Она говорила простыми словами, пытаясь выразить свои беспорядочные, бессвязные, но необычайно приятные мысли. Эти слова проясняли то, что она чувствовала, и заставляли думать только о нем и о ней самой. И о том, что он делал.
— Эти посасывания… кажется, что бьется еще одно сердце. Твое сердце. Сильно бьется. Это биение притягивает меня к тебе. Всю меня без остатка. Я чувствую каждое твое прикосновение. Чувствую его своей грудью, своим животом. У меня даже пальцы ног сжались.
Чжи-Ган поднял голову и улыбнулся.
— Прикоснись к себе, — приказал он и снова прижал ее руку к ее же собственной груди. — Ущипни себя, а потом потяни.
Она сделала все так, как он велел, и увидела, что его глаза широко раскрылись, ноздри затрепетали. Его лицо находилось прямо возле ее руки.
— Мне нравится смотреть на тебя с такого близкого расстояния, — пробормотал Чжи-Ган и снова заглянул ей в глаза. — Я награжу тебя, если ты скажешь что-нибудь необычное.
Анна замерла от удивления.
— Что?
Он не стал ей ничего объяснять, но она все же поняла его. В качестве дополнительного стимула он слегка щелкнул языком по ее соску. Этот быстрый щелчок заставил Анну затаить дыхание и выгнуться, требуя повторить подаренное ей удовольствие. Потом он поцеловал ее руку. Ту, которой она все еще сжимала свою левую грудь.
— Не забывай о груди. Продолжай ласкать ее, — сказал он. — Мне хочется смотреть на то, как ты ласкаешь себя.
Анна растерялась, не зная, что ответить ему. Но потом, чуть помедлив, все же сделала то, о чем он просил ее — помассировала грудь, сжала пальцами сосок и даже предложила его ему. Затаив дыхание, Чжи-Ган жадно смотрел на нее. Его губы едва касались ее кожи.
— Скажи что-нибудь, — требовательно произнес он.
У нее просто голова шла кругом.
— Я хочу остаться здесь, — сказала она и запрокинула голову. Она почувствовала, что выражение его лица изменилось. Чжи-Ган удивленно вскинул брови и наклонился к ее груди.
— Очень хорошо, — пробормотал он и в качестве награды снова щелкнул языком по ее соску. Анна затаила дыхание, поражаясь тому, как бурно реагирует тело на его ласки.
— Я уже много лет хочу уехать из Китая, — продолжила она. — Мне кажется, что именно поэтому я и принимаю опиум. Понимаешь, это такой своеобразный способ оказаться далеко-далеко отсюда.
Чжи-Ган кивнул, и она почувствовала, как он потерся своим жестким подбородком о ее грудь. Потом он обвел языком вокруг соска и взял его в рот. Она ждала, когда он начнет посасывать его, однако Чжи-Ган не сделал этого.
— Сейчас я не хочу уезжать. Я хочу, чтобы ты продолжал… прикасаться ко мне… — глухо произнесла Анна и вдохнула. — Пожалуйста, прошу тебя, пососи мою грудь.
Он выполнил ее просьбу. Его ритмичные движения доставляли ей такое удовольствие, что она вновь выгнулась, стараясь прижаться к нему плотнее. Когда ее рука замерла, перестав массировать грудь, он слегка прикоснулся к ней, как бы напоминая о том, что нельзя останавливаться. Анна почувствовала дрожь в животе, почувствовала, как сжалось ее лоно. Она принялась пощипывать свою грудь, стараясь делать это в одном ритме с Чжи-Ганом. Уже через несколько секунд лоно увлажнилось и ей захотелось широко раздвинуть ноги. Однако же ей мешала узкая юбка.
— Я хочу снять юбку. Она слишком узкая.
Оставив грудь, он начал осторожно поглаживать ее живот.
— Ты когда-нибудь раздевалась догола перед мужчиной?
Анна покачала головой и захихикала.
— Думаю, что в этом деле я невинна, как младенец, — сказала она.
Чжи-Ган перестал целовать ее и замер на какой-то миг. Казалось, он обдумывает ее слова.
Испугавшись своих бесстыдных слов, Анна покраснела как рак. Она подняла руки, намереваясь оттолкнуть его: ей не хотелось, чтобы он видел ее позор. Однако Чжи-Ган остановил ее, поцеловав в живот. А когда он поднял голову, то она увидела, что он улыбается.
— Это самое приятное из того, что ты сказала мне сегодня. И за это я тебя щедро вознагражу, — пообещал он.
Чжи-Ган легко расстегнул юбку и ловко снял ее с Анны. Он действовал с такой быстротой, что она не успела даже вздохнуть, как оказалась полностью обнаженной. Ее разгоряченное тело задрожало, ощутив прикосновение холодного воздуха.
— Ты прекрасна, — восторженно прошептал он. — Ты похожа на изящную статуэтку из слоновой кости, освещенную пламенем свечи.
Ей показалось, что она уловила в его голосе благоговейный трепет, и тут же подумала, что этого не может быть. Но, взглянув на лицо Чжи-Гана, она поняла, что у нее нет причин сомневаться в его искренности. И тогда на глаза Анны навернулись слезы. Она смутилась и быстро заморгала, пытаясь их сдержать. Это был стыд? Или благодарность?
— Я не знаю, что я должна чувствовать, — прошептала она. — Скажи, что я должна чувствовать?
