову. Иначе как бы вас занесло в это гиблое место?
— А по мне здесь довольно уютно…
— Вот как?
На вид Раде было около пятидесяти. Правильные черты лица носили следы былой красоты, поблекшей, как и шаль, — от возраста, кочевой жизни и прелестей подземного существования. Больше всего поражала улыбка цыганки — ровный ряд белоснежных зубов правильной формы. Как они могли так хорошо сохраниться?
— Раз уютно, то садись, — продолжая приветливо улыбаться, Рада похлопала ладошкой по полу, указывая на место рядом с собой. — Я тебе погадаю. Бесплатно. И не говори, пожалуйста, что не хочешь узнать будущее.
— Почему же. Мне интересно, хотя и страшновато. Вот только предупрежу друзей…
— Не стоит. Их время срывать завесу тайны еще не наступило.
Томский сел. Ситуация была странной, но поведение Рады не внушало опасений. Ладно, пусть остальные продолжают экскурсию. Они еще успеют познакомиться с загадочной обитательницей бункера.
— У тебя странные карты, Рада. Я таких еще не видел.
— Это не просто карты. Таро. Есть легенда, что в Древнем Египте существовал храм, в котором было двадцать две комнаты. На стенах этих комнат были изображены картины-символы, виньетки древнеегипетской Книги Мертвых. От них впоследствии и произошли двадцать два старших аркана — фигур карт Таро. Мой народ тоже прибыл из Египта, поэтому мы лучше других умеем пользоваться Таро, а предсказания наши всегда сбываются. Начнем?
Толик кивнул. Рада положила колоду перед собой рубашкой вверх.
— Теперь задай себе вопрос. Лучше, если он будет конкретным. Задал?
Толик опять кивнул. Больше всего волновало, найдет ли он в Академлаге то, что ищет. Вот вопрос всех времен и народов.
Цыганка принялась вытаскивать карты из разных мест колоды и укладывать их на пол в виде лесенки, опускающейся вниз. После четвертой карты лесенка пошла вверх и вправо. Хитрое построение закончилось на седьмой карте.
— Все просто, Томский. Первая карта обрисовывает ситуацию в целом. Вторая, третья и четвертая показывают, что привело к такому положению вещей. Карты пять, шесть и семь расскажут о том, что будет дальше.
Рада подняла первую карту. На ней был изображен седобородый старик в длинной белой хламиде со светильником в руке. Он стоял на голой каменной скале, а вокруг простирался безрадостный пейзаж: хмурое серое небо, темные тучи, чахлые, болезненного вида деревца.
— Отшельник, — тихо произнесла Рада, приподнимая следующую каргу. — Одиночка. Изгой.
На второй карте Томский увидел кудесника. Мужчина в островерхой шляпе колдуна склонился над круглым столом, где были разложены разные магические атрибуты. Худощавое лицо с крючковатым носом и острым, как копье, подбородком. Прищуренные глаза и тонкие синеватые губы. Сами по себе эти детали не представляли ничего особенного, но разом почему-то производили отталкивающее впечатление.
Третья карта изображала Смерть — бледную старуху в черном плаще с капюшоном и острой косой на плече. Свободную руку Смерть вытягивала вперед, словно собираясь схватить того, кто на нее смотрит, и утащить в свой таро-мир.
С четвертой карты смотрел человек со строгим, аскетичным лицом и сурово сдвинутыми к переносице бровями. В левой руке он держал меч, в правой — весы.
Гадание все больше захватывало Толика. А как же иначе? Он — изгой. Главная его проблема — загадочная, почти магическая болезнь. Смерть несчастного мальчика и ожидание справедливого возмездия. Пока все сходилось!
Томский вытянул шею в ожидании самого главного. Сейчас он узнает свое будущее. Последние три карты Рада перевернула без пауз — одну за другой. На всех был изображен Дьявол — урод в желтом комбинезоне с растущим из лица шлангом противогаза и круглыми стекляшками вместо глаз. Картинки на остальных картах изменились. На месте седобородого отшельника Толик увидел самого себя, маг превратился в профессора Корбута, на рукаве у Смерти появилась красная повязка с берилаговской аббревиатурой, а место сурового судьи занял Путевой Обходчик. Его совесть.
Сердце Толика превратилось в осколок льда. Иллюзия. Галлюцинация. С самого начала следовало зарубить себе на носу — никаких цыганок в бункере нет и быть не могло. Он поддался на уловку, и Желтый вновь увлек его в царство кошмара.
Томский собирался вскочить, но цыганка-призрак оказалась быстрее. Она сорвала с плеч выцветшую шаль и набросила на Толика. В полете шаль превратилась в заляпанный кровью обрывок брезента. Знакомый, омерзительный запах ударил в ноздри. Толик сбросил брезент, но избавиться таким простым способом от ужаса было невозможно. Вместо доброжелательной Рады на полу сидел шестирукий мутант. На этот раз уголки его губ не были опущены вниз — бледнолицый улыбался. Зубов у него не было, и рот выглядел просто черным овалом. Монстр вытянул губы трубочкой, словно собираясь поцеловать или всосать Томского.
