Эта мысль пугала его больше всего на свете.
Гидеон упрямо воззрился на ведьму, пытаясь скрыть страх.
– Делай со мной что пожелаешь. Я тебе больше не поддамся.
Где он научился так храбро врать в лицо врагу?
Вероятно, у Руны.
– Все, кого я любил, мертвы, – заявил он, чувствуя прикосновение холодной стали к коже. – Ты не сможешь привязать меня к себе, у меня никого не осталось.
Глаза Крессиды блестели подобно осколкам льда.
– Будь это правдой, ты бы застрелил Багрового Мотылька и вышел из Ларкмонта прежде, чем кто-нибудь заметил ее отсутствие.
Он нахмурился. Что?
– Я вижу, как ты смотришь на нее, Гидеон. Когда-то ты так же смотрел на меня.
Гидеон чуть не рассмеялся.
– На Руну? Ты ошибаешься.
– Редко. – Голос ее лишился всякого выражения. – Я не слепа. Руна красива. Я понимаю твое искушение.
Искушение?
– Нет никакого искушения. Мои чувства к Руне мертвы, как и чувства к тебе.
Крессида улыбнулась.
– Ладно. Я тебе подыграю. – Она прижала руки к его обнаженной груди. Гидеон и сам не знал, на самом деле кожа у нее холодная, как у трупа, или ему так кажется. – Только помни: от тебя, Гидеон, мне нужно не желание, а только покорность. И покорность твою я получу…
Она прижала ладонь к клейму у него на груди.
– Заклеймив тебя, я кое-что припрятала. Вот здесь. – Она постучала кончиками пальцев по вздувшимся краям шрама в виде розы внутри полумесяца, по своему символу. – Заклинание, которое намеревалась пробудить давным-давно, вот только возможности не было.
Она склонилась и прижалась губами к шраму.
Гидеон задрожал. Все его тело изнывало от желания отстраниться, но, что бы ни вытворяла Крессида, сопротивляться он не мог.
– Будет больно, – пробормотала она.
«Больно» оказалось преуменьшением.
Боль ослепила Гидеона подобно молнии. Обожгла как пламя. Мир вокруг побелел. Его будто снова клеймили, только на сей раз не было раскаленного клейма, прижатого к коже, не было запаха горящей плоти.
А вот боль вспыхнула с прежней силой.
Казалось, еще секунду назад Гидеон сдерживался, стараясь не вздрогнуть, и вот уже он кричал что есть силы.
Казалось, его пожирает бесконечное пламя, выжигает изнутри – так, что начинаешь желать смерти или, по крайней мере, очередного тычка коленом между ног в исполнении Руны. Та боль по сравнению с этой ничего не стоила.
Руна.
Он цеплялся за воспоминание о ней. О том, как упрямо она вздернула подбородок. Как старалась ранить его оскорблениями. Как запустила ему в голову бутылкой виски.
Все это не имело никакого смысла, они ненавидели друг друга, но, как только Гидеон пытался сосредоточиться на чем-то другом, боль охватывала его с новой силой, всепоглощающая, неистовая.
Так что, когда боль уступила место агонии, все его мысли устремились к одной только Руне. Он вспоминал, как пахла ее кожа, как горело дыхание от выпитого алкоголя, как зажатое между ним и стеной тело исходило жаром.
Однако вскоре даже воспоминания о ней стало недостаточно – пламя разлилось по телу, поглотив Руну, выжигая мысли о ней.
И только когда Гидеон взмолился о смерти, все прекратилось.
Крессида убрала руку, и боль исчезла. Если бы не путы, удерживающие Гидеона на месте, он бы рухнул на землю. Пот пропитал волосы и катился по спине. Все его тело трясло от боли.
Ава по-прежнему стояла у раковины лицом к зеркалу и заново наносила макияж.
Крессида подошла ближе.
– Скажи, что скучал по мне, – прошептала она, скользнув кончиком пальца по его груди. – Скажи, что не переставал думать обо мне.
Гидеон пытался замедлить отчаянно колотящееся сердце. Пытался сохранять спокойствие. Что бы ни случилось, какую бы боль она ему ни причинила, он ей не уступит. На сей раз он должен был показать себя не человеком из плоти и крови, а холодным, закаленным клинком.
Глаза Крессиды опасно вспыхнули.
– Ты можешь получить мою любовь, Гидеон. Или мой гнев.
А разве есть разница?
Она обвила руками его шею, прижалась к нему, запрокинула голову, будто ожидая поцелуя.
– Так что ты выберешь, милый?
Гидеон пялился на стену за ее спиной, пытаясь подготовить себя к тому, что грядет. Если он достаточно ожесточится, если усилием воли заставит себя не поддаваться чувствам, если останется безучастным, как пистолет на краю раковины, неважно, что сделает Крессида.
– Ну что, подойдешь по своей воле или мне тебя заставить?
Глава 5Руна
Очутившись в коридоре, Руна прислонилась спиной к двери в уборную и стиснула кулаки. В душе клокотал гнев.
Какие бы чувства она ни испытывала к Гидеону Шарпу, все прошло. Прошло. Прямо сейчас она испытывала нечто противоположное любви – яростную, ненасытную ненависть.
Что за девушка способна влюбиться в человека, который презирает ее сущность? Который желает ей смерти?
Разве что жалкая особа, преисполненная ненависти к самой себе.
