Надеюсь, мне не будет больно.
Сердце заколотилось гулко и часто.
— Наклонись, — мужчина оказался позади меня, и сильная рука нажала на поясницу. Пришлось подчиниться. — Ниже, еще. На локти упрись.
Выгнувшись, как кошка, я выставила попу, склонившись грудью почти до пола. В столь развратной позе, ощущая себя полностью беззащитной и доступной, меня сковало льдом страха и в то же время пронзало молниями чего-то неизведанного и чуточку тревожно приятного…
Какое-то время я не дышала, только слушала, что делает мой покупатель. А он дышал шумно, со свистом, будто астматик.
— Ты напряжена, — шершавая ладонь коснулась спины, переместилась на ягодицы. Пальцы подцепили край трусиков и потащили их вниз. Но колени помешали снять белье полностью.
Послышался треск, и в кожу неприятно врезалась синтетическая оборка.
— Выгнись в спине, — снова приказал. На этот раз сипло, с прерываниями и, не спрашивая разрешения, настойчиво провел рукой у меня между ног. Погладил лепестки, раздвинул их и ввел в меня два пальца на всю их длину. Помассировал, слегка растягивая, толкнул еще и еще. Усиливая давление и ускоряя движения.
Я задыхалась от бесстыдной и бесцеремонной ласки. Сгорая от стыда и порочного наслаждения с почти незнакомым мужчиной, зажмурилась, сдерживая горячую волну запретного удовольствия.
— Варвара, — он наклонился, порочно прижавшись ко мне мощным телом, оставаясь пальцами внутри, и зло прошептал: — Ты должна принимать меня с благодарностью, а пока ты — пластиковая дрянь. Кончай, или ничего не будет. Я не собираюсь в уси-пуси с тобой играть. Продала себя, будь добра отыграть роль на полученные деньги. Немаленькие.
И коснулся средоточия женственности, круговым движением пальца влажно погладил напряжённый клитор, вырвав нечаянное «А-ах!», надавил настойчивее.
Мысли скакали бешеными зверьками. Я продала себя и не могу сдержать удовольствия от интимных прикосновений почти незнакомого мужчины… Я шлюха!
Нет! Это лишь реакция тела. Нельзя не признать, что Шрам умеет дарить наслаждение. Его умелые пальцы уже почти довели меня до исступления, и только волевым усилием я удерживалась на грани, не поддаваясь оргазму.
Мужчина вновь коснулся набухшей горошины клитора, закружил пальцами по вершине, не прекращая вталкивать пальцы в горячую и возбужденную глубину. Когда рывки и трение достигли настоящей агонии, я не сдержала стона:
— Да-а…
И едва язык не прикусила от стыда.
— Кончай! — Шрам отстранил руку, будто решил бросить меня на пике, наказать за то, что оттягиваю нарочно, но снова толкнул пальцы вглубь, ударив по трепещущей точке внутри. Затем еще и еще, яростно и жестоко, выдергивая из меня стыд, заставляя тело плавиться от остроты, которой я никогда не испытывала.
Мужчина потянулся, налег на меня животом, почти завалил вперед, оставив только мой порочно выпяченный зад. Сильная рука погладила по животу, потянула меня вверх, приподнимая, а другая все еще нагло погружалась и немыслимо приближала разрядку, которую я удерживала изо всех сил.
Ладонь, горячая и обжигающая, переместилась с живота на грудь, до боли сжала сосок и не медля передвинулась на шею, сдавила ее, перекрывая воздух и заставляя меня приподнять голову назад.
Это было порочно и грязно. Невыносимо интимно и отчаянно.
Шрам повернул мою голову в сторону и с горящим злостью взглядом приблизился к губам.
— Ты же течешь, — подлил он огня в мое поражение, — отпусти себя. Ты же хочешь его спасти? Варвара… — и легкий поцелуй показался ударом, юркий язык, что погрузился в мой рот — факелом, а рывки его пальцев между моих ног — взрывом.
Глава 23
Бешеный
Я знал, как разогреть бабу. Знал, что нужно делать, чтобы любая сучка захотела меня, но сейчас медлил нарочно. Мог бы поджать и довести ее до кипения за минуты, но не делал этого. Жилы трещали, хрен рвался в бой, мускулы пронизывало нетерпение. Но я не стану трахать ее силой — она сама меня захочет, сама потянется.
Слабо соображая, я изучал идеальное тело. Тонкое, жилистое, гладкое… Безупречное. Она чудесная женщина, и до корня моей черной души я злился на ее ублюдка-мужа, что променял такую девушку на пару-тройку давалок. Блядь! Не будь я таким уродом, каким сделала меня жизнь, не пройди весь этот путь от живого трупа до настоящего изверга, способного сломать чужую судьбу — я бы приударил за ней. С цветами, киношкой и свиданиями в темноте, ласками до остановки дыхания, подарками, которые не забываются.
А теперь она и так моя. Банально. Просто. За деньги.
Сука…
И хочу ее и не хочу.
Вру. Хочу, но не так, но черные глазки камер следят, а у меня нет выхода — я должен делать свою работу, должен, потому что…
Наклонился к ней, всем телом чувствуя, как горит и дрожит каждой клеточкой, как боится меня и хочет одновременно. Это объяснимо. Это физиология, которую не обмануть. Муж-урод не дотрахивал девчонку, не давал то, чего она хотела, а только ездил на ней, используя. Я ей глаза открыл, а если до нее не дошло с первого раза — у меня достаточно времени сделать это позже.
