е стены – низкий, приземистый коттедж, заросший зеленью. Темные окна, затянутые паутиной.
Отец пытался нащупать ключи в своем пальто. Теперь, когда они подошли ближе, Вайолет увидела, что в камне над дверью высечены буквы. Вейворд.
Она протерла глаза, на случай, если ей мерещится. Но буквы никуда не делись. Похоже, слово было высечено очень давно: палочку у буквы «В» было еле видно, а остальные буквы поросли лишайником.
– Отец? Где мы?
Он не отреагировал.
Вайолет охватил внезапный страх: что, если Фредерик сейчас в коттедже, ждет ее?.. Но когда Отец открыл тяжелую железную дверь и она увидела сумрак коридора, стало ясно, что там никого нет.
Отец зажег спичку, прорезав черноту.
Внутри комнаты казались осевшими, будто им хотелось исчезнуть, раствориться в земле. Потолки были настолько низкими, что даже Отцу, не отличавшемуся высоким ростом, приходилось наклонять голову.
Комнат было всего две: большая – в задней части коттеджа – со старинной печью и огромным камином. И другая – с двумя односпальными кроватями и старым потертым бюро. На крыше что-то скреблось: наверное, мыши. По крайней мере, она не будет здесь в полном одиночестве.
– Ты останешься тут, пока Фредерик не получит отпуск, чтобы приехать на бракосочетание, – сказал Отец. – Я буду время от времени привозить еду. Пока что на кухне найдется какое-то количество консервов и десяток-другой яиц. Возможно, одиночество поможет тебе подумать о своих грехах.
Он замолчал, а потом посмотрел на нее, и его черты исказились от отвращения.
– Фредерик сказал, что собирался просить твоей руки, что хотел подождать до свадьбы, но ты… ничего не хотела слушать.
Вайолет вспомнила, что случилось в лесу, и ее щеки вспыхнули.
Отец продолжал говорить.
– Я был глуп, – сказал он. – Я должен был понимать. Ведь все-таки ты дочь своей матери.
Он отвернулся, словно больше не мог выносить ее вида.
– Моей матери? Пожалуйста, скажи мне, где мы? Что это за место? – спрашивала Вайолет, пока Отец шел к двери. Он остановился на пороге, взявшись за дверную ручку, и Вайолет подумала, что сейчас он просто уйдет, так ничего и не ответив.
– Вообще-то, этот дом принадлежал ей, – сказал он. – Твоей матери.
Он с такой силой захлопнул за собой дверь, что маленький домик задрожал.
Часть третья
33Кейт
Кейт долго смотрит на эту надпись на коробке.
Ортон – холл.
На картонных стенках следы плесени, края разбухли. Похоже, одну из стенок кто-то погрыз. Она вспоминает блестящие останки насекомых в поместье и вздрагивает. Она не уверена, что вообще может заставить себя прикоснуться к этой коробке, но видит, с каким предвкушением в глазах смотрит на нее Эмили.
Кейт делает глубокий вдох. И открывает коробку.
В воздух поднимается облачко пыли, попадая ей в горло. Кашляя, Кейт заглядывает внутрь.
Все книги очень старые, одни в хорошем состоянии, другие похуже. Она достает «Энциклопедию садоводства». Зеленая обложка выцвела и покрылась плесенью. Кейт встряхивает ее, и из книги выпадают сломанные крылья насекомых, блестящие на свету, будто жемчужины.
– Фу, – отшатывается Эмили. – Видимо, это та самая зараза, о которой говорил Майк. Он недавно был в Ортоне, помогал наводить порядок. Он подумал, что я была бы рада забрать книги. Виконта поместили в дом престарелых, в Бексайде. Судя по всему, он был в очень тяжелом состоянии. Бедняжка. Подожди, я принесу совок.
Эмили суетливо выходит из подсобки, а Кейт достает следующую книгу.
Это довольно увесистое «Введение в биологию». Одна из страниц загнута, и Кейт передергивает от тревожаще реалистичных схем размножения насекомых.
В коробке есть и художественная литература: экземпляр «Приключений Шерлока Холмса» с загнутыми уголками, полное собрание сочинений Шекспира. Кому они принадлежали? Может быть, Вайолет или Грэму?
Вот и последняя книга. Кейт извлекает ее из коробки. Это очень красивое издание и выглядит ценнее всего остального. Она понимает, что нужно показать книгу Эмили и спросить, сколько они могут выручить за нее. Но по какой-то причине Кейт не хочется, чтобы эту книгу увидел кто-то еще. Она хочет оставить ее себе.
Кейт проводит пальцами по обложке. Она сделана из мягкой красной кожи, название вытиснено позолотой:
Детские и семейные сказки Братья Гримм
Братья Гримм. Она вспоминает, что в детстве у нее была такая книга, но более новое издание, и оно называлось «Сказки братьев Гримм». Некоторые истории в ней были весьма пугающими: персонажей ждал скверный конец, независимо от того, насколько они были чисты и невинны. Гензеля и Гретель съела ведьма. Наверное, отличная подготовка к реальной жизни.
Может это оказаться первым изданием? Открыв книгу, она ищет на первой странице дату публикации.
Ей на колени падает смятый листок пожелтевшей бумаги. Развернув его, она видит, что это написанное от руки письмо, но не успевает прочитать его, потому что в подсобку возвращается Эмили, с веником и совком в руке.
Кейт засовывает письмо в карман пиджака, пока Эмили его не увидела.
