– Кит, не груби.
Не заметив ее присутствия, Джек отправил Кита к мужчинам, игравшим в карты, а сам заговорил с тем пиратом, который их окликнул. Через какое-то время Кит примчался к отцу с победно вскинутой рукой. Джек посмотрел на его карты, улыбнулся и поздравил мальчика, потом шлепком подтолкнул его обратно. Лорелея улыбнулась, наблюдая эту сцену, и ей стало тепло. Признается он или нет, но он любит этого мальчика. Мальчика, с которым у него нет никаких родственных связей.
«Знаешь, чего мне больше всего не хватает, Лори? – услышала она голос бабушки. – Мне не хватает смеха твоего дедушки. Не хватает того, что я чувствовала себя счастливой, когда просто смотрела на него и ничего не делала. Я надеюсь, со временем ты поймешь, о чем я говорю».
При этой мысли Лорелея насторожилась. Откуда она взялась? Ничего такого к Джеку она не испытывает. Джастин – вот кто делает ее счастливой. Алиса положила вязанье на колени и сказала ей:
– Красивый мужчина, правда?
– Кто это? – выпалил Билл, вынув трубку изо рта. Он оглядел команду, как будто искал, кого бы стереть в порошок.
– Капитан, мистер Билл, – огрызнулась Алиса, отматывая пряжу. – И я не с тобой разговариваю. – Алиса посмотрела на Лорелею. – Знаешь, один раз он схватил пулю, предназначенную Биллу.
– Он сделал еще больше, чтобы спасти меня, – добавил Тарик и бросил кость так, что она откатилась к краю палубы. – На корабле каждый, так или иначе обязан жизнью капитану. А сейчас он заботится о тяжело раненном Томми, выхаживает его.
– И я перед Джеком в долгу за тебя, – сказала Кейси и прильнула к Тарику. – Я бы не познакомилась с тобой, если бы он не пришел незваным к моему отцу на вечеринку.
Тарик улыбнулся и погладил ее по плечу. Было видно, что они любят друг друга.
– Pardonnez-moi, mademoiselle Дюпре.
Подошел Генри и одарил ее улыбкой. На нем были белые бриджи и коричневый жилет с голубой вышивкой. Длинные волосы он забрал в косичку и выглядел беззаботным и веселым.
– Сейчас будут играть джигу, я интересуюсь, может, вы со мной спляшете?
Лорелея не знала, что отвечать. Меньше всего ей хотелось оказаться в центре всеобщего внимания.
– Иди, – сказала Алиса. – Мы тоже пойдем, Кейси с Тариком и я с Билли.
Тарик поднял глаза от игры, собрался возразить, но, увидев, что Кейси подняла брови, ничего не сказал.
«Нельзя этого делать». Но Генри столько для нее старался, что отказаться было невозможно.
– Почту за честь.
Генри просиял и подал ей руку. Лорелея встала, но предупредила:
– Генри, к сожалению, я не умею танцевать джигу. Надеюсь, вы простите меня, если я отдавлю вам ноги.
– Мадемуазель, я с удовольствием дам вам стереть мои ноги в пыль, но думаю, что вы не так неловки. Нет, вы будете танцевать великолепно!
– Откуда вы знаете?
– Вы joiez de vive. Такая страстность не ограничивается способностью к рисованию.
Он взял ее за руки, поднял их дугой и отодвинулся.
– Очень надеюсь, что вы не ошибаетесь, – сказала она, и тут заиграла музыка.
Лорелея старалась повторять замысловатые шаги, но наступала ему на ноги так же часто, как Джастин, когда танцевал с ней. Однако Генри ничего не имел против, он только смеялся и подсказывал ей, что делать. Ей приходилось нелегко, но она наслаждалась.
Когда закончилась музыка, Лорелея, вся встрепанная, запыхавшаяся и возбужденная, подоткнула выбившиеся волосы и поправила блузку, которая сбилась, когда Генри крутил Лорелею в танце.
Генри наклонился к ней и прошептал:
– Я надеюсь, мадемуазель, что рисуете вы лучше, чем танцуете.
Она засмеялась, но тут заметила, что к ним приближается Джек, и в его голодных глазах было столько ярости, что она похолодела. Генри стоял спиной к Джеку и не догадывался о недовольстве капитана. С просветленным лицом он слегка поклонился и сказал:
– Спасибо, что ублажили меня, мадемуазель Дюпре. Давно мне не приходилось танцевать с приличной женщиной.
Решив игнорировать Джека, она посмотрела Генри в глаза:
– Я получила большое удовольствие.
Он протянул ей руку, и она с вызовом оперлась на нее («Вот тебе!» – сказал ее взгляд, брошенный на Джека) и дала отвести себя на то место, где снова собрались Тарик и компания.
Она заставила себя не оглядываться на Джека, который, без сомнения, имел угрожающий вид, и подошла к перилам. Опершись о них, она стала смотреть на море, физически ощущая на спине взгляд Джека. Генри встал рядом и тоже оперся о перила, копируя ее позу. Генри почти так же красив, как Джек, и, уж конечно, добрее, но почему же у нее не бьется сердце, когда он рядом?
Да и Джастин никогда не вызывал в ней таких ощущений. Почему? Не желая копаться в своих чувствах, она спросила Генри:
– Как вы научились рисовать?
– Моп рёге... э... мой отец – он был художник.
– В самом деле?
