По коже скакали разгоряченные угли, а в теле все еще чувствовалась натянутая спираль. Не помогают бои от вожделения. Сука, ничего не помогает.
Бросив на стойку купюру за коньяк, показал жестом бармену, что займу ВИП-зал. Паренек с выбритыми висками кивнул в ответ и, спрятав деньги, поманил пальцем одну из дежурных проституток.
Сойдет. Высокая, худая. Волосы цвета темной вишни, наряд из лакового красного платья. На лицо слащавая, вызывающе накрашена, но мне уже плевать. Дрочить задолбало, если откровенно, я должен спустить пар. С моим аппетитом и болезненным стояком пару шлюх нужно, но и так сойдет.
Оглядывая со спины выбранную девушку, я думал о Варе. Наверное, она уже спит в это время. Хотелось бы с ней понежиться, обнять, закутаться в ее теплые руки, вдохнуть запах волос. Забыться рядом.
Но вспоминая, как она шарахнулась от меня в машине, я оставил попытки что-то изменить, ведь был прав… Монстра невозможно полюбить. И желать монстра можно разве что за деньги, а Варе на деньги плевать. Если бы не болезнь сына, она никогда бы не связалась со мной добровольно.
Не стал церемониться. Захлопнул дверь и указал девке на диван. Пока она шла к указанному месту, расстегнул ширинку и, высвободив себя, провел кулаком вниз-вверх.
Девушка хотела сесть, но я ее развернул к себе спиной и толкнул, заставляя встать на локти. Ее упругий зад натянул алую, как кровь, юбку. Край сместился, приоткрывая вид на тонкую полоску стрингов. Не возбуждало. Это все доступное и приторное. Не вставляло.
Механически разогрел кровь, плоть набухла в кулаке. Я дернул юбку шлюхи вверх и сместил в сторону полоску трусиков. Провел пальцами по ее сухой промежности. Она задрожала, словно не ожидала такого напора, выглянула испуганно через плечо. И в ее глазах я увидел похожий на Варин страх.
— У тебя что первый рабочий день? — грубо и не церемонясь, спросил, а она вдруг кивнула. И под слоем штукатурки я смог разглядеть милое, светлое лицо совсем юной девчушки.
Оттолкнул ее. Девушка переползла по дивану в угол и, согнув колени, уткнулась в них лбом. Зарыдала, будто я и правда над ней поиздевался.
Я быстро застегнулся, потер подбородок и присел на другой край дивана.
— Рассказывай.
Девчонка вскинула голову, посмотрела на меня туманно. Тушь потекла, а маленький кулачок еще сильнее размазал краску по щеке.
— Что рассказывать? — она брезгливо поморщилась и отвернулась.
— Как докатилась до… этого…
— А вам, что?
Я пожал плечами.
— Да в целом ничего. Просто интересно.
— Ваше «интересно» все равно мне не поможет, — она буквально выплюнула мне эти слова в лицо и не отвела взгляд. Только сейчас, видимо, заметила уродливые шрамы на лице. — Кошмар. Кто вас так?
— Старые раны.
— Вы же вроде женаты, — девушка шмыгнула носом и показала взглядом на мою правую руку, где сверкало в вечернем свете обручальное кольцо. — Зачем сняли меня? Жена не дает?
— Все сложно.
Девчонка завела пальцами вишневые кудри за ухо, смущенно заулыбалась.
— Я бы не простила, если бы муж вот так… ходил налево.
— Сюда святоши и не ходят, — я встал, взял со столика коньяк и два бокала. Наполнил их и протянул один девушке, но она замотала головой. — Только святоши попадают… Не пьешь?
— Отчим бухал по-черному, меня от спиртного теперь воротит.
— А мать?
— Умерла от рака, когда мне было десять.
Я опрокинул в себя горячительное и налил еще. Разговоры как-то уводили напряжение в темный угол, получилось выпрямиться и не выть от ноющей боли между ног.
— И? — подтолкнул я девушку и все-таки вложил в ее холодные пальцы бокал с коньяком. — От капли ничего не будет, но морально станет полегче. Попробуй. Только вот, закуси, — передал ей тарелку с нарезанным сыром.
— А вы, — она дрожащими руками обняла бокал, спустила ноги и стыдливо закусила губу, — не хотите больше?
— Посрать, чего я хочу. Ты этого не хочешь.
— А ваша жена?
— Я не знаю.
— Вы что не вместе живете?
— Вместе, но она сторонится меня и боится. Видишь, какой урод ей попался, — и повернулся к ней шрамом.
— Ну… не такой он и уродливый, а шрамы мужчин украшают. Не красят поступки.
— Поступки мои тоже требуют лучшего, — я сел на диван и откинулся затылком на спинку. — У нас договорной брак.
Не знаю, зачем делился, но так хотелось хоть с кем-то поговорить о сокровенном.
— Но вы же ее любите? — девушка все-таки выпила коньяк, закашлялась. Мне пришлось потянуться ближе и похлопать ее по спине.
— Как ты?
— Сойдет. Лучше, чем каждый день бояться, что отчим лишит тебя невинности, когда старший брат из-за безденежья и голодухи пропадает не пойми где. Жить со страхом, что он влезет в плохую компанию или станет наркоманом, потому что… потому что нечем платить за квартиру, жрать нечего… не за что даже туфли купить. И о поступлении в медицинский можно забыть…
Она выпалила это на одном дыхании, поджала губы и обняла себя руками.