Ее охватило невероятное смятение. И все же ей не хотелось ни прикрывать свое обнаженное тело, ни прекращать эту необычную игру. Правда, в какой-то момент у нее возникло желание спрятаться от Чжи-Гана, но потом оно исчезло и ей вновь хотелось оставаться с ним и не скрывать от него своего тела.
— Не пытайся понять то животное, которое сидит в тебе. Мы — обыкновенные люди со своими естественными нуждами. Видишь ли, можно оставаться человеком разумным и одновременно удовлетворять свои животные потребности, — прошептал он.
Она нахмурилась.
— Из того, что ты сейчас сказал, я не поняла ни единого слова.
Чжи-Ган невесело улыбнулся.
— Я — ученый. Нас постоянно заставляли думать, работать головой и при этом игнорировать плотские желания, ибо, как нам объясняли, мозг должен быть отточен до совершенства, — с грустью произнес он и, пожав плечами, быстро встал с кровати. — Однако многие китайские ученые просто убивают себя. Они принимают опиум, чтобы ни о чем не думать, или становятся пьяницами и обжорами. Некоторые из них, обуреваемые жадностью, начинают испытывать непомерную тягу к деньгам. — Чжи-Ган быстро снял свою тунику и добавил: — Довольно часто эти люди проявляют жестокость и злость.
В приглушенном свете гладкая кожа на его мускулистой груди казалась золотистой. Каким, однако, огромным было его тело! Обычно все маньчжурские одежды шились так, чтобы плечи казались шире, а грудь мощнее. Теперь она поняла, что ему совершенно не нужно прибегать к подобным уловкам. У него были широкие плечи и мускулистая грудь. Словно зачарованная, Анна смотрела на игру теней и света на его обнаженной груди.
— Я думаю, что это происходит потому, что они игнорируют потребности плоти, — продолжал рассуждать Чжи-Ган. — Очищающие чаи. Обет безбрачия. Уф-ф! Только глупец подавляет в себе плотские желания. Мы — люди и поэтому должны внимательно относиться к потребностям своего тела.
Он быстро снял брюки, и Анна невольно приподнялась на локтях, чтобы получше разглядеть его. Она и не думала, что у него такие узкие бедра, мягкие ягодицы и сильные ноги. Но больше всего ее поразил его дракон — большой, темный дракон, который вытянул свою голову в ее сторону. У самого его основания росли черные шелковистые волосы. Они напоминали ей мягкую кисть, а шея дракона — рукоять этой кисти. Это сравнение показалось ей таким забавным, что у нее на губах заиграла улыбка.
— Чему ты улыбаешься? — спросил Чжи-Ган и, опустив голову, посмотрел на себя.
Уставившись на его орган, Анна весело произнесла:
— Глядя на него, я вспомнила кисть для письма.
— А-аа, — пробормотал Чжи-Ган, — значит, ты уже не боишься.
Она удивленно захлопала ресницами и на этот раз пристальнее вгляделась в его лицо.
— Нет, не боюсь, но… — Анна осеклась. Да, она уже не боялась, однако ей было немного стыдно. И все же с ним она чувствовала…
— Расскажи мне о том, что ты сейчас чувствуешь! Я хочу знать! — требовательно заявил Чжи-Ган.
Она закусила губу.
— Мне стыдно и в то же время совсем не стыдно, — сказала Анна и, протянув руку, попыталась дотянуться до него, но остановилась на полпути. — Я хочу прикоснуться к тебе, хотя понимаю, что не должна этого делать. — Она потупилась, не в силах выдержать его пристальный взгляд. — Я хочу, чтобы ты снова ласкал мои груди, и понимаю, что не должна тебе этого позволять, — призналась она и бросила на него стыдливый взгляд. — Объясни мне, что я должна чувствовать.
— Нет, — сказал Чжи-Ган и, мягко сжав ее плечи, заставил лечь на спину. — Это ты будешь рассказывать мне об этом.
Он снова взял в рот ее сосок, и Анна выгнулась навстречу его ласкам. Она так хотела этого! Она хотела его. Он начал энергично посасывать ее сосок, и вскоре Анна почувствовала, как у нее помутилось в голове. Ее ноги раздвинулись сами собой.
— Скажи мне еще что-нибудь, — прошептал он, переходя к другому соску.
— Я чувствую жар. У меня все тело горит.
Он погладил рукой ее живот, и она беспокойно задвигала бедрами. Потом он просунул свою вторую руку между ее ногами и провел большим пальцем вдоль лепестков лотоса. Они были влажными и скользкими. Она сжала ягодицы и, подавшись вверх, выгнулась.
— Скажи мне еще что-нибудь, — настойчиво повторил Чжи-Ган.
Анна громко вскрикнула — так ей хотелось, чтобы он снова взял в рот ее сосок.
— Говори же!
— Прикоснись ко мне! — задыхаясь, попросила она. Теперь она знала, что нужно делать. Она всегда делала это, когда ласкала себя. Она почувствовала, как у нее все сжимается в животе. Скоро, скоро она будет готова. Если бы он только коснулся пальцем ее жемчужины. Если бы он только нажал на это место.
— Нет! — закричал Чжи-Ган и, подняв ее ноги, широко развел их в стороны. Теперь, когда он стоял между ее ногами, она была полностью открыта перед ним. Обхватив руками ее ноги, он заставил Анну согнуть колени, так что ее интимное место возвышалось прямо над краем кровати.
— Смотри и рассказывай мне все, что ты видишь, — приказал Чжи-Ган.
Он сделал шаг вперед, и его огромный орган потянулся к ней. Его головка была влажной и блестела в неярком свете свечи.