Нина проявила себя и наблюдательной разведчицей. Она неоднократно ходила в Борисов и другие крупные населенные пункты, где располагались немецкие гарнизоны. В ее наградном листе в 1944 году будет записано:
«В качестве помощника командира группы неоднократно выполняла боевые задания в тылу врага под Москвой. 30 апреля 1942 года в составе группы Колесовой была выброшена на парашюте в глубокий тыл фашистов и пробыла там 26 месяцев безвыходно. Принимала активное участие в многочисленных боях с оккупантами. Лично ею на железной дороге Минск — Орша подорвано два железнодорожных эшелона противника с живой силой, артиллерией и танками. Принимала участие в восьми боевых операциях на железной дороге против вражеских эшелонов. В боях и засадах вместе с товарищами уничтожила до 25 автомобилей и 30 вражеских солдат. Большую работу провела по ведению разведки в г. Борисове и в других гарнизонах противника».
Леля могла рассказывать еще и еще… Огнивцев особенно заинтересовался ее группой и пообещал встретиться с девушками при первой же возможности. После совещания он, уединившись, еще долго расспрашивал Колесову о деталях обстановки, столь важных для профессионального разведчика. Но там, на совещании, Спрогис молчаливым движением руки усадил ее на место и поднял очередного докладчика.
Борис Вацлавский
Даже видавшего виды Огнивцева удивила та бесстрастность и сугубо деловитый тон, с которыми докладывай очередной командир — Борис Вацлавский. Кратко, без эмоций, только о том, что представляет конкретную практическую ценность. Наверное, так отчитываются предколхозов на бюро райкома: сделано то-то и то-то, способствовало то, мешало это…
О Вацлавском Огнивцев знал только то, что его путь в разведку начался по призыву комсомола в октябре сорок первого года. Во Дворце пионеров Бауманского района столицы представитель разведотдела штаба Западного фронта майор Спрогис тщательно отбирал из числа лучших комсомольцев тридцать человек в отряд десантников и уже тогда обратил внимание на этого серьезного молодого человека. Впрочем, он уже был не очень молодым по тогдашним понятиям — двадцать семь лет! Кандидат в члены партии. Успел окончить Московский авиационный институт. Словом, не из желторотых школьников. И в военном деле не новичок: без отрыва от производства окончил планерную, парашютную и даже летную школу Осоавиахима, работал инструктором парашютного спорта на общественных началах. Родом — «почти» харьковчанин — из города Изюма. Но последние годы жил в Москве. И хотя желающих попасть в десантники было более чем достаточно, его взяли в отряд охотно.
Спрогис страшно обрадовался, что нашелся человек, который может помочь подучить и потренировать будущих десантников. Но тут же уточнил:
— С вышки прыгал или с самолета?
— И с вышки, и с ТБ-три, — ответил Борис.
— Великолепно! Видимо, с ТБ-три вам и придется прыгать.
Так впоследствии и получилось. Они спрыгнули с ТБ-3 на смоленскую землю, занятую тыловыми и резервными частями группы армий «Центр». Приземлились сравнительно удачно, но были обнаружены врагом и вынуждены были немедленно уходить в соседние леса.
У десантников началась жизнь и работа, полные тревоги и опасностей, с длинными переходами и короткими, но бурными, как майская гроза, схватками с группами и группками противника. Вести разведку и устраивать засады на виду у вражеских гарнизонов было безмерно трудно. Если в отдаленных, так называемых «тихих», местах немцы чувствовали себя сравнительно спокойно и позволяли себе порой благодушничать, то в ближайших тылах группы армий «Центр» и на главных коммуникациях передвижения войск их настороженность была куда острее. В узде крепко держало высокое начальство, которое устраивало в гарнизонах внезапные проверки и разгоны за ротозейство. А так как вражеские гарнизоны были натыканы где только возможно, то передвигаться десантникам с места на место было далеко не безопасно.
Однако даже в таких жестких условиях десантники Вацлавского, обосновав в надежном лесу лагерь, занимались своим делом. И довольно успешно. Каждый день в строго установленные часы в эфир летели позывные, и морзянка выстукивала:
«В сторону Смоленска проследовал воинский эшелон. На открытых платформах — сорок два средних танка. В пяти теплушках — личный состав».
«Из Смоленска на Оршу проследовал санитарный поезд. В десяти пассажирских вагонах — раненые офицеры. В теплушках — солдаты».
«На железной дороге между Смоленском и Оршей пущен под откос эшелон, идущий на запад с награбленным зерном. Уничтожено 20 вагонов зерна».
«На железной дороге Витебск — Орша, южнее Богушевска, взорван эшелон противника с живой силой. Уничтожено 12 пассажирских вагонов и до 150 фашистов».
И так изо дня в день мстили врагу бойцы группы Вацлавского за горе и лишения своего народа, за Родину.