Я покачал головой. На вид девушке не больше девятнадцати, ей бы учиться и с друзьями развлекаться, а она себя продает.
— Тебя как звать?
— Марьяна.
— Настоящее имя?
Она бодро закивала, вернула мне бокал и, еле слышно прошептав: «Спасибо», цапнула с тарелки кусочек сыра.
Вытянув из кармана платок, протянул ей.
— Вытрись.
Пока она дожевывала и приводила себя в порядок, я мучился сомнениями. Нужны ли мне эти дополнительные заботы? Да сколько той жизни? Разве не могу я побыть хорошим хотя бы раз? Это не смоет всех моих грехов, но оставит зарубку в моей душе, что я не до конца почернел.
Когда Марьяна вытерла глаза и повернулась ко мне, я с трудом не выругался вслух. Да она же наивное дитя, глаза-блюдца — шоколадные, ресницы густые и губы пухлые. Куколка.
— Поехали, — я пошел к двери. Захочет выпутаться из этого дерьма, пойдет, нет — заставлять не стану.
— Стой. Куда? — она тронула меня за руку, но тут же потупилась, наткнувшись на мой взгляд.
— Будешь работать у меня. Убирать дом, а потом за ребенком следить. Болезненный ребенок, будет сложно. И учиться пойдешь. Второй раз предлагать не стану, — и ушел по коридору на выход.
Глава 45
Бешеный
Мы танцевали. Я в строгом черном костюме, при галстуке и в такой же черной рубашке, хрустящей от моих движений. Она в струящемся белом платье, обнимающем стройные ноги, с v-образным вырезом, притягивающим взгляд.
Волосы обнимали мои плечи при каждом повороте, а когда придерживал спину, Варвара выгибалась назад. И я каждый раз прикипал взглядом к упругим от напряжения сосочкам. Она была без лифчика, словно нарочно соблазняла. Словно издевалась. Сучка.
До того мучила меня, что я не смог довести последние па, оборвал танец и прижал жену к стене. Приподняв ее ногу, закинул себе на бедро, подался ближе. Пусть чувствует, зараза, как я ее хочу. Слюнями давлюсь каждый день, а ей плевать. Гадина.
Юркий язычок облизал порочные губы, приоткрытые, выпускающие протяжный жадный стон.
И я не удержался. Налетел. Впился в ее рот, протолкнул в горячую глубину язык и трахал, трахал… жену, пока между ног не заныло до темноты перед глазами.
Как она изгибалась, дергала меня за волосы, ерзалась на моих бедрах, разгоняя кровь до кипения.
Дернул платье вверх, продолжая целовать, терзать сладкие губы. Прижал руку между ног дрожащей от возбуждения жены и зашипел от негодования. Обнаженная. Доступная.
Застонал и, отступив, но продолжая придерживать Варю у стены, судорожно расстегнул штаны, спустил боксеры.
Она смотрела в глаза, пока я сгорал от нетерпения. Смотрела с вызовом, проникая в душу льдом своих глаз.
Она смотрела, когда я подхватил ее ноги и, толкнув к стене, вбился в горячее нутро. Мощно, по-звериному, до острого удара.
Узкие стеночки обжали член, запульсировали от нескольких движений, и я улетел вслед за ее оргазмом в пропасть.
Чтобы внезапно открыть глаза и оказаться в привычной темноте. Между ног растекалось тепло, а я пульсировал в чьих-то руках. Перевел взгляд на застывшую надо мной жену и сипло прошептал:
— Варвара… — откинул одеяло и, перехватив хрупкие плечи, бросил девушку на постель. Она была горячей, доступной, в тонкой ночной сорочке.
И я не мог точно сказать, я все еще сплю или уже проснулся.
Прикусил сквозь ткань упругие сосочки и рванул подол вверх, высвобождая Варины ноги. Развел их в стороны, наклонился, прижимая ладонью жену к кровати, но прежде чем ударить по клитору языком поднял голову и словил горячий взгляд.
— Хочешь? — прошептал, нежно обводя по кругу чувствительную вершинку.
Девушка застонала, выгнувшись в спине так, что я залюбовался стройным телом.
— Да, — сорвалось с её губ, и одно слово прозвучало так порочно, будто она молила взять её.
Я придвинулся ближе, зажал девушку между рук, привстал, чтобы видеть ее лицо. В полумраке светлые глаза блестели ультрамарином и серебристой влагой. Развев сильнее ноги, слегка надавил головкой на горячую точку и в одно движение вошел до упора, чувствуя, как туго и тесно у нее внутри. Варя спрятала сияние глаз за густыми ресницами и…
— Только я! И никаких шлюх. Вообще никого! — услышал подрагивающий то ли от страсти, то ли от ярости голос. — Иначе…
— Что, иначе? — отстранился, впиваясь пальцами в разведенные до предела бедра, чтобы снова войти до упора. — Говори, Варя, — еще движение, активней, быстрее, приподнимая ее таз руками, притягивая к себе, чувствуя как вспотела ее спина, выгибая жену себе навстречу, кусая упругие сосочки. Сходя с ума.
Она извивилась подо мной, постанывала от малейшего движения — будто чувствительный инструмент, звучала от нежнейшего прикосновения. И пусть нежности между нами не было, Варя не была хрупкой. Тоненькая, как тростиночка, она поражала гибкостью.
Обвивала меня, словно смертоносный плющ, заманивала в изящные сети женского соблазна, окутывала пеленой вожделения, заставляя желать её всё сильнее и сильнее.