Тело, душу и сердце…
Только так и никак иначе.
— Ты же течешь, — наклонившись, сгреб ее упругую грудь, ошалел от тугости набухшего соска, но пошел дальше — вцепился в тонкую шею и заставил Варю повернуть голову, чтобы глаза в глаза, — отпусти себя. Ты же хочешь его спасти? Варвара…
Знаю, что жестоко давлю на больное, но иначе она не покорится желанию, не высвободится, будет сдерживаться до полного изнеможения, терпеть и плавиться, но никогда не кончит — не привяжет себя ко мне тем, что будет хотеться еще и еще. Тем самым взрывом, за которым тянется каждый человек, как цветок за солнцем.
Мышцы гудели от резких движений руки, губы горели от хлестких поцелуев, язык немел, потому что я выжал из себя все, что мог. Погружаясь в нее пальцами, сам едва не кончал от тугости и жара, охватившего фаланги. Шалел от желания и осознания, что хочу ворваться в нее сейчас, до упора, отдаться тяге и забыть обо всем.
И я попробовал другое. Оторвавшись от искусанных сладких губ девушки, вложил в голос всю нежность, что во мне еще осталась:
— Ты достойна лучшего, Варя…
И она не выдержала, изогнулась всем телом, застонала в голос. Закрыла глаза, и по щекам её покатились слёзы, а по моим пальцам сок высшего наслаждения женщины. Сладость сильного испепеляющего оргазма…
А когда девчонка распахнула глаза, то они были будто туманной дымкой подёрнуты. Варя смотрела изумлённо, дышала часто, а её тело всё ещё содрогалось от затухающих спазмов.
Я слышал, как сильно колотится её сердечко. Ощущал в руках расплавленную удовольствием плоть.
Такая чувствительная!
Но отвернулась и, краснея от стыда, спрятала взгляд. Будто сделала что-то плохое.
Меня корежило и рвало на части. Я до глубины своей черной души хотел продолжения, но отстранился. Поднялся на ноги, повернул девчонку к себе лицом и взял на руки. Молча отнес ее в душ и оставил одну, а сам свалил на улицу — под гребанный дождь. Сорвался прямо с порога и бежал так долго, пока не уперся лбом в дерево. Чтобы проораться там, вытрясти любую жалость к сестре Берегового, любые чувства и эмоции. Но, бля, нихрена не получалось!
Мешая грязь босыми ногами, через час, может, больше, я вернулся в дом. Встал на пороге и, сотрясаясь от холода, посмотрел перед собой. Как загнанный в ловушку волк.
Варя стояла напротив. Маленькая, беззащитная и смотрела так странно, будто увидела перед собой привидение. А я желал, чтобы она сбежала, взяла свои красивые ноги в руки и смоталась от меня подальше. Потому что я, сука, тот самый бульдозер, который проедет по ее хрупкому сердцу. Безжалостно. Хладнокровно.
— Иди в душ, — неожиданно произнесла она, и тон её голоса был таким будничным, словно я её долбанный муженёк и только что вернулся с работы. — Обед на столе.
Развернулась и, натянув на плечо съехавшую мужскую футболку (мою!), прошлёпала в сторону кухни. Я, как привязанный, игнорируя слова о душе, направился за ней.
Обедом это было трудно назвать, но из того, что было в холодильнике, Варя сделала несколько бутербродов и простой салат. От чашки исходил пар, и пахло жасмином.
Варя села на табуретку и, старательно удерживая ворот футболки, которая так и норовила соскользнуть и обнажить грудь, крепкий сосок которой дерзко просвечивал сквозь тонкую ткань, просила звенящим от волнения голосом:
— Как мне тебя называть? Имя или прозвище…
— С… — ошарашенный ее поведением чуть не проговорился, но вовремя исправился. — Влад.
— Положить тебе салата, Влад? — потянулась она за тарелкой. — Хлеб будешь?
Я сдержанно кивнул, сцепив зубы, наблюдая за каждым ее движением.
Она поставила передо мной наполненную тарелку и, усевшись напротив, подперла кулаком щёку. Посмотрела в глаза и моргнула, будто солнце слепило, но не отвернулась.
— Тебе достаточно доказательств моей покорности? Если да, то переведи, пожалуйста, вторую часть суммы. А после обговорим правила… Нет, лучше запишем.
Я взял в руки вилку, и она взвизгнула между пальцами. От моего прямого взгляда девушка поежилась, но на моем лице, уверен, не дрогнул и мускул — я непрошибаемый урод. Наколол на зубья кусок помидора, беспощадно выдавив розовый сок, и, прежде чем забросить его в рот, сказал:
— Так вот почему ты внезапно ласковая и обходительная стала?
Глава 24
Бешеный
— Я хочу спасти моего сына, — спокойно кивнула Варвара, но я видел, как подрагивает тонкая жилка на нежной шее, да хрупкие пальцы нервно теребят ворот футболки. — А ты хочешь… — Запнулась и с трудом продолжила: — Меня. Точнее, тело, сердце и душу. Эти слова лишь метафора. Мне стоит понимать, что именно я должна делать и когда. Готовка, уборка… другое.
Я засмеялся. Зло и сдавленно.
— Другое… — наколол еще помидор, небрежно отодвинув в сторону огурцы. — Мне нужно, чтобы ты стала моей… — поймал светлый взгляд и чуть не подавился сочным овощем. — Невестой.