Затем я смотрю на Беллу и думаю, какая же она красивая. Я не хотела признавать этого, но в чертах ее лица я действительно вижу сходство со своим братом. В ее больших голубых глазах может прятаться грусть и ранимость, прямо как у Вика. Те же красивые густые ресницы. Они напоминают мне о времени, когда братишка был маленьким и таким милым. Навевают ностальгию и тоску.
Белла всегда относилась ко мне ужасно, но вдруг я вижу в поведении девушки отражение ее собственной боли, направленной на меня, но не имеющей ко мне на самом деле никакого отношения. Осознав это, я больше не чувствую обиды. Я лишь думаю о том, как же ей тяжело, раз она так часто обрушивается на других.
Я чувствую непреодолимое желание поделиться с Беллой этими мыслями. Быть кристально честной.
– Белла, – говорю я. – Мне хотелось бы, чтобы мы смогли подружиться. На самом деле мы не такие уж и разные. Мне кажется, ты умная и целеустремленная. И мне кажется, ты, как и я, повидала немало дерьма. Несмотря на внешние различия, думаю, у нас много общего.
– Какого черта ты несешь? – с ужасом спрашивает Белла.
Ее отвращение от мысли, что мы можем быть в чем-то похожи, вызывает у меня смех. Я плыву на облаке дурмана. Белла Пейдж не может задеть меня.
– Я завидовала тебе, – говорю я. – Твоим друзьям и твоим деньгам. Но твой отец – полный урод. А мой отец лучший на свете… но он очень болен. Кажется, я только теперь поняла, что у каждого из нас есть на душе свой камень…
Белла онемела, открыв рот. Похоже, она пытается понять, какую новую тактику я избрала, чтобы докопаться до нее. Все наши предыдущие беседы больше напоминали перепалки, так что теперь девушка никак не может взять в толк, что происходит.
Патриша берет меня под руку и уводит от Беллы.
– Женщина, что с тобой происходит? – шепчет она.
Я смеюсь. Это забавно, потому что, несмотря на то, что Патриша сжимает мою руку довольно сильно, это на самом деле приятно…
Я пытаюсь сжать ее руку в ответ, и это тоже очень приятно – ощущать, как мои пальцы впиваются в ее кожу.
– Что ты делаешь? – спрашивает Патриша.
Ее озадаченное лицо смешит меня еще сильнее.
Мне так весело. Меня совершенно не волнует, что происходит.
Все выглядит так необычно. Эли все еще выдувает пузыри, сидя на сумке-холодильнике. Поток пузырьков похож на полупрозрачные драгоценные камни, парящие в воздухе.
Я следую за пузырьками, пока не обращаю внимание на парковку, где стоит «Мустанг» Неро.
– Смотри! – радостно говорю я Патрише. – Неро здесь!
Я устремляюсь к его машине.
– Э-э, не уверена, что тебе сейчас стоит общаться с Неро… – говорит подруга.
– Все в порядке! – беспечно отвечаю я.
Я спешу по песку к машине Неро. Силуэт парня резко выделяется на фоне уличных фонарей позади него. Я вижу его высокую фигуру. Широкие плечи, сильные ноги в узких джинсах. Он поворачивается, и я вижу очертания его бедер и изгиб задницы, такой же подтянутой и накачанной, как и все остальное.
Сексуальное желание почти сбивает меня с ног.
Так или иначе, я понимаю, что таблетка, которую Ливай заставил меня принять, начала действовать. Но дело в том, что дурь не вызывает эмоции, которые не испытывал ранее. Наоборот, все, что скрывало мое подсознание, рвется наружу.
Когда я подхожу к Неро, я хочу броситься на него. Он нужен мне. Отчаянно. Если я не получу его, я умру.
Парень замечает меня и поворачивается. Он пробегает рукой по волосам, откидывая их назад. Кажется, что этот жест длится вечность. Я вижу, как чернильные пряди волос скользят сквозь его пальцы. Некоторые из них выбиваются и снова падают ему на глаза. Прямые темные брови сходятся вместе. Серые, как сталь, глаза неотрывно смотрят на меня. Парень закусывает полную нижнюю губу и тут же отпускает ее. Неловкое, но бесконечно сексуальное движение.
– Я надеялась встретить тебя здесь, – говорю я.
Я бы в жизни не сказала что-то столь беззащитное. Но что бы сейчас ни текло по моим венам, оно лишает меня способности что-либо утаивать. Я обречена говорить правду.
– Правда? – удивленно спрашивает Неро.
– Да. Поэтому я и пришла.
– Я думал, ты злишься. Из-за Беллы.
– Это меня задело, – признаюсь я. – Но я знаю, почему ты ходил в банк.
Он глядит на меня во все глаза, пытаясь понять, что происходит.
– Ты… собираешься об этом рассказать?
– Нет, – просто отвечаю я.
– Почему?
– Потому что мне плевать, чем ты занимаешься. Меня волнуют только… твои чувства ко мне.
Неро хмурится.
– Что с тобой? – спрашивает он.
– Ливай заставил меня принять наркотики.
Он удивленно хмыкает, словно думает, что я шучу.
– Серьезно?
– Ага.
– Ты в порядке? – спрашивает он. – Дай мне посмотреть.
Он кладет ладонь мне на лицо и поднимает подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза.
Как только он касается моего лица, я испытываю сильнейшее удовольствие, будто кончики его пальцев гладят нервные окончания. Меня охватывают тепло и желание, которые, кажется, буквально искрятся в воздухе.
