- Ты видел его той ночью? - спрашиваю я со скачущим сердцем. Если этому парню можно верить, то Кай был жив и находился рядом всего две ночи назад. - Ты уверен? Ты видел его лицо?
- Не лицо, - говорит он, - его спину. Он и его друг Вик сбежали и оставили нас умирать. Они бросили нас, чтобы спастись самим. Только шестеро из нас выжили. Я не знаю, куда чиновники забрали тех пятерых ребят после того, как привезли меня сюда. Я единственный из нас в этом лагере.
Инди смотрит на меня, в ее глазах немой вопрос: Это он? Кай не похож на того, кто бросает людей в беде, и в то же время абсолютно в его стиле найти единственный возможный шанс в безнадежной ситуации и воспользоваться им. - Итак, он сбежал в ночь обстрела. И оставил вас..., - я не могу закончить предложение.
В воздухе повисает тишина.
- Я не осуждаю их, - горечь исчезает из его голоса. - Я бы сделал то же самое. Если бы слишком многие убежали, нас бы точно поймали. Они пытались помочь нам. Показали, как заряжать ружья, чтобы сделать хоть один выстрел, чтобы мы могли защищаться. Они знали, что нужно делать. Время было выбрано идеально. Столько людей погибло тогда, некоторые даже от наших собственных ружей. Общество не могло знать, кто превратился в пепел, а кто нет. Но я заметил. Я видел, как они убегали.
- Ты знаешь, где они сейчас? - спросила Инди.
- Где-то там. - Парень указывает на едва заметное образование из песчаника вдали. - Наша деревня стояла совсем рядом с теми скалами. И он называл это место Каньоном. Должно быть, он совсем безумец - там же смерть. Аномалии, скорпионы, наводнения. Кроме того… - он помолчал, глядя на небо. - Они взяли того парнишку с собой. Элая. Ему всего тринадцать, наверное, самый младший из нас, все никак не мог держать рот на замке. Чем он был полезен для них? Почему нельзя было взять одного из нас?
Это Кай. Надежда и разочарование накатили одновременно.
- Но, если ты видел, как они убегают, почему не последовал за ними? - спрашиваю я.
- Я видел, что случилось с одним из тех, кто попытался, - сказал он безо всякого выражения, - Он не успел, его расстреляли из воздушных кораблей. Только им троим удалось бежать. Он оглядывается на Каньон, вспоминая.
- Насколько далеко это место? - спрашиваю я.
- Не ближний свет, - говорит он, - двадцать пять – тридцать миль. Его брови приподнимаются. – Ты думаешь, что доберешься туда самостоятельно? Вчера был дождь. Их следы наверняка пропали.
- Я бы хотела, чтобы ты мне помог, - говорю я. - Покажи мне точное место, куда он ушел.
Мне не нравится, как он ухмыляется, но понимаю причину этого. - И что я получу взамен?
- Кое-что, что поможет тебе выжить в ущельях, - говорю я, - украденное из медицинского центра Общества. Я расскажу тебе больше, когда ты благополучно доведешь нас до Каньона.
Я бросаю быстрый взгляд на Инди. Мы не говорили с ней о том, пойдет она со мной или нет; но, кажется, сейчас мы в одной команде.
- Хорошо, - он выглядит заинтересованно. - Но я больше не хочу никаких остатков еды со вкусом фольги. Инди издает возглас удивления, но я знаю, почему он не отказался: он хочет уйти с нами. Он тоже хочет сбежать, но не может сделать этого в одиночку. Ни тогда в лагере Кая, ни сейчас. Он нуждается в нас так же сильно, как и мы в нем.
- Их не будет, - говорю я, - обещаю.
- Нам придется бежать всю ночь. Вы сможете?
- Да, - отвечаю я.
- Я тоже смогу, - говорит Инди, а я бросаю на нее взгляд. - Я иду, - повторяет она, и это не вопрос. Она делает то, чего жаждет. И это бег длиною в жизнь.
- Хорошо, - соглашаюсь я.
- Я приду за вами, как только стемнеет и все уснут, - сообщает парень. – Подыщите себе место для отдыха. На краю деревни есть старый магазин, это будет лучшим вариантом. И ребята не обидят вас.
- Ладно, - говорю я, - но что, если будет обстрел?
- Если будет обстрел, то я найду вас после того, как он закончится. Если вы, конечно, еще будете живы. Вам дали фонарики?
- Да, - отвечаю я ему.
- Возьмите их. Луна будет светить, но она уже не полная.
Луна восходит, освещая черный горный хребет, и я понимаю, что он был там всегда, но не замечала, что своей массой он закрывает половину звезд. Они здесь, как в Тане - многочисленны и отчетливо видны на чистом ночном небе.
- Я скоро вернусь, - предупреждает Инди и ускользает прежде, чем я успеваю остановить ее.
- Будь осторожна, - шепчу я запоздало. Она уже ушла.
- Когда они обычно приходят? - спрашивает одна из девушек. Мы собрались возле окон, в которых больше нет стекол. Ветер задувает внутрь, образуя поток холодного воздуха между окнами.
- Никогда не знаешь, - говорит парень. На его лице запечатлено смирение. - Никогда не знаешь, - он вздыхает. - Когда они приходят, лучше всего прятаться в погребах. В этой деревне они есть. В некоторых нет.
- Хотя некоторые предпочитают испытывать свои силы наверху, - говорит другой парень, - Я не люблю погреба. Я не могу адекватно мыслить, когда я там, внизу.