Руна отказывалась быть таковой. С нее хватит.
Забудь его.
Существовали заклинания, стирающие воспоминания. Руна пожалела, что не знала ни одного из них, ведь тогда она бы стерла из памяти все, что связано с Гидеоном Шарпом. Так не могло продолжаться. Даже теперь ей казалось, что он – на расстоянии дыхания. Она до сих пор чувствовала жар его тела, как будто капитан Кровавой гвардии все еще прижимал ее к стене. Чувствовала прикосновение колючей щетины к нежной щеке. Теплое дыхание в нескольких дюймах от ее губ. Пылкость взгляда, от которого вся она горела огнем.
Хотелось кричать. Хотелось оттолкнуться от злосчастной двери и умчаться прочь, навеки оставив его позади.
Вот только в комнате с Гидеоном была Крессида.
В свое время Гидеон поведал Руне, что королева-ведьма сотворила с ним, и все же Руна точно знала: кое о чем он умолчал. О тошнотворных, отвратительных вещах. Обо всем, что Крессида точно сделает снова, попадись Гидеон ей в когти.
А теперь он как раз у нее в когтях.
Руна крепко зажмурилась.
Вот почему он умолял ее выстрелить: он бы предпочел смерть тому, что уготовила ему Крессида.
«Он явился сюда убить тебя», – напомнила самой себе Руна.
Она предпочла бы ни капельки не волноваться о Гидеоне – уж он-то о ней явно не переживал. Если бы переживал, не приставил бы пистолет ей к голове. Не проделал бы такой путь, намереваясь лишить ее жизни.
Коридор прорезал крик боли.
Он словно встряхнул Руну. Будто внезапно включился свет и озарил все вокруг.
Она резко повернулась лицом к уборной. Сердце грохотало в груди.
Крики Гидеона становились все громче.
Руна так сильно сжала кулаки, что ногти впились в кожу ладоней. Может, она и ненавидела Гидеона за все, что он сделал, может, он и стал злейшим ее врагом, но от его криков, от его страдания сердце Руны разрывалось.
Что с ним творит Крессида?
Руна сделала шаг по направлению к двери, взялась за ручку, намереваясь распахнуть ее. Она хотела…
Кстати, а что именно она хотела сделать?
Помочь Гидеону означало открыто пойти против Крессиды, а Руна знала, что, даже будучи ценным союзником для королевы-ведьмы, незаменимой она не была. Нельзя было просто так войти и потребовать, чтобы Крессида остановилась. Та попросту рассмеется ей в лицо или, хуже того, сделает Гидеону еще больнее.
Кроме того, даже если Руне удастся спасти Гидеона, он ведь снова попытается убить ее, и в этот раз, скорее всего, успешно.
А если я ничего не сделаю?
Вопли Гидеона стихли, но казалось, что стало только хуже. По крайней мере, пока он кричал, Руна точно знала, что Гидеон жив.
Он только что пытался убить тебя! Он не заслуживает ни твоей жалости, ни твоей помощи.
И все же что-то не давало Руне покоя. Было какое-то странное ощущение, от которого никак не избавиться.
Гидеон был хозяином положения. Он мог выстрелить еще до того, как она увидела его в зеркале. Вероятно, он мог застрелить ее еще до того, как она вошла в уборную.
Так почему же колебался?
Не стоило об этом думать. Ее это вообще не должно было волновать, ни капельки.
– Руна!
Оглянувшись, она увидела бегущего ей навстречу Сорена. Плащ он где-то оставил, полы пиджака развевались. С ним было четверо солдат.
– Мне сказали, на тебя напали.
Надо было отпустить ручку двери. Обязанностью Руны было позаботиться о принце, а не о Гидеоне.
– Я отведу тебя к себе в комнаты. – Сорен схватил ее за руку и с силой притянул к себе. Внимательно окинул Руну взглядом, проверяя, не ранена ли девушка. Выражение лица у него при этом было каменным. – Вряд ли этот изверг действовал в одиночку. Наверняка по коридорам шныряют и другие убийцы.
Руна мельком взглянула на дверь в уборную. Я не могу его бросить.
– Я никому не позволю навредить тебе, – продолжал Сорен и потащил ее за собой. От резкого запаха одеколона щипало в носу. – Ты побудешь в моих покоях. За дверью будут стоять мои личные стражники.
– Но я…
– Я хочу, чтобы ты оставалась там, пока не установится безопасность.
Руна снова повернулась через плечо, снова взглянула на дверь в уборную. Если бы она могла, распахнула бы ее усилием воли. Ей хотелось, чтобы Крессида вытащила Гидеона в коридор и передала дворцовой страже, а та отвела бы его в камеру в подвале Ларкомнта, и пусть он гниет там хоть до скончания века.
Вот только дверь оставалось закрытой, а с каждым шагом все удалялась, становилась все меньше. В груди у Руны все сжималось. Сорен повернул за угол, и уборная полностью исчезла из вида.
Руну замутило.
Надо что-то предпринять.
Вот только что?
У нее не было ни единой причины просить Сорена вернуться. Да и вряд ли Крессида прекратит пытать Гидеона, подчинившись желанию Руны. Придется ее заставить, а это попросту невозможно. Хотя за последние два месяца, обучаясь у Серафины, Руна добилась большого прогресса, Крессида все равно была намного могущественнее ее.