– Уверена? Могу списать на рабочие расходы.
Все, что он говорит, звучит как издевка, и оттого сложно понять, что у Шульца действительно на уме. Он хвастается тем, что может позволить себе обед за счет государства? Подшучивает над тем, как глупо было бы подавать отчет о расходах на пятидолларовый бургер? Напоминает мне, что теперь я информатор, а значит, его подчиненная? Или пытается флиртовать?
Последнее нравится мне меньше всего.
Но я не могу не замечать, как Шульц каждый раз пронзает меня взглядом ярко-голубых глаз. Подходит слишком близко. Позволяет себе двусмысленности в каждом предложении.
Когда я сажусь за стол, полицейский подвигает ко мне наполовину съеденную порцию картошки фри, и я снова качаю головой. Я не хочу есть ничего из того, что он трогал.
– Итак, – говорит Шульц, отпивая газировку, – что ты выяснила?
– Прошлой ночью я была на стритрейсинге. И Ливай тоже. Я сказала ему, что мой брат больше не будет дилером. Каргилл заставил меня заплатить за товар, который вы изъяли, и сказал, что я буду толкать таблетки вместо Вика.
– Хорошо, – ухмыляется Шульц.
– Я не особо видела, с кем Ливай зависал той ночью. Практически сразу нагрянула полиция и всех спугнула.
Я вижу легкий блеск в глазах Шульца.
– Я знаю, – говорит он. – Одного из присутствующих преследовали патрульные машины. Ты знакома с Неро Галло?
От одного только его имени меня бросает в жар.
Я пытаюсь казаться равнодушной.
– Мы учились в одной школе, – отвечаю я.
– Офицеры считают, что с ним в машине сидела некая брюнетка. Ты знаешь, кто это мог быть? Я заметил там твой «Транс-Ам». Спас его от ареста, кстати.
– Спасибо, – сухо говорю я.
Он дожевывает свой бургер и вытирает рот салфеткой, не сводя при этом с меня глаз.
– Так это была ты? – спрашивает Шульц. – Гоняла по округе с Неро?
Я хватаю картофелину, чтобы дать себе время подумать. Она уже едва теплая. На вкус как жир и соль.
Я тщательно пережевываю ее и глотаю.
– Нет, – отвечаю я.
– Камилла, – проникновенно произносит полицейский, – мы не сработаемся, если ты будешь мне лгать.
– Мы с Неро едва знакомы, – говорю я.
– Но вы знакомы.
Я колеблюсь.
– Да.
– Ты спала с ним?
– Нет!
Теперь у меня пылают еще и щеки. Шульц широко ухмыляется. Ему нравится выводить меня из себя. Думает, что так может меня прочитать.
– Неужели ни разу? Слыхал, у него что-то типа золотого члена. Супер-Казанова, да? Девушки швыряют в него трусики, словно он Джастин Тимберлейк.
Шульц презрительно усмехается, но в его голосе слышится зависть. Красивый и стройный, он считает, что и сам достоин подобного внимания.
– Может, вам тогда пойти с ним на свидание, – бормочу я.
Шульц пристально смотрит на меня, а затем неискренне смеется.
– Неплохо, – говорит он.
– Вы должны кое-что понимать, – говорю я. – В школе я была неудачницей. Я знаю этих людей, потому что мы все выросли в Олд-Тауне. Большую часть жизни мы прожили в одном районе радиусом в двадцать кварталов. Но мы едва знакомы. Они не симпатизируют и не доверяют мне. Я могу попробовать познакомиться с ними поближе, но в обозримом будущем никто не собирается делиться со мной своими секретами. И особенно Неро Галло.
– Ты знаешь, чем занимается его семья? – спрашивает Шульц.
– Да. Итальянская мафия старой школы.
– Не просто мафия. Его отец Энцо Галло – босс боссов[39].
Я пожимаю плечами.
– И что?
Полицейский наклоняется ко мне, его лицо светится возбуждением, в глазах горит азарт.
– Можешь представить, какое повышение я получу, если засажу эту семейку?
– Точно, – закатываю я глаза. – И как это раньше никто до этого не додумался?
Шульц не обращает внимание на сарказм.
– Ключ к Энцо Галло – его сыновья. Но не Данте – тот слишком осторожен. И не Себастиан – он даже не гангстер. А вот Неро… Этот безрассудный, мстительный мелкий засранец. Слабое звено.
Шульц забыл про Аиду. Или считает, что теперь она под опекой Гриффинов.
– Не уверена, что назвала бы Неро слабым звеном, – говорю я.
– Почему?
– Он умнее, чем вы думаете. Галло был одним из лучших по результатам выпускного тестирования. Плохие оценки ему ставили только за то, что он никогда не делал домашку.
– Смотри-ка, – тихо говорит Шульц, – ты все-таки его знаешь.
– Я знаю, что он полный психопат. Просить меня сблизиться с ним – все равно что просить завязать дружбу с гремучей змеей. Стоит ему хоть на секунду заподозрить неладное, как он зарежет меня в мгновение ока.
– Значит, постарайся не облажаться, – холодно говорит полицейский.
Ему плевать, что со мной будет. Я всего лишь инструмент. И даже не самый ценный. Не воздушный компрессор и не навороченный гаечный ключ, а просто дешевая пластиковая воронка, которую легко заменить.
– А теперь, – говорит Шульц, облокачиваясь на ограду летней веранды, – расскажи мне о Ливае.