В подсобку проникает Тоффи и взгромождается на Кейт, впиваясь когтями ей в ноги. Устроившись у нее на коленях, он начинает мурчать. Ребенок пинается в ответ.
– Мне кажется, ты ей нравишься, – говорит она коту.
– А он явно неравнодушен к вам обеим, – смеется Эмили. Она наклоняется подмести пол, и перья в сережках подрагивают. – У меня он мурлычет, только когда я выхожу из комнаты. Что там у тебя?
– Сказки, – тихо говорит Кейт.
– Интересно, была ли это книга Вайолет? – говорит Эмили. – Странно, не правда ли, что она не забрала свои вещи, когда переезжала из большого особняка.
– Да, – говорит Кейт, силясь увязать то, что она знает про тетю Вайолет: любовь к зеленым платьям, к рисункам насекомых, странную коллекцию артефактов под кроватью – с мрачным ужасным Ортон-холлом. Она не может представить ее живущей в подобном месте. – Может быть, она покидала его в спешке?
Эмили приносит Кейт тарелку с шоколадными печеньями и возвращается к прилавку обслужить покупателя. Но Кейт не рискует достать письмо из кармана, хотя ей отчаянно хочется это сделать. Вдруг Эмили вернется и увидит, а Кейт этого не хочет. От него исходит ощущение чего-то личного. Какой-то тайны.
В половине четвертого, после закрытия магазина, Эмили предлагает подвезти Кейт до дома.
– Знаешь ли, тебе сейчас нельзя носить тяжести, – говорит она. – В твоем положении.
Кейт опускает взгляд на свой живот, укутанный в несколько слоев шерсти. Затем влезает в пальто тети Вайолет, натягивает зеленый вельветовый берет.
– Со мной все будет в порядке, – говорит она. – Мне все равно хочется полюбоваться на снег.
Теперь ей смешно вспоминать первые прогулки в деревню, когда она только приехала в Кроус-Бек. Как она вздрагивала от шелеста листьев, пугалась воробья. Теперь она с нетерпением ждет каждую прогулку домой, предвкушая удовольствие. Ей нравится подмечать изменения в пейзаже, приходящие по мере того, как одно время года сменяется другим; сейчас зима, и обнаженные изящные деревья тянутся к небу, а живые изгороди украшены красными ягодками рябины.
Опирая коробку на бедро, Кейт открывает дверь, покидая затхлую теплоту книжного магазина. Выйдя на улицу, она вдыхает зимний воздух, наслаждаясь его свежестью. Мороз щиплет щеки, а Кейт широко улыбается тому, как выглядит деревня: здания наполовину скрыты под толстым слоем снега, окна светятся оранжевым. Кто-то развесил на уличных фонарях рождественские гирлянды, и когда небо становится розовым от заката, они оживают.
Впервые за последние годы она с нетерпением ждет Рождества – ее дочь должна родиться незадолго до него. Осталось всего несколько недель, и она чувствует, как ее тело готовится к родам: грудь набухла, и изнутри бюстгальтера Кейт временами замечает прожилки золотистой жидкости. Доктор Коллинз говорит, что это молозиво.
Кажется, что даже ее чувства обострились: иногда она думает, что может слышать самые невероятные звуки – как усики жука щелкают о землю, как трепещут крылья мотылька. Как птица зажимает в клюв червяка. Странно, что она может воспринимать и такие далекие звуки, и в то же время слышать, как гулко бьется сердце ее ребенка.
Но сейчас, по дороге домой, сельский пейзаж тих и неподвижен, все приглушил снег. Он настолько неподвижен, что это тревожит ее: у нее возникает чувство, что земля и всякие создания в ней чего-то ждут. Она продолжает путь и слышит только скрип собственных шагов по снегу и шелест письма в кармане. Письмо. С ним что-то не так. Предчувствие расползается по телу, заставляя волоски на коже встать дыбом.
Когда Кейт приходит домой, она уже боится посмотреть, что в нем. Она неспешно разжигает огонь, кипятит воду, заваривает чай, нарезает овощи для рагу, которое приготовит позже.
Наконец все дела сделаны. Дальше откладывать нельзя.
Она садится за кухонный стол и разворачивает листок.
Записка сильно пожелтела, местами стала почти прозрачной. Листочек в линеечку, похоже, его вырвали из школьной тетради. Даты нет.
Дорогие Отец, Грэм, няня Меткалф, миссис Киркби и мисс Пул,
Я очень прошу простить меня за то, что я сделала, особенно тех, кто меня нашел.
Отец, я знаю, что ты думаешь, что уйти из жизни по собственной воле – это смертный грех, и что ты будешь поражен тем, что я сделала, или, возможно, будешь стыдиться. Но, пожалуйста, пойми, что я правда чувствовала, что у меня нет выбора после того, что случилось.
Я знаю, что все вы – Отец особенно – очень высокого мнения о моем кузене Фредерике Эйрсе. Но, пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что он совсем не такой, какой вы думаете. Я знаю, он кажется очаровательным и галантным – как рыцарь из сказки, этот брюнет с зелеными глазами. Но кое – что случилось – кое – что ужасное и неправильное. У меня нет слов, чтобы это описать; просто воспоминания об этом отравляют меня днем и ночью. Возможно, это моя вина, возможно, мне нужно было сделать что – то, чтобы предотвратить это, но я не знаю, что. В любом случае, я не вижу, как я могу продолжать жить таким образом.