Однажды у Вацлавского возникла мечта побывать поближе к Смоленску и разузнать поподробнее о ставке Гитлера в Красном Бору. Добраться до этого волчьего логова было заманчиво. Но заветная мечта разлетелась в пух и прах, когда дошло до реального воплощения. Во-первых, подступы к Смоленску были безлесные, прикрывались вражескими гарнизонами и были под тщательным наблюдением. И, во-вторых, верные люди сказали, что все это — камуфляж, а фактически ставка под Смоленском Гитлером заброшена. Он перебрался в другое место, куда-то восточнее Смоленска. Это сразу же поставило перед Вацлавским массу вопросов. Куда перебрался? Зачем? Что его вынудило? И есть ли возможность все-таки найти ставку и «познакомился» с нею поближе?..
Мало-помалу восстановились и некоторые подробности из истории создания красноборской ставки бесноватого фюрера. На ее строительство было согнано до шестисот военных строителей, главным образом пленных. К ним фашистское командование подошло с большим «вниманием»: обещало после завершения всех работ освободить из плена и выдать пропуска для проезда к избранному месту жительства на оккупированной территории. Мол, работайте только побыстрее и старательнее.
У людей теплилась какая-то надежда выжить, вырваться из ада каторжных работ за колючей проволокой. Они, изнемогая от голода и усталости, работали. В короткий срок были возведены подземный бункер с трехметровым перекрытием, подсобные наружные и подземные сооружения, благоустроены окрестности: меж смолистых сосен проложены красивые дорожки, разбиты клумбы. Была также подведена колея железной дороги для стоянки вагонов, оборудованы автостоянки…
Фашистский генерал, руководивший инженерными работами и обещавший освобождение, «сдержал» свое слово. Как только на очередном объекте завершалось строительство и уполномоченные фюрера принимали его, пленных выстраивали со всеми их скудными пожитками и под звуки оркестра отправляли восвояси. Шли весело, поротно и повзводно — как же, ведь «домой»! Но ни один из них так и не вышел из Красного Бора. Все строители полегли под пулями автоматов и пулеметов. Варвары-фашисты очень боялись, что координаты местонахождения ставки Гитлера станут сразу же известны и партизанам, и советскому командованию. Но тайное так или иначе стало явным. Слух о кровавом злодеянии разнесся по земле. Подпольщики и партизаны, разведчики, действующие в тылу врага, первыми узнали о преступлении. Они еще крепче сжимали оружие. Летели под откос на железных дорогах фашистские эшелоны, горели военные объекты в Орше, Борисове, Могилеве…
Разведчики Вацлавского пробрались на аэродром в Орше, обнаружили там много самолетов и немедленно передали о них необходимые сведения в Москву. А когда пришли ночью наши бомбардировщики, то навели их на цель осветительными ракетами. Было уничтожено на земле более двух десятков гитлеровских воздушных пиратов.
Фашисты понимали, что все это дело рук партизан и особенно десантников. Им казалось, что развернула свои действия не какая-нибудь маленькая группа, а по меньшей мере целый батальон. Коменданты гарнизонов в городах Орша, Богушевск и Рудня собрали имеющихся в их распоряжении солдат, охранников и полицаев и начали прочесывать леса. Каратели шли густой цепью и, не видя цели, беспрерывно стреляли в белый свет, как в копеечку. Им было приказано: «Патронов не жалеть. Если не удастся перебить всех, кто попадется под руку, то хотя бы запугать местное население и партизан, чтобы впредь к Орше никто из них и близко не подходил».
Десантники и партизаны, разумеется, в открытый бой не вступали. Оставляя на пути карателей небольшие заслоны, они отходили в леса, плотным кольцом окружающие Витебск. Как потом им стало известно из показания пленного, между руководителем этой операции и непосредственными исполнителями произошел такой диалог:
— Постарайтесь прижать банду десантников к реке Днепр, вытеснив их из леса в чистое поле, — наставлял карателей их командующий. — В безлесье им всем капут!
И каратели старались изо всех сил, оставляя преследуемым, как они думали, единственный свободный путь — к Днепру.
— Я не сомневаюсь, что успех операции за нами, — потирал руки довольный генерал. — Я глубоко уверен, что партизаны и десантники кинутся туда, где не стреляют. Их поведет инстинкт самосохранения.
— Логично, господин генерал, — подобострастно отвечал начальник гарнизона. — Кому же хочется умирать. Особенно молодым. Им все время мерещится веселая жизнь, хорошенькие девушки. Даже этим русским аскетам.
— Насколько мне известно, их командир — Вацлавский тоже не старик.
— Всего двадцать семь, господин генерал.
— Невероятно. Откуда в этом мальчишке столько ловкости и прыти…
— Не понимаю, господин генерал.
Генерал бросил цветной карандаш на разостланную на столе топографическую карту и вдруг осерчал:
— Что понимать? Тут и бременскому ослу все понятно. Он безнаказанно прошел по нашим тылам двести километров! Хорошо изучил нашу дислокацию, знает все входы и выходы. Это позор! Это черт знает, что такое! Скажите спасибо, что об этом пока не знает командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Бок. Он содрал бы с нас с вами погоны вместе со шкурами, доннерветтер!