Я делаю глубокий вдох, почти обрадованная, что мы закончили с Неро.
– Сегодня я ходила к нему за новой партией товара. Что мне с ним, кстати, делать?
– Давай-ка посмотрим, – говорит Шульц.
Я вручаю ему бумажный пакет.
Полицейский заглядывает внутрь и вытаскивает одну таблетку. Она маленькая и желтая, выполненная в форме школьного автобуса, прямо как те, что Шульц изъял из рюкзака Вика.
Офицер улыбается. Похоже, он доволен, что товар Ливая такой однообразный.
– Эти я заберу, – говорит Шульц, отсчитывая десяток. Он убирает их в пластиковый пакет на липучке, а остальное вручает мне. – Оставь себе немного, чтобы продавать на вечеринках, когда Ливай наблюдает.
Уставившись на него, я спрашиваю:
– Разве это не противозаконно?
– Разумеется, противозаконно.
– Но вам плевать, что люди будут принимать наркотики.
Шульц хмыкает:
– Мне плевать на летящие щепки, когда я рублю лес.
Я кладу пакет в свою сумку.
– Мне нужны деньги за те, что вы взяли, – сообщаю я. – Я должна Ливаю по десять баксов с каждой таблетки.
– Он тебя обдирает, – смеется Шульц.
– Это точно. По вашей милости Ливай связал меня по рукам и ногам.
– Звучит неплохо, – ухмыляется мужчина. – Связать тебя.
Боже, меня сейчас стошнит.
– У меня нет этих денег, – настаиваю я.
– Ладно, – Шульц достает зажим для купюр и отсчитывает деньги. – На, расплатись. Но выжди достаточно, чтобы Ливай подумал, что ты действительно их продала.
Я беру сложенные купюры. Странно, что полицейский носит с собой столько наличных.
Шульц снова в уличной одежде. Я видела его в форме только однажды – когда полицейский остановил мою машину. Надо полагать, именно так Шульц обычно и ходит, а форму надел тогда лишь для пущего эффекта. Чтобы запугать меня.
– Вы следили за мной от дома Ливая? – спрашиваю я.
Шульц улыбаясь наклоняет голову набок.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает он.
– Вы поджидали меня после вечеринки?
– Я поджидал кого-нибудь, – говорит он. – Кого-нибудь, кто мог оказаться полезным.
И мне чертовски повезло оказаться тем самым человеком.
– Вы наверняка не меньше моего знаете об обитателях дома Ливая, – говорю я.
– Все равно расскажи.
Я вздыхаю, стараясь все припомнить.
– Там был гигантский полинезиец, который вел себя как его телохранитель или кто-то типа. Это он передал мне наркотики.
Шульц кивает.
– Сионе, – говорит он.
– Еще пять или шесть человек были в гостиной.
– Так сколько? Пять? Или шесть?
Я закрываю глаза, пытаясь снова представить комнату.
– Пять, – говорю я. – Девушка по имени Эли Браун – мы ходили в одну школу. Не думаю, что она работает на Ливая или что-то в таком роде. Похоже, она просто пришла покурить. А может, они встречаются.
Шульц кивает. Должно быть, он уже ее видел.
– Затем сам Ливай. И три других парня. Одного из них звали Пол.
Это был тот придурок, что говорил о моей матери. Я снова краснею при мысли об этом. Я наслушалась этого дерьма еще в школе. А пять лет назад мать пропала. Я не сразу это заметила, учитывая, что она и так мне почти не звонила.
– Как звали другого парня? – спрашивает Шульц.
– Я не знаю.
– Есть что еще рассказать?
Я пытаюсь припомнить.
– Должно быть, Ливай хранит наркотики где-то на первом этаже. Сионе выходил за ними из комнаты, и я не слышала, чтобы он поднимался по лестнице. Но я не знаю, кто изготавливает дурь. Я спросила Ливая, откуда они, но он ничего не ответил. Практически отшил меня.
– Не стоит спрашивать в лоб, – говорит Шульц. – Попробуй выяснить иначе.
Он ждет, что я выполню всю работу за него. Вот только у меня нет ни опыта, ни желания. Мне стало не по себе только оттого, что я упомянула Эли. Я не хочу, чтобы девушка попала в неприятности. Она не сделала мне ничего плохого.
– Я думаю, Эли просто забежала на огонек, – повторяю я. – Она ничего не сделала.
Шульц качает головой, глядя на меня.
– Эти люди – преступники и отбросы, – говорит он. – Не стоит их защищать.
Меня злят его слова. Кто дал Шульцу право считать себя лучше их? Думаю, по долгу службы он не раз проворачивал сомнительные делишки. Это не борьба благодетели и распущенности. Это просто кучка людей по разные стороны баррикад.
Меня прибило к команде Шульца, и мне это не нравится. Я вообще не хочу играть в эту игру ни за одну из сторон.
– Мне пора, – говорю я и собираюсь уходить.
– Будь на связи, – напоминает мне полицейский.
Когда мы оба встаем, он хватает меня за руку и говорит:
– Погоди.
Шульц проводит большим пальцем по скуле под моим правым глазом. Я стараюсь не отпрянуть.
– У тебя была ресничка, – с улыбкой говорит он.
Ага, как же.
Когда я возвращаюсь в квартиру, то вижу, что дверь в комнату отца еще закрыта. Уже два часа дня, а он, похоже, еще не выходил. На столе стоит только одна чашка, из которой утром пила я.