заготовители контор, чиновники управ, комендатур и другая фашистская нечисть.
Появились на опушках лесов и гестаповцы. Собачьим нюхом вынюхивали они следы десантников и партизан. Проникали и на восточный берег Березины через единственный мост между Березино и Погостом. Мост этот немцы берегли, как зеницу ока. С двух сторон его бессменно дежурили четыре вкопанных в землю танка и до двух взводов фашистов с пулеметами и автоматами, надежно укрытые в дзотах и траншеях. Как Змеи Горынычи, поливали они огнем все живое на ближних и дальних подступах к нему. Поэтому мост действовал, пока надежно служил рейху. Он позволял оккупантам и полицейским свободно маневрировать с западного берега реки на восточный.
Много раз пытались партизаны взорвать мост через Березину, но безуспешно. На этот раз уничтожить его решили десантники.
— Не буду я бывалым подрывником, если не уничтожу эту горбатую заразу, — сказал при обсуждении плана действий командир отряда Сорока. — Разольется Березина! Торчать оккупантам на том берегу, как пням горелым. А нам раздолья прибавится.
— Это очень важно, капитан Сорока, — сказал командир. — Так что благословляем вас, Григорий Яковлевич. Взорвете мост — быть вам героем Березины! Но одно прошу. На рожон не лезть. На «ура» мост не взять. Тут нужна особая хитрость.
Сорока недовольно хмыкнул в кулак.
— Что мы — лыком шиты? Только на хитрость и вся надежда.
Слова — словами. Но как подобраться к мосту, как заткнуть глотку танкам, закопанным у моста, уничтожить засевших в дзотах гитлеровцев? Была бы противотанковая пушка или, на худой конец, противотанковое ружье. Но их нет. А с гранатами к ним не подступиться. Местность открытая, как на ладони. Ночью — беспрерывное освещение ракетами.
Много воды утекло в Березине после того памятного разговора. Уже вешний разлив вошел в русло, уже кое-кто стал забывать об обещании Сороки. Не все и не всегда получается так, как хотелось бы. Но однажды, в середине апреля, Березину и ее окрестности на многие километры потряс взрыв огромной силы.
— Черт бы побрал этих фрицев! — выругался Гниденко. — Наверно, из «берты» куда-то пальнули.
Огнивцев улыбнулся:
— Да нет, Алексей Степанович. Это не «берта». Кажется, это наш Сорока сдержал свое благородное слово.
Так оно и было. Сорока, как и обещал, перехитрил врага. Вечером, в синие сумерки, десантники под его непосредственным руководством соорудили из бревен плот, положили на него три не разорвавшиеся авиационные немецкие бомбы по центнеру каждая — их специально извлекали из земли, рискуя жизнью, ящик тола и взрыватель. Укрыли все это лапником, еловой корой, поставили на плот высокий шест, прикрепленный к взрывателю, и пустили это диковинное сооружение вниз по течению Березины, примерно, в двух километрах выше моста. Теперь оставалось только ждать результата. Проплывая под мостом, шест должен был задеть за пролет, и горбатому «Горынычу» — конец. Взрывчатки хватало на то, чтобы разнести его до основания. Однако прошел час, тянулся второй, третий, а взрыва все не было.
Сорока послал двух шустрых парней уточнить обстановку. Вернулись они обескураженные и убитые горем.
— Ну что? — спросил Сорока, увидев перед собой ребят с грустными лицами.
— Плохо, товарищ командир. Плот не дошел до моста метров десять.
— Почему не дошел? Как?
— Попал в водоворот и крутится на месте.
— Ах, чтоб тебя… Что же делать? А может, подплыть и столкнуть?
— А как подплыть? Его уж заметила охрана. Стоят на мосту и тычут в него пальцами, что-то лопочут. Один охранник побежал куда-то. Наверно, докладывать начальству о странном сооружении.
— Эх! — взмахнул рукой Сорока. — Пропало столько взрывчатки! Да-а. Такого не ожидали. Но что же будут делать немцы?
Гитлеровцы к плоту сами не полезли. Помощник коменданта гарнизона вызвал к себе господина бургомистра г. Березино и сказал ему:
— Охрана моста доложила, что у моста появился странный плот с шестом. На шесте прикреплена какая-то записка на бересте.
— Это партизаны… А может, и десантники. Их выдумка. Они что-то задумали. Может, таким путем они решили взорвать мост?
— Вздор! Где они возьмут столько взрывчатки? Для того чтобы уничтожить мост, надо не менее двухсот килограммов взрывчатки. А их, по нашим данным, у десантников и партизан нет.
— Может, это и так, но полицаи боятся лезть не плот.
— А вы сами, господин бургомистр, сами покажите полицаям достойный пример.
— Ваше благородие! Как можно? Я жить хочу. У меня жена молодая. Сами знаете, только женился, обжился. Да и сам того… Только за пятьдесят.
— Ничего не случится с вами. Приказываю плот с подступов к мосту снять и записку на нем прочесть!
— Слушаюсь! Есть! Но это заведомое убийство. В случае чего, на вас грех за мою погибель ляжет.
— Господин бургомистр! Постесняйтесь. Вам ли произносить такие слова?!
— А что мне с этого стеснения? Каков прок? Легче станет, что ли? Железный крест мне на грудь повесят, что ли?