Толик вскочил, попятился к двери. Четыре руки монстра уперлись в пол. Две вытянулись к Томскому, словно в жесте мольбы. Человек уперся спиной в дверь, которая почему-то оказалась закрытой. Удар ногой не помог. Шестирукий издал что-то среднее между шипением и свистом, но Томскому было ясно — так монстр смеется. Оставался только один способ защиты. Толик выстрелил. Пули прошли сквозь тело чудовища, не причинив ему ни малейшего вреда, зато в стене появились дыры. Томский отвернулся и принялся остервенело бить в дверь прикладом. Безрезультатно.
— Дядь-Толь! Не убивай меня! — раздался за спиной детский голос. — Я ведь так мало прожил!
Вместо шестирукого у письменного стола стоял Мишка. По его бледному лицу текли слезы.
Томский понимал — мальчик мертв, перед ним всего лишь призрак, однако не мог ничего с собой поделать: опустил «калаш», шагнул навстречу пацану. Выражение скорби в глазах ребенка сменилось дьявольскими огоньками безумия, а лицо на глазах старело. Сначала на нем появились морщины, потом по щеке расплылся уродливый шрам. Мишка превратился в Мамочку, но и на этом метаморфозы не закончились. Глаза женщины провалились внутрь глазниц, кожа лица сморщилась и начала отваливаться кусками, обнажая белую кость черепа. Теперь перед Толикам стояла Смерть — точно такая же, какой была изображена на карте Таро.
— У тебя нет будущего! — прошипела она. — А настоящее ты отдашь мне!
Взмах косы. Второй. Отступать Толику было некуда. В третий раз острое как бритва лезвие резануло по лицу. Томский закрыл глаза в надежде на то, что видение или исчезнет, или окончательно его добьет.
— Проваливай, поп! Не смей вмешиваться в чужие дела, или пожалеешь об этом!
Толик понял, что угроза адресована не ему. Открыл глаза. Между ним и безобразной старухой стоял Шаман, наряженный в балахон со змеями-ленточками. Ладонь алтайца сжимала древко косы. В ответ на предупреждение, он начал тихо, но уверенно произносить какие-то заклинания. Смерть вырвала косу. Отступила к столу. Одеяние ее пожелтело, превращаясь в костюм химзащиты, темные провалы глазниц затянулись стеклом, а на лице вырос хобот противогаза. Желтый улыбнулся фиолетовыми губами, отодвинул стул и уселся за письменный стол с видом начальника, который был чем-то недоволен и собирался распекать подчиненных.
— Так-так. Двое на одного? Да вы прыткие ребята! Ничего, скоро я пришлю кое-кого за вами обоими. Они приползут с приглашением от мистера Хайда.
Рука в желтой перчатке потянулась к кнопке лампы. Вспыхнувший зеленый свет ослепил Толика. Когда же зрение вернулось, Желтого за столом уже не было, Шаман тоже исчез, и даже следы ботинок на паркете пропали. Вместо них в пыли появились пятнышки крови.
Томский ощупал пальцами лицо. Никаких порезов. Кровь текла из носа. Вытерев ее рукавом, Толик повернулся к двери. Она была приоткрыта, а из зала доносился спокойный голос прапора.
Выйдя в зал, Толик первым делом отыскал Шамана. Тот сидел на одном из стульев и, на первый взгляд, слушал разглагольствования Аршинова. На самом деле алтаец был далеко. Окаменевшее лицо, закрытые глаза, подрагивающие губы. Толик не спеша, стараясь ничем не выдать своего волнения, подошел к столу. Шаман открыл глаза. Посмотрел на Томского.
— У тебя кровь…
— Знаю. В ушах гудит. Наверное, давление. Уже почти прошло. Надо идти.
— Да. Оставаться здесь я не вижу никакого смысла, — кивнул Шаман.
Взгляды их встретились, и Толик понял — Шаман в курсе того, что произошло в комнате с паркетным полом. Он не присутствовал там во плоти, но почувствовав, что Томский в опасности, пришел на помощь в ипостаси бесплотного духа.
Аршинов встал.
— М-да. Жили же люди! Не хочется покидать такое уютное местечко, но что поделаешь? Если хочешь есть варенье — не лови хлебалом мух. Пошли, а то Мистер Неваляшка заждался. Кстати, Вездеход, ты не в курсах, почему Шестера рванула в этот коридор?
— Охотничий инстинкт, — ответил Николай. — Крысы — одно из лакомств ласок.
— И не только ласок, — вздохнул прапор. — Если все будет идти, как идет, мы все скоро вынуждены будем их полюбить…
У вывески, призывающей к работе с высокоточными системами, Толик почувствовал себя плохо. К гудению в ушах присоединилась головная боль. Как ни старался Томский держаться на плаву, он вынужден был присл