Цзин-Ли охватил такой ужас, что, посмотрев на него, Анна чуть не засмеялась. Мандарин же не удержался и прыснул от смеха. Затем он перевел взгляд на нее, и у Анны перехватило дыхание. Во рту сразу появилась какая-то сухость, а сердце стало биться медленнее. Она не понимала, почему ее тело так странно реагирует на внимание этого мужчины. Но когда он смотрел на нее, у нее все замирало внутри.
И тут палач засмеялся еще громче.
— Ты выглядишь, как мокрая цапля, которую завернули в мешок, — произнес он сквозь смех.
Анну обидели его слова, хотя она, конечно, понимала, что он прав. Мокрые пряди волос прилипли к голове, а туника из грубого полотна, которую она подвязала веревкой, чтобы хоть как-то подчеркнуть свою талию, действительно напоминала мешок. Когда Анна осмотрела себя, она не могла не согласиться с этим замечанием. Но она очень старалась придать себе более привлекательный вид. Она хотела…
— И все-таки ты очень красивая, — неожиданно сказал мандарин и добавил: — Даже в этом одеянии. Мне еще ни разу не приходилось встречать белую женщину, на которую я смотрел бы, затаив дыхание.
Анна облегченно вздохнула. Этот мужчина был таким непредсказуемым, что она не понимала, как реагировать на все его выходки. Он мог засмеяться в самый неподходящий момент, он всегда говорил то, что думает. Казалось, у этого человека весьма переменчивый нрав, а сам он ограничен и лишен проницательности. И все же под этой маской таился холодный, расчетливый ум и нечто… темное. Очень темное. Оно притягивало ее. Помедлив, Анна плавной походкой направилась к нему.
— Я сделала все, что было в моих силах, — глядя ему в глаза, сказала она.
Мандарин уже не смеялся.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он и приветливо улыбнулся ей.
Анна вздохнула, пытаясь унять бушевавшую в ее душе бурю противоречивых чувств.
— Я хочу уехать из Китая, — призналась она, а потом, испугавшись, что выдала себя с головой, крепко сжала губы. Что с ней, в конце концов, происходит? Нужно думать, прежде чем говорить!
Улыбка сразу же исчезла с лица палача, и все его тело словно бы обмякло.
— Жить в Китае, конечно же, небезопасно. Поживи со мной хотя бы некоторое время, и я подумаю, как тебе помочь.
Она заставила себя улыбнуться. Конечно, он сейчас солгал ей, и они оба понимали это. Но, посмотрев ему в глаза, она почти поверила.
— Вы — очень хороший бизнесмен, — пробормотала Анна. Она хотела сказать «мошенник», но не знала, как это звучит по-китайски. К тому же ее приемный отец всегда, когда пытался обмануть чиновников, называл себя бизнесменом.
Мандарин в ужасе отшатнулся от нее.
— Ты всегда намеренно обижаешь тех, кто хочет тебе помочь?
Она недоуменно захлопала ресницами. В окружении ее отца это слово считалось самым большим комплиментом. Но, как выяснилось, не для палача.
— Однако… — пробормотала она.
— Я — ученый, белая женщина! Я изучал Хуана Ди Цзиня и Сюнь Цзы. Я вел дискуссии на темы морали с самим императором! Я — последователь учения Конфуция и сторонник… — Он еще какое-то время продолжал говорить громко и страстно, перечисляя какие-то неизвестные имена и названия. Она же изумленно смотрела на него, забыв даже извиниться.
Когда же он, желая подчеркнуть важность последних слов, ударил кулаком по столу, Анна вздрогнула и сказала первое, что пришло на ум:
— Неудивительно, что мы первыми изобрели военные корабли.
В комнате воцарилась напряженная тишина. Эта тишина действовала ей на нервы. Наконец она не выдержала и, пристыженная, опустила голову. Кто она такая, чтобы давать этому человеку советы по поводу того, как нужно управлять страной? От него сейчас зависела ее жизнь. Нужно быть последней идиоткой, чтобы так дразнить его. Но теперь уже поздно сожалеть. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Краем глаза она заметила, как Цзин-Ли шагнул к ней и поднял руку, собираясь ударить. Она зажмурилась и съежилась в ожидании удара. В конце концов, она вполне заслужила подобное обращение: недопустимо быть такой глупой.
Но ее не ударили. Вместо этого она услышала громкий голос палача:
— Объясни, что ты хотела этим сказать.
Анна подняла голову и изумленно посмотрела на него. Дело в том, что она уже забыла, о чем шла речь. Подумаешь, брякнула какую-то ерунду. Она посмела оскорбить мандарина в его собственной стране. Это ни к чему хорошему не приведет. Хотя то, что она сказала, совсем не ерунда.
— Я жду объяснений! — требовательно произнес он. — По поводу ваших военных кораблей.
Она пыталась найти какие-то подходящие слова и в конце концов решила сказать ему чистую правду.
— Вы — важный человек в этой стране. Императорский палач. Вы считаете себя ученым и с пренебрежением относитесь к ремесленникам и торговцам. Вы размышляете, учитесь и ведете умные беседы, но всем остальным людям нужна еда, разные инструменты… — «И опиум», — мысленно продолжила она этот перечень и выдержала небольшую паузу. — Среди белых людей тоже есть ученые. Однако нашей страной управляют деловые люди, которые разбираются в инженерном деле, в производстве оружия, в том, как выращивать различные сельскохозяйственные культуры, — сказала она и подумала, что опиум — самая лучшая на земле культура. Она приносит наибольший доход. По крайней мере, так говорил Сэмюель.