— Великая Германия в день своей победы всем, кто заслужил, повесит и кресты, и дубовые листья… А кто не выполняет приказ — того самого вешают, — сурово предостерег помощник коменданта гарнизона. — Вперед, господин бургомистр! Хайль Гитлер!
«Хайль-то хайль… Но чует сердце…» — пробормотал убитый горем бургомистр.
Помощника коменданта взорвало. Он ударил кулаком по столу и завопил, услышав кощунственные слова:
— Скоты! Жалкие трусы. Я давно это замечаю. Вы не служите Германии, а лишь спасаете свои шкуры. Я еду сам. Я — немец! Я покажу вам настоящую арийскую храбрость.
Он усадил обескураженного бургомистра в машину и помчал к мосту.
— Лодку мне! — крикнул он охранникам, посмотрев на крутящийся в водовороте у моста плот с шестом.
Охранники подогнали к мосту утлую для двух-трех человек лодку.
— Прошу! — сделал приглашающий жест рукой помощник коменданта и протянул бургомистру весла.
— Как же… Зачем же? — попятился бургомистр. — Вы же сказали, сами…
— Да, да. Я сам, но и вас поучу храбрости. Трус!
Бургомистр тяжко вздохнул, взял весла и опустился в лодку, как в свою могилу.
— Смелей, смелей, господин бургомистр! — подбадривал совсем обмякшего весельного помощник коменданта, храбро возвышавшийся на корме лодки во весь свой богатырский рост.
На мосту стояли, затаив дыхание, солдаты охраны и полицаи. Они ждали, что будет дальше. Произошло все мгновенно. Храбрый офицер ступил на край плота. Плот покачнулся и накренился чуть-чуть набок. Чтобы не упасть в реку, он ухватился за шест, и это был его последний рывок к победе. Грянул сокрушительный взрыв. Землю, воду, часть одного деревянного пролета моста тяжело качнуло, рвануло вверх и разнесло в стороны, затем обрушило с шумом и треском вниз, в водную пучину.
По берегам весенней Березины покатилось долгое громкое эхо.
Десантники и партизаны шутили после взрыва, что каблук сапога помощника коменданта гарнизона обнаружили на центральной площади города у входа в его родную комендатуру.
Повреждение моста нарушило взаимодействие немецких и полицейских гарнизонов, расположенных вдоль Березины, и создало благоприятные условия для дальнейших действий партизан. Перед майскими праздниками партизанами отрядов Изоха, Ероцкого и Баранова при участии десантников были разгромлены несколько небольших вражеских гарнизонов восточнее Березины.
Приход весны, уничтожение гарнизонов врага, приближение майских праздников поднимали настроение партизан и десантников. Среди них царило боевое настроение, желание еще более активизировать разведку. Намечались объекты для предстоящих нападений на коммуникации и гарнизоны противника. Но этим планам не суждено было сбыться. В первых числах мая от разведчиков и партизан начали поступать тревожные разведывательные данные.
Немецкое командование, замышляя летом 1943 года крупные наступательные операции на центральном участке советско-германского фронта, решило очистить от партизан и десантников лесные массивы, расположенные между Днепром и Березиной, южнее шоссейной дороги Минск — Могилев. Для такого решения у рейха было две веские причины: во-первых, именно в этих лесах располагался Могилевский подпольный обком партии, который активно руководил борьбой советских патриотов, во-вторых, надо было обеспечить бесперебойную переброску резервов боевой техники по железным и шоссейным дорогам в районы Курска, Орла и Брянска, что пока не удавалось. На этот раз фашисты задачу уничтожения десантников и партизан попытались решить иначе: действиями моторизованных воинских частей и войск СС быстро блокировать районы, занятые ими, а затем внезапным вторжением в леса на танках и бронетранспортерах разгромить подпольный обком партии и все лесные силы.
Стояли теплые майские дни. Десантники за полгода обжили и полюбили Усакинские леса, привыкли к ним, хотя они были не такими уж уютными. Буреломье, болота, речки, крапива, хмыз. С первых теплых дней — тучи комаров и гнуса.
В один из таких дней моторизованная колонна гитлеровцев с танками, артиллерией и минометами, сбивая небольшие заслоны, ворвалась в деревню Жабовку и с ходу на бронетранспортерах пыталась переправиться через реку Дулебка. Но взорванный мост, заболоченная пойма реки помешали. Попытка же форсировать реку в пешем порядке закончилась полной неудачей.
Дружный огонь партизан и десантников охладил пыл карателей. Немцы, оставив в пойме реки более полутора десятков солдат убитыми, отказались от атаки с ходу. Это была первая пощечина спесивым воякам. Несколькими часами позже им был дан такой же достойный отпор в районе Галынки, Дулебо, Колбчанской слободы, Закутья.
Первый наскок на партизанский край со стороны Березины у фашистов сорвался, и они вынуждены были перейти к своей старой тактике: после артиллерийского и минометного обстрела вторгаться в лес в сопровождении легких танков и броневиков. Позже выяснилось, что главные силы фашистов будут наступать на Усакинский лес с востока, с рубежа реки Друть, с целью прижать партизан и десантников в безлесной местности к восточному берегу Березины. На западном берегу сравнительно небольшое количество войск выполняло второстепенные задачи.