Они рассуждают так, будто провели здесь вечность, но, когда я направляю свет фонарика вниз, то вижу всего по пять-шесть царапин на их ботинках.
- Я пойду постою снаружи, - сообщаю спустя некоторое время. – Здесь ведь нет правил против этого?
- Оставайся в тени и не свети фонариком, - отвечает парень, который не любит погреба. - Не привлекай внимание. Они могут летать вокруг, выжидая.
- Хорошо, - отвечаю я.
Инди проскальзывает в двери в тот момент, когда я собираюсь выйти, и у меня вырывается вздох облегчения. Она не попыталась снова убежать. - Там красиво, - говорит она почти непринужденно, подходя ближе.
Она права. Если не принимать во внимание все происходящее, то следует признать, что этот край, действительно, прекрасен. Луна заливает белым светом бетонные тротуары, и я замечаю того парня. Он осторожен; прячется в тени, но я знаю, что он там.
Я не удивляюсь, когда его шепот раздается возле уха, и даже Инди не подпрыгивает от неожиданности.
- Когда мы уходим? - спрашиваю его.
- Сейчас, - отвечает он, - иначе не успеем до рассвета.
Мы следуем за ним на окраину селения. Я вижу, как другие люди скользят в тени, занимаясь своими делами, пока еще есть немного времени. Кажется, нас никто не замечает.
- Неужели никто не пытается убежать? - спрашиваю я.
- Очень редко, - отвечает он.
- Что на счет мятежа? – задаю следующий вопрос, как только мы достигаем границы поселка. - Кто-нибудь разговаривал здесь о чем-то подобном?
- Нет, - без колебаний отвечает парень. – Мы не говорим о таких вещах. - Он останавливается. - Снимайте ваши пальто.
Мы смотрим на него в изумлении. Он издает короткий смешок, пока снимает и продевает свое пальто через лямки сумки. - Носить их придется недолго, - объясняет он нам. - Вы согреетесь очень быстро.
Тогда мы сбрасываем пальто. Наша черная одежда сливается с темнотой ночи.
- Следуйте за мной, - говорит парень.
И потом мы бежим.
Через милю у меня остаются холодными только руки.
Тогда, в Городке, я бежала босиком по траве, чтобы помочь Каю. Здесь же на мне тяжелые ботинки, и бежать приходится по камням, я боюсь подвернуть лодыжку. Но чувствую себя свободнее, чем тогда, и даже легче, чем во время тренировок на беговой дорожке. Я переполнена адреналином и надеждой. Я могу бежать туда вечно, бежать к Каю.
Мы останавливаемся, чтобы попить, и я чувствую, как ледяная вода обжигает мое горло. Я могу проследить ее точный путь от горла до желудка; холодная дорожка, от которой я вздрагиваю перед тем, как закрутить крышку фляги.
Но очень скоро я начинаю уставать.
Споткнувшись о камень, я не успеваю увернуться от куста. Он вонзается своими шипами и колючими семенами в мою одежду и в ногу. Наши шаги хрустят на морозе. Но нам повезло, что снег не идет; и что воздух, пустынно-холодный, колючий, рождает ощущение ложной сытости. Вдыхая его, чувствуешь, будто ешь лед.
Когда я притрагиваюсь рукой к губам, они оказываются сухими.
Я не оглядываюсь через плечо, чтобы узнать, не преследуют ли нас и не нападают ли с воздуха в ночи. Нам хватает того, что приходится смотреть вперед. Луна дает достаточно света, но мы рискуем зажечь фонарики, когда достигаем затемненных мест.
Парень включает свой и выплевывает ругательства.
- Я не глядел на местность, - говорит он. Когда я включаю фонарик, то обнаруживаю, что наши усилия избегать мелких ущелий и острых камней привели к тому, что мы сделали круг и вернулись, откуда начинали.
- Ты устал, - говорит Инди парню, - Давай я пойду впереди.
- Я могу сделать это, - предлагаю я.
- Подожди, - отвечает Инди, ее голос уставший и напряженный. - Я думаю, ты можешь быть единственной, у кого останутся силы, чтобы подгонять нас в конце пути.
Наша одежда цепляется за жесткие колючки кустарника; резкий запах витает в воздухе, отчетливый, сухой. Мне интересно, может ли это быть шалфей? Любимый запах Кая из дома?
Мили спустя, мы перестаем бежать цепочкой. Теперь мы движемся плечом к плечу. Это неудобно. Но мы слишком нуждаемся в поддержке друг друга.
Мы обессилены и валимся с ног от усталости. Парень поранил плечо; ноги Инди все расцарапаны; я упала в небольшой овраг, и все мое тело ломит. Мы уже не бежим, а почти идем.
- Марафон, - задыхаясь, произносит Инди. - вот как это называется. Я слышала историю об этом.
- Расскажешь мне? - спрашиваю у нее.
- Тебе это будет не интересно слушать.
- Не правда. - Все, что угодно, лишь бы не думать о трудностях, о том, сколько нам еще идти. Хотя мы и приближаемся к цели, но каждый шаг уже дается с большим трудом. Не могу поверить, что Инди еще способна разговаривать. Мы с парнем замолчали давным-давно.
- Это случилось в конце времен. Нужно было доставить важное послание, - она тяжело дышит, слова вырываются порциями. - Кто-то вызвался его отнести. Двадцать шесть миль. Как у нас. И он сделал это. Доставил послание.