— Варвары! — презрительно произнес Цзин-Ли и плюнул в сторону. Посмотрев на него, Анна поняла, что у него так и чешутся руки ударить ее. Она быстро перевела взгляд на мандарина. Как это ни странно, но слуга оказался более жестоким, чем сам палач.
— Я — женщина и совершенно не разбираюсь в мужских делах, — солгала она. — Однако, руководствуясь только соображениями высокой морали, вы вряд ли сможете понять, что такое безнравственность и варварство. А это значит… — Анна замолчала, пожав плечами. — Варвары изобрели оружие намного мощнее вашего и смогли захватить вашу несчастную страну.
— Вы смогли захватить Китай совсем не потому, что у вас есть военные корабли, — пылко возразил мандарин.
Она услышала, как презрительно фыркнул Цзин-Ли, сидевший рядом с ним. Палач вздохнул и искоса посмотрел на друга.
— Военные корабли, конечно, помогли вам в этом деле, но нашу страну разрушило другое зло. Ваш проклятый опиум.
Едва Анна услышала это слово, как у нее во рту начала выделяться слюна. Сейчас она испытывала такую сильную потребность, что едва сдерживала себя, чтобы не вскочить на ноги. И все же она заставила себя сосредоточиться на непростом споре с мандарином.
— Образование — это великая вещь. Но поскольку я женщина, у меня нет возможности получить хорошее образование, — сказала Анна. Так оно и было, хотя она знала гораздо больше любой китайской женщины. — Тем не менее я могу понять то, чего не можете понять вы. Я имею в виду нужды бедных и обездоленных людей. — Она снисходительно улыбнулась, ибо говорила сейчас горькую правду, которую палач и его друг не могли не признать. — Если женщине нечего есть, то она купит себе наркотик, лишь бы забыть о голоде. Если ей не на что надеяться, она скорее заплатит за то, чтобы немного поспать, прежде чем наступит еще один безрадостный день. И если ее жизнь — это сплошной кошмар, то почему не покурить, чтобы хоть немного расслабиться?
Анна отвернулась, пытаясь сообразить, не слишком ли она разоткровенничалась. Неужели мандарин догадался, что она говорит о собственной жизни? А может, он успел понять, что она чувствует большую привязанность к самым бедным китайским крестьянам, а не к людям белой расы?
— Подойди сюда, жена, — ласково произнес мандарин и жестом пригласил ее сесть на скамейку, которая стояла возле кресла, похожего на трон.
Она без возражений подчинилась ему. И не потому что он приказал ей это сделать, а потому что его лицо выражало понимание и сочувствие. Все это, конечно, сплошное притворство, ничего более. Она решила не поддаваться на эту уловку, однако сопротивляться такому сладкому обману было бесполезно.
Анна подошла к нему, но не успела сесть, так как Цзин-Ли отбросил скамейку в сторону.
— Жена должна сидеть на полу! — заявил он, злобно посмотрев на нее. Затем он повернулся к мандарину.
Чжи-Ган, даже не удостоив его взглядом, глубоко вздохнул и обратился к Анне:
— Прости его, жена. Он всегда следит за тем, чтобы мне выказывали должное уважение.
Анна склонила голову. Ей хотелось выглядеть смиренной и послушной. Особенно сейчас, когда на лестнице раздались чьи-то шаги. Она сначала не расслышала их, потому что ее внимание было приковано к мандарину, и теперь с интересом наблюдала, как в комнату с великой помпой входил какой-то мужчина в сопровождении четырех охранников. Наверное, это губернатор, подумала Анна и решила вести себя как хорошая китайская жена, дабы упрочить высокий статус мандарина. \
Она уже собиралась сесть на пол у ног палача, но он остановил ее, схватив за локоть.
— Здесь очень грязно, — пробормотал Чжи-Ган. — И пол очень твердый.
Он снял свой жакет. Под ним оказалась украшенная вышивкой туника. Но именно жакет привлек всеобщее внимание. Когда он вывернул его наизнанку, все увидели официальную эмблему, ярко засверкавшую на солнце. Потом он свернул его и положил ей под ноги. Анна услышала изумленный вздох Цзин-Ли, но мандарин только пожал плечами.
— На нем пятна крови. Обычная грязь по сравнению с этим просто ничто.
Цзин-Ли ничего не сказал ему, но весьма неодобрительно посмотрел на мандарина, когда тот помог Анне сесть. Даже сквозь ткань туники она чувствовала жар его руки. Казалось, что горячие пальцы палача выжгли клеймо на ее коже. Даже после того как он убрал руку, она еще долго ощущала его прикосновение.
Она старалась не думать о нем, но понимала, что это невозможно. Мандарин сидел рядом с ней, и она каждой клеточкой своего тела чувствовала его присутствие. Находясь в одной комнате с этим человеком, она не могла не ощущать его энергию. Интересно, насколько сильно она будет чувствовать ее, сидя рядом с ним? Сможет ли эта сила заставить ее забыть об опиуме? Вскоре Анна поняла, что сможет, поскольку сейчас она думала только о нем, а не о сладком дурманящем наркотике. Эта сила заставила ее забыть обо всем на свете.