– Никому нет дела, чем занималась твоя мать, – говорит он. Парень кладет руку мне на плечо, и я не в восторге от этого. От его халата исходит сильный запах пота и травы. – Мои родаки – парочка гребаных яппи[37], и это не менее унизительно. Но ты не можешь затевать драку. Будь хорошей девочкой. Выполняй свою работу. Подзаработай. Повеселись.
Его пальцы почти касаются моей правой груди. Ливай пользуется возможностью и кладет на нее всю ладонь. Нас разделяет лишь футболка, и я с трудом подавляю в себе желание отпрянуть.
Эли наблюдает за нами. Не ревниво, а словно ребенок, изучающий рыбок в аквариуме.
– Ага, как скажешь, – бормочу я. – Тогда мне нужно больше таблеток.
Ливай кивает полинезийцу. Спустя пять минут чувак возвращается с заклеенным сверху бумажным пакетом и вручает его мне.
– Где мне это продавать? – спрашиваю я Ливая.
– Где угодно. На вечеринках, на рейвах, в универе… ни в чем себя не ограничивай. Ты сама себе начальник. После меня, конечно, – ухмыляется он.
– Это ты их делаешь? – спрашиваю я. – Откуда мне знать, что товар хорош? Я не хочу, чтобы кому-то из моих друзей стало плохо.
С Ливая спадает напускное дружелюбие. Его воспаленные глаза слишком близко, они смотрят на меня в упор, а его рука крепче сжимает мое плечо.
– Ты знаешь это, потому что доверяешь мне, – шипит он.
Каргиллу лишь слегка за двадцать, но его зубы уже желтые, как у старика, а изо рта несет.
– Ясно, – говорю я. – Хорошо.
Наконец он меня отпускает. Я встаю с дивана, крепко сжимая бумажный пакет.
– Можешь продавать от пятнадцати до двадцати пяти долларов за штуку, – говорит Ливай. – С каждой ты должна мне десятку.
Я киваю.
– Через неделю принесешь деньги.
Снова киваю.
Полинезиец провожает меня до двери, хотя идти там всего десять футов[38].
– Увидимся, – говорю я ему.
Он бросает на меня презрительный взгляд и закрывает дверь перед моим носом.
На улице стоит жара, но после духоты в доме Ливая воздух кажется свежим как никогда. Я не хочу туда возвращаться. Особенно через неделю.
И где, черт возьми, мне взять деньги за товар? Я же не собираюсь действительно толкать дурь.
Я проезжаю пару кварталов и паркуюсь, чтобы позвонить Шульцу.
– Здрасьте, – говорю я. – Я получила от Ливая еще одну партию таблеток. Что мне с ними делать?
– Вези ко мне, – отвечает он. – Встретимся в «Бордуолк-Бургерс».
Я издаю беззвучный стон. Сегодня что, бенефис людей, которых я меньше всего хочу видеть?
– Ладно, – отвечаю я. – Буду через пятнадцать минут.
Неро
Вернувшись домой, первым делом я начинаю искать инфу об этом копе.
Много времени это не занимает. Офицер Логан Шульц, выпускник академии 2011 года, первое время болтался в бюро патрулирования, а затем, два года назад, его перевели в отдел по борьбе с организованной преступностью.
Чего-то подобного я и ожидал. Этот отдел включает в себя отдел нравов, а также отделы по борьбе с наркотиками и бандитизмом. Все мои любимые преступления.
Но мне любопытно, что из себя представляет этот шут.
С кем я имею дело? С бойскаутом? Или типичным коррумпированным полицейским, который хочет в долю?
Вот с этим будет посложнее. За офицером Шульцем числится несколько поданных на него жалоб и два расследования о ненадлежащем поведении. Но, насколько я могу судить, попадался он только на грубом обращении с подозреваемыми, а не на взятках.
Также у него есть несколько наград, и самая свежая из них – за блестяще проведенную операцию по изъятию незаконного огнестрельного оружия.
Я вижу фото, на котором медаль ему вручает мужчина с длинным кривым носом и седыми волосами. Подпись сообщает, что это глава департамента Броди. Я уверен, что не раз встречал Броди на тех шикарных вечеринках, которые упоминал в разговоре с Шульцем. Не то чтобы я любил эти сборища, но это все часть стратегии по поддержанию власти и влияния в Чикаго.
Прокручивая в голове даты важного дела Шульца, я прихожу к выводу, что он был причастен к той крупной облаве на «Братву» в прошлом году. Я слышал, они тогда потеряли почти двадцать миллионов долларов, лишившись высококачественных российских боеприпасов.
Что ж, похоже, наш пацан тот еще удалец. Произвел настоящий фурор в полиции Чикаго.
Я пытаюсь найти его соцсети, чтобы разузнать насчет жены, детей, девушки или полезных мне вредных привычек. Глухо – никаких публичных профилей. А может, вообще никаких профилей.
Однако мне удается найти старую статью, датированную 18 апреля 2005 года:
В Саут-Шоре убит полицейский
Офицер Мэтью Шульц скончался ранним утром, после того как получил несколько огнестрельных ранений около 1:30 на углу 77-стрит и Беннет-авеню. В тот момент полицейский находился не при исполнении.