– Oui, он учился в Париже. Но, как и многие другие, не мог зарабатывать на жизнь делом, которое любил.
– Какая жалость! – Она искренне пожалела его отца. – Так это он вас научил?
Генри с глуповатым видом пожал плечами:
– Как вам сказать? Он пытался, но я... Из меня не получился etudiant. Я решил не повторять его ошибки, послушался мать, которая говорила, что это не мужское дело, и так упустил свое предназначение.
Было видно, он расстроен тем, что оставил дело отца. Бедный Генри.
– Вы поэтому стали моряком? Чтобы зарабатывать на жизнь?
– Non, – сказал он с оттенком горечи. – Я работал грузчиком в парижских доках, чтобы помогать maman прокормиться, но бандиты меня схватили и продали на английский корабль, стоявший в гавани.
– О, Генри! – Она участливо дотронулась до его руки. – Какой ужас!
– Mais oui. Хуже всего, что тогда я совсем не знал английский язык. У меня были тяжелые времена, я не понимал, чего от меня хотят.
– Вас научил кто-то из моряков?
– Non, несколько ударов плеткой и сапогом, и я быстро научился понимать, что должен делать. – Он покачал головой и вздохнул. – Вот когда я подумал: «Дурак же ты, Генри, что бросил искусство».
Она от души ему сочувствовала.
– Как вы стали пиратом?
Он дернул правой стороной рта, потом засмеялся:
– Через несколько лет в Англию вернулся капитан Джек. Он предложил нам свободу при условии, что мы поступим к нему на службу.
– И вы добровольно пошли на риск, зная, что власти вас повесят, если поймают?
Он вскинул голову:
– Все лучше, чем служить на английском корабле, где мне не платили и обращались как с собакой. Я повидал такие ужасы, что для меня день свободы стоил того, чтобы за нее умереть. Пусть лучше я умру свободным человеком, чем рабом.
Она знала многих, кто чувствовал то же самое. Многие из тех, с кем она вместе выросла, сражались на войне за те же идеалы. Генри слегка повернул голову, чтобы видеть ее, а она продолжала смотреть на волны и темнеющее небо.
– Я думаю, мадемуазель, вы понимаете эту потребность?
– Да, – прошептала она. – Гораздо больше, чем вы думаете.
Генри погладил прядь волос, выбившуюся у нее из косы.
– Вы храбрая женщина, Лорелея.
– Вполовину не такая храбрая, как ты, – Билл.
Они оглянулись. Билл, сидевший рядом с Алисой, мотнул головой в сторону, Лорелея посмотрела туда и увидела, что Джек наблюдает за ними с недовольным выражением лица. Генри отдернул руку. Билл прищелкнул языком.
– Я не видел, чтобы он так бесился, с тех пор, как мы узнали, что Уолингфорд сделал с «Голубкой».
Лорелея сразу забыла о Джеке и его настроении.
– Что сделал адмирал? – спросила она, надеясь, что он поделится информацией охотнее, чем Джек.
Билл выпустил клуб дыма, выбил трубку о палубу.
– После того как он захватил в бою корабль, он приказал всю команду связать, а потом поджег корабль вместе с людьми.
У нее подвело живот. Лорд Уолингфорд? Не может этого быть.
– Нет, он никогда бы такого не сделал!
– Один тип, его называют Мясник Гейб, сделал похуже, – сказал Генри, и она перевела внимание на него. – Как я слышал, однажды он захватил колониальное торговое судно, и когда там нашли оружие, он решил, что оно для «Патриотов», и тоже приказал поджечь корабль. – Глаза Генри потемнели от злости. – Они заперли в трюме восемьсот мужчин и женщин. Говорят, их крики были слышны за много миль.
Лорелея пыталась соотнести эти истории с добродушным мужчиной, которого так хорошо знала. Правда, адмирал суровый человек, но он не способен на такие зверства! Не раздумывая Лорелея спросила:
– А разве вы не делали то же самое?
Вся компания казалась обиженной.
– Мы не убиваем безоружных мужчин и, уж конечно, не расправляемся с женщинами, – фыркнул Тарик. – На этом борту вы не найдете трусов.
– Извините, – покаялась она. – Я не хотела вас обидеть, просто я слышала такие же истории про капитана Черного Джека и его команду, про то, как вы безжалостны к своим жертвам.
– Не надо верить всему, что услышишь, – сказал Билл. – Большинство из нас просто зарабатывают деньги, чтобы потом покончить с пиратством и жить в достатке до самой старости. Мы делаем то, что нужно для выживания, и не больше того.
– Тогда откуда вы знаете, что рассказы про адмирала правдивы? – спросила она.
– Я плавал у него на корабле, – сказал Билл и скривился от отвращения. – От меня вы можете узнать из первых рук, что мы за всю жизнь не сделали и половины тех ужасов, которые этот «хороший» адмирал делает ежедневно. Уолингфорд вбил себе в голову, что действует по приказу Бога и короля и любое преступление ему предписано свыше.
Лорелея с сомнением смотрела на Билла. Вообще-то она слышала от адмирала нечто подобное по разным поводам. И все равно этого не может быть. Или может? Человек, который держал ее на коленях, который часто говорил о ней как о своей приемной дочери, – неужели он способен на такие зверства?
В глазах Билла сверкала неподдельная ненависть, он не мог лгать. У Лорелеи разболелась голова. А как же Джастин? Тот ли он человек, каким она его считает?