– О да, – говорит Неро, разглядывая мои расширенные зрачки. – Ты конкретно под кайфом. Но так нельзя.
Он наклоняется к машине и достает бутылку воды.
– Попей-ка.
Парень откручивает крышку, и я залпом выпиваю полбутылки. Вода на вкус потрясающая и отлично освежает, хоть и не холодная.
– Тебя отвезти домой? – спрашивает он.
– Нет, – мечтательно отвечаю я. – Дома мне грустно. Я хочу проводить время с отцом, но мне хочется плакать каждый раз, когда я вижу его. Я больше не могу.
– Что с твоим отцом? – резко спрашивает Неро.
– Рак легких.
– Ох, – говорит парень. В его голосе слышатся злость и сочувствие. – Прости. Я не знал.
Похоже, он пытается подобрать слова и не может. Я вижу, что ему неловко. Неро чувствует себя беспомощным и злится от этого еще сильнее.
Обычно от этого мне тоже стало бы неловко, кто-нибудь из нас сказал бы какую-нибудь глупость и оскорбил другого. Но прямо сейчас ничто не может меня задеть. Я словно вижу все совершенно по-другому. Я понимаю Неро и понимаю себя.
– Хочешь прогуляться? – не найдя ничего лучше, предлагает он.
– Да, – отвечаю я. – С удовольствием.
Мы идем вдоль берега прочь от костра, по самой кромке воды. Я сняла сандалии, а Неро оставил ботинки позади, так что холодная вода омывает наши ступни. Для меня это невероятное ощущение. Мой спутник, похоже, тоже не возражает.
Впервые в жизни я говорю открыто и свободно, без утайки. Я рассказываю Неро абсолютно все. О своем отце, брате, о том, что у меня за душой ни цента и я не знаю, как оплачивать учебу Вика или лечение отца.
Я рассказываю даже о маме. О том, как сильно по ней скучаю. И о том, как ненавижу себя за то, что скучаю по ней, – ведь я знаю, что мне должно быть все равно, потому что ей наплевать и подавно. И о том, как мне стыдно за эту дыру в сердце, несмотря на все усилия папы по поддержанию нашей семьи.
Мы уже далеко ушли от костра и городских огней, и теперь нас окружает почти кромешная тьма. Я даже не вижу толком лица Неро. Это стирает последние границы. Я чувствую, что могу рассказать ему что угодно.
Мы садимся на песок, и я прислоняюсь к парню, чтобы согреться.
– Если я потеряю отца, у меня не останется ничего, – говорю я Неро. – Он единственный, кто пытался заботиться обо мне. Я буду вынуждена одна воспитывать Вика. А я не такая уж идеальная сестра. Я в своей-то жизни не могу разобраться, как, черт возьми, я могу давать ему советы?
Неро долго молчит. Так долго, что мне начинает казаться, что я сказала лишнего.
Наконец он говорит:
– Моя мама заболела, когда я был маленьким. Отец думал, что это грипп. Она лежала наверху в их спальне. Papa велел нам оставить ее в покое и дать отдохнуть. Но я не послушался. Я хотел похвастаться ей карманным ножиком, который мне подарил дядя. И пробрался в комнату.
Я чувствую, как сильно бьется его сердце. Я молчу, представляя Неро маленьким мальчиком, уже пугающе красивым для обычного ребенка.
– Я поднялся к ней в спальню. Mama лежала на кровати. Она была бледная и прерывисто дышала. Я почувствовал… страх. Подумал, что должен уйти. Но она увидела меня и жестами попросила подойти. У мамы были… такие красивые руки. Она была пианисткой.
Неро с трудом сглатывает, его горло издает странный звук.
– Я прилег на подушку рядом с ней. Mama попыталась пятерней расчесать мои волосы. Она всегда так делала. Но теперь казалось, что руки не слушаются ее, пальцы запутываются в волосах. Я оттолкнул ее руку, потому что мне стало страшно. Ее ладонь была липкой, а изо рта пахло металлом.
Руки парня крепко обвивают меня, сжимая чересчур сильно. Но я ничего не говорю, чтобы не прерывать рассказ.
– Я все думал, что должен позвать отца. Но я знал, что мне попадет за то, что я разбудил ее. Затем она вдруг начала задыхаться. Не громко, почти бесшумно. Я был прямо там и видел ее лицо. Ее рот был открыт, но она не издавала ни звука. Ее тело билось в конвульсиях. Я думал, что должен позвать отца, встать с кровати, побежать, схватить и привести его. Но я замер. Не мог пошевелиться. Даже не мог закрыть глаза. Я просто смотрел на мамино лицо, пока в ее глазах лопались кровяные сосуды. Я не понимал, что происходит и что mama задыхается. Она казалось одержимой, белки ее глаз были налиты кровью. Это было ужасно. А потом она умерла, а я так и не мог пошевелиться. Я не мог шевелиться, не мог говорить, не мог издать ни малейшего звука. Я просто смотрел и позволил этому случиться. Я позволил своей матери умереть.
Я поворачиваюсь к Неро, чтобы разглядеть его лицо.
В темноте я вижу лишь серое сияние его глаз и влагу на щеках.
Я ищу его губы и нежно целую их, чувствуя привкус соли.
– Это не твоя вина, – говорю я.
Я целую его снова. И повторяю:
– Это не твоя вина, Неро.
Я надеюсь, что после всего того, что я рассказала ему сегодня, после того как я была абсолютно честна с ним, Неро поймет, что я говорю это искренне.