Суперинтендант полиции Ларсон сообщил, что офицер проезжал недалеко от Розенблюм-парка, когда неизвестный нападавший приблизился к автомобилю, пока тот стоял на светофоре. Преступник трижды выстрелил в окно, попав Шульцу в грудь и голову.
Ларсон также сообщил, что полицейские, осуществлявшие неподалеку выборочную проверку транспорта, услышали стрельбу и прибыли на место происшествия. Близлежащие камеры видеонаблюдения частично зафиксировали событие.
Шульца немедленно доставили в больницу «Джексон-Парк», где ему провели срочную операцию. Усилия врачей не увенчались успехом, и в 5:22 утра офицер был объявлен мертвым.
У Шульца остались жена и сын. Пожертвования семье можно направить в Фонд помощи семьям погибших полицейских.
Так-так-так. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что оставшийся сын – и есть новый офицер Шульц. И что его карающая длань правосудия мстит за убийство папочки.
Занятно, что в статье не упоминается, как его отца занесло в штатском в Саут-Шор посреди ночи. И нет никаких последующих новостей о поимке неизвестного стрелка.
Интересно, знает ли Шульц-младший разгадку этой маленькой тайны.
Что ж, это его проблемы. У меня своих дел хватает. Например, как раз сейчас я собираюсь раздобыть деньжат на развитие сталелитейного завода.
Мне понадобится много денег. Куда больше, чем пара лямов.
Что означает возвращение к истокам.
Когда я был подростком, мы с Данте вместе ходили на дело. Это было до того, как он зачислился в армию. Тогда брат был просто диким. Абсолютно бесстрашным.
А у меня была настоящая мания. Наша мать умерла. Наш отец был безутешен. А мне нужно было хоть что-то, за что можно зацепиться.
Когда Данте начал разрабатывать операции, я умолял его брать меня с собой. Поначалу я просто стоял на шухере или был водителем. Обязанностей стало больше, когда Данте разглядел во мне талант.
Мы ограбили с десяток инкассаторских машин, пока я еще учился в школе, унося зараз от восьмидесяти до шестисот пятидесяти тысяч долларов.
Я всегда брал на дело угнанные тачки. Я мог пробраться на стоянку и выехать оттуда на славном неприметном седане менее чем за десять минут. Удобнее всего было красть с долгосрочных парковок аэропорта – некому было заметить, что машины нет на месте. Так что вероятность того, что кто-то объявит ее в розыск посреди операции, была крайне мала.
Когда берешь машину на дело, выбираешь что-то мощное и быстрое, но при этом серое и неприметное. Что-то, что идеально сливается с фоном. Четыре двери для удобного входа и выхода и большой багажник для хранения награбленного.
«Мерседес» Е-класса или не новый БМВ – всегда отличный выбор. Подойдет даже «Камри».
Мы высматривали старых и толстых водителей инкассаторских машин «Бринкс». Тех, кто близок к пенсии и слишком устал, чтобы быть начеку. Никаких предприимчивых юных ковбоев в брюках милитари и с мечтами о славе.
Нам нравились «Бринкс». Регулярные маршруты, последовательные действия по обеспечению безопасности. Мы нападали на них ранним утром, пока их работники обслуживали банкоматы до фактического открытия банков.
Мы отвозили деньги на конспиративную квартиру, затем отгоняли тачку в какую-нибудь глушь, заливали салон отбеливателем и поджигали.
Неплохое развлечение, чтобы держать себя в тонусе. Но сейчас мне понадобится куда больше денег, чем может вместить в себя инкассаторская машина.
Мне нужно нацелиться на правильный источник.
Прямиком на самое большое хранилище во всем Чикаго. То, куда несут свое золото, бриллианты и незадекларированные наличные деньги богатейшие из горожан.
На хранилище в банке Рэймонда Пейджа.
Банк находится в самом сердце финансового района, в конце так называемого «Каньона Ла-Салль» – длинного туннеля из небоскребов, где расположились торговый совет и Федеральная резервная система Чикаго.
Может, отец Беллы владеет и не самым крупным банком, но уж точно самым грязным. Это наш собственный «Дойче банк», отмывающий деньги олигархов и помогающий богачам обходить утомительные регламенты международных финансов.
Насколько я знаю, его документация еще запутаннее, чем язык навахо, и примерно так же достоверна, как «Властелин колец». А это значит, что я могу украсть целую кучу денег, которую никто не сможет отследить.
Что ж, подвох в том, что Рэймонд Пейдж хоть и нечист на руку, но не глуп. На самом деле, нет больших параноиков, чем преступники. В «Альянс-банке», вероятно, одна из лучших систем безопасности в городе.
Но идеальных систем не бывает. В каждой найдется изъян.
И я уже знаю, как я его найду. Разумеется, с помощью драгоценной доченьки Рэймонда.
Камилла
Мы встречаемся с Шульцем в «Бордуолк-Бургерс» в районе пирса. Когда я прихожу, он уже сидит за столиком летней веранды и ест двойной бургер с картошкой фри.
– Хочешь чего-нибудь? – спрашивает полицейский.
Я отрицательно качаю головой.