Варя так и не ответила на мою исповедь. Ни вчера, ни сегодня. Я понимал, что это значит — конец.
— Добрый день, — слишком официально начал Звонарёв. Руку мне не протянул, демонстративно раскрыл пластиковую черную папку и, присев на диван, закинул ногу на ногу. Я мог поклясться, что в его глазах переливаются смех и восторг. Будто ему в голову пришла гениальная идея. — Я теперь ваш адвокат, Владислав, а это, — он повернул тяжелый подбородок к низенькому мужчине, — следователь — Левицкий Антон Сергеевич.
Тот как раз опускался на стул и пристально осматривал мое изуродованное лицо.
Я усмехнулся явно поставленной комедии.
Хотел поправить Стаса, что меня зовут иначе, но не стал, лишь заинтересованно наклонил голову. Что они еще скажут?
— Благодарим вас за помощь следствию в поимке опасного преступника, Чехова Валентина, — он откашлялся. — Вы теперь под государственной защитой.
Я все-таки сел. Стас заулыбался шире, с интересом изучая мою реакцию.
— У нас есть несколько вопросов, — доставая телефон, промямлил следователь. — Мы понимаем, что вы только недавно пришли в себя после тяжелой операции, но постараемся быстро.
Я кивнул.
Вопросы были довольно прямыми, конкретными и не касались моей старой личности. Лишь закапывали Валентина Чехова глубоко и надолго в тюрьму. Хотелось в это верить, потому что эта тварь настолько живучая и вертлявая, что и сейчас может легко спрыгнуть. Под конец диалога я уже едва говорил, голос совсем сел, и следователь быстро свернул диалог и откланялся.
— Я все, — Стас выглянул в коридор и поманил рукой кого-то снаружи.
Меня окинуло льдистым сквозняком, сковало спину и слабо дернуло в груди.
Когда Лешка зашел внутрь, Звонарёв придержал его за плечо и что-то тихо сказал на ухо, а после ушел и тихо прикрыл дверь.
Леша подступил к изножью кровати и, долго хмурясь, молчал.
— Не стоило, — я просипел первым. — Мне не привыкать гнить в тюрьме, — и отвернулся, чтобы не смотреть в его черные глаза. Там была лишь очевидная ненависть.
— Одно скажи, — низко гаркнул он. — Это… — бросил на кровать стопку фотографий, — правда?
Я подхватил верхний снимок. Мы с Милой в тот вечер, когда я пришел попрощаться, но так и не смог ничего сказать. Лишь напоследок крепко обнял ее.
А это фото, вытащил снизу стопки за краешек, — сладкое прошлое. Здесь мы с Милой после шикарного секса нежились в постели.
— Правда? — зашипел Лютый.
— Что именно? — не понял я претензии. — Ты думаешь, что это было, когда вы поженились?
Не в силах больше говорить, я просто расхохотался. Да, звучало, как будто утка крякает, но меня разрывало от глупости. Хотя я, наверное, тоже бы поверил. У ревности глаза не просто велики — они навыкате.
Откашлявшись, схватился за грудь — там покалывало от тряски и смеха. Я отдышался, Лешка не перебивал.
— Береговой, супер-мега-бизнесмен, несгибаемый спортсмен, тот, кто никому не верит, всегда проверяет факты и людей, до сих пор слепо доверяет подложным фактам?
— Было? — он раскраснелся. — Отвечай…
— А какая сейчас разница? — я пожал плечами и ласково провел по светлому изображению мертвой любимой. Мила здесь совсем молодая, волосы слегка отдают золотом — она тогда оттеночным бальзамом пользовалась. Это было задолго до отношений с Лютым.
Я протянул Леше рядом две фотографии, стык в стык, чтобы локоны соприкоснулись, и в его глазах прочиталось узнавание.
— Дошло, наконец.
— Но ты ведь приходил тогда…
— Да, чтобы попрощаться. Я хотел уехать, чтобы вам не мешать и себя не мучить.
— Пиздец, а я все эти годы лелеял ненависть к пустоте, — Лютый на мгновение стал прежним, доверчивым, открытым другом, но я не обманывался. Мне хватило его дружбы с лихвой.
— Ничего. Переживешь.
Мы надолго замолчали. Я сжал-разжал пальцы. Обручальное кольцо сняли перед операцией. Наверное, оно теперь и не нужно.
Сердце тоскливо сжалось, я поднял голову и вгляделся в опечаленное лицо Берегового.
— Где Варя? Что с ней? — на этот раз сил хватило добавить хрипотцы и густоты в голос.
Леша долго пилил меня взглядом, а после рухнул на диван и тяжело выдохнул в ладони.
— Не думаю, что вам стоит сейчас встречаться, — говоря это, он возвращал себе облик непроходимого ублюдка. Твердого в своих решениях.
Я потянул край губ в сторону, имитируя улыбку. Больно как, словно мои шрамы ожили, углубились.
— Она моя жена.
— Нет, — отрезал.
— Да. Она — Жарких Варвара, и я ее муж — Владислав Жарких.
Лешка снова встал. Заходил по палате, заметался, будто в его голове поднялась не буря мыслей, а торнадо.
— Пусть она решает, что с тобой делать, — выдохнул он наконец, когда на ковре осталась борозда от хождений. — Но пока нельзя к ней.
— Почему? — я напрягся, вцепился в трость.
Лешке вдруг позвонили. Он быстро ответил и, метнув в меня горячий взгляд, бросился к двери.
Я за ним и услышал улетающие за угол фразы:
— Варе плохо стало. Говорят, что с вечера не может никак родить, нужно решать, делать ли кесарево…
Я прижался к стене. С трудом выдохнул боль, что рвалась из груди, и попер по коридору. Кто-то окликнул, я отмахнулся. Пытались меня остановить, я отпихнулся.
Где родильное, я знал. В приемной, увидев меня, попытались не пустить, но я и их отодвинул и грузно пошел по коридору. Медсестрички бегали, врачи что-то орали, а я пер дальше. На голос.
Высокий, отчаянный…
Дверь в родзал была приоткрыта. Здесь пахло медикаментами и кровью. Медсестричка подлетела ко мне и, не обратив внимания на мое сопротивление, попросила минутку подождать, после нацепила на мои плечи белый халат и повела меня дальше.
— Вы Жарких? — вдруг спросила она. — Сегодня у нас одна рожает.
Я опустил веки. Силы покидали меня, сердце будто перестало биться, замедлилось, сжалось пружиной.
— У вас девочка, — ласково проговорила она и протолкнула меня в светлое помещение. Я на миг ослеп, а после лишился крепости в ногах.
Сердце усиленно застучало снова.
Варя, измученная и потная, лежала на передвижной кровати и, счастливо улыбаясь, кормила грудью светловолосую малышку.
Мои колени подогнулись.
Я смог дойти до нее, но у кровати уже не удержался. Опустился рядом и, ловя заплаканный синий взгляд, прижался губами к ручке дочери. Маленькие пальчики крепко ухватились и не отпускали.
— Не отпускай… — прошептал я, опуская лоб на Варино плечо. — Боже… спасибо…
Сегодня родилось два человека.
Немного недоношенная девочка — Людмила Жарких… И ее отец — Владислав.
Сергей Волков, погибший в тюрьме, навеки канул в прошлое.
Так решила она, любовь всей моей жизни.
Варенька…
Конец