А потом и до меня окончательно доходит, что это совсем не те слова. Пожалуй, это даже хуже признания в любви.
Линда прекрасно понимает, что есть вещи пострашнее людской молвы.
Например, смерть.
Я женюсь на Линде в ближайшее время. Обратный отсчёт уже запущен. Только у нас не будет целой человеческой жизни вместе.
Какой я был глупец, когда убивался, что это слишком мало. Теперь у нас не будет и года.
Я убью её. Хочу я этого или нет.
И свою метку я ей пока не показал.
Ледяной Дракон, которого она так ненавидела, и от которого пыталась сбежать на край света – теперь станет её мужем перед лицом двенадцати Богов. И убьёт её.
Не будет ничего. Ни детей. Ни даже красивой человеческой старости.
Я отнял у неё не только семью.
Чёрная злоба, порождённая бесконечной болью, рвёт меня изнутри: через год в это же время Линды уже не будет.
Тем слаще каждое мгновенье рядом с ней. С моей Линдой.
Надо извиниться.
Не припомню, чтобы хоть один Дракон извинялся перед женщиной. Даже в детских сказках. А если бы отец услышал, у него случился бы припадок. Что ж, значит, буду первым.
Уже открываю рот, чтобы просить у Линды прощения. Но тут же получаю самый болезненный удар в своей жизни.
Причинённый словами Линды, смысл которых до меня доходит не сразу:
– Это , – потрясает принцесса перед моим лицом уже не кровоточащим, но ещё слегка припухшим запястьем с ледяными рунами, – может, аскардские целители умеют… или ещё как-то… это можно убрать, Авалон?
Линда
Авалон бледнее, чем когда в его спине был клинок. Бледнее, чем когда он увидел на мне метку.
И мне жутковато видеть Ледяного Дракона таким.
Льдисто-голубые глаза смотрят в никуда, взгляд расфокусирован.
Мельком вспоминается, что я видела метку Истинности только на одной фреске во дворце, на изображении своего прадеда. И насколько я помню семейную историю – всё тогда кончилось плохо. Метка истинности задумывалась Богами как нечто прекрасное – родство душ. Но история помнит её только как причину одержимости и войн. Или это только в королевских семьях так получается?..
Резко вырываю себя из никчёмных размышлений.
Я не хотела обижать Авалона… Не теперь. То есть я, конечно, хотела вернуть ему все свои обиды за последние пять лет. Но после всего произошедшего – я бы так не сделала. Просто запаниковала. Мигом вспомнила наш разговор о “законном браке” и почему нам нельзя этого делать. И просто испугалась. Мне страшно умирать. Я спросила Авалона нельзя ли мне избавиться от метки и поняла, что от моих слов ему … очень больно.
Но… он же не настолько хорошо ко мне относится, чтобы я… (внутренне нервно усмехаюсь) разбила ему сердце?
Авалон не такой плохой, как я думала последние пять лет. Но ему больше подходит быть уязвлённым: я же не прыгаю от счастья выше головы, оттого что на мне загорелась метка его Ледяного Высочества.
Но он не выглядит уязвлённым. Авалон смотрит, как будто ему выпотрошили душу . Я выпотрошила.
Выходит, я совсем его не знаю.
И я вдруг чувствую что-то… как будто я – это он.
Как будто это мою истинность попытались отвергнуть. И много чего ещё… Какие-то эмоции. Рваный ураган. Отрывки воспоминаний. Точно не моих… вижу себя совсем маленькую, играющую в королевских садах с Каем и маленькими братьями Авалона… вижу точно из глаз Авалона.
Но я же не могла провалиться Ледяному Дракону в ментальное поле?
Не могла же?
Я словно блуждаю одна в кормешной темноте, и на меня из Тьмы внимательно смотрят глаза Ледяного Зверя. Льдисто-голубые. Мягко светящиеся. Радужки точно разрезаны на идеальные половинки зрачками-нитками.
“Здравствуй” , – мысленно говорю чужому Зверю в чужом ментальном поле. Читаю его ответные эмоции. И волна едкого ужаса выбрасывает меня в реальность.
И тут я понимаю, что пока я “отсутствовала”, Авалон пустил Эфеса рысью и увёл куда-то в лес.
– Авалон, почему мы сошли с тракта?.. Как же традиции?.. Мы же должны…
– Плевать на традиции, Линда, – цедит сквозь зубы Ледяной Дракон, – и ещё. Я не должен был говорить тебе те слова. Вообще, я много чего за последние пять лет не должен был говорить тебе.
У меня словно тянет за грудиной. Так мучительно и горько. И слёзы где-то очень близко. Да я же знаю, что он не хотел этого говорить. Прочитала по глазам.
А я – не хотела его обидеть! Я вовсе не ненавижу его!!! Стоп, откуда вообще это мысль про ненависть? Дракон. Дракон с лазурными глазами в ментальном поле – он так думает . Считает, что я ненавижу его. Авалон так понял мой вопрос про сведе́ние метки.
Слова застревают в горле! Что же такое?!
Стараюсь преодолеть внутреннее сопротивление:
– Авалон, – шёпотом начинаю я, – я не…
– Не нужно, Линда. Мы уже почти на месте. Я же тебе обещал Храм Каменной Драконицы. Покровительница мёртвых – это сильнейшая богиня в нашем пантеоне. И, если кто и сможет свести с тебя метку, это только она.
Авалон ласково проводит пальцами по моему запястью. Сдвигает аскардский браслет. Гладит руны.
Во рту становится горько. Я не хотела. Не хотела!!! Я просто испугалась! И устала. И…
Даже не так. Если я и хотела чью-то метку… то только его. Авалона. Это честно.
Да… соберись, Линда!!! Скажи ему. Как бы вы ни поступили – пусть знает, что ты на самом деле думаешь.
Лучше умереть, чем ещё раз увидеть того огромного Дракона с пронзительными льдисто-голубыми глазами из ментального поля – таким печальным.
Но мы уже подъехали к вратам мрачного храма из серого камня, затерянного в глуши. Никогда не найдёшь, если не знаешь, где и что искать. Да и Храм мог не захотеть явиться перед нами.
Эфес останавливает свой чеканный неспешный шаг.
Авалон спешивается. Протягивает руки ко мне и кладёт на мою талию, чтобы помочь слезть со спины Эфеса.
– Авалон! – останавливаю я жестом Ледяного Дракона.
Он так и замирает, положив на меня руки. Горячие, ласковые. Я кладу свои дрожащие пальцы поверх.
Трудно говорить. Еле выталкиваю из горла вязкие слова. Так что звучу я сипло, но на удивление твёрдо.
– Авалон… Мы идём туда… потому что ты обещал, что я смогу посмотреть на мир Мора-Ви, в который попал Кай. На "Змеиное гнездо". Чтобы я могла увидеть своего брата… И больше ни за чем.
Авалон пристально смотрит мне в глаза и печально светло улыбается. Затем аккуратно снимает меня со спины Эфеса. Ставит на землю. Обнимает, мягко вдавливая в свою широкую грудь.
Облегчение накатывает на меня волной кристально чистого счастья, и если бы Ледяной Дракон не держал меня, мои ноги бы подогнулись.
– Я тебя понял, Линда, – дыхание Авалона обжигает мне лицо запахом льдистой мяты, – но я собираюсь сделать всё, чтобы ты дольше жила . Даже если ты не согласна.
Авалон
Я держу Линду за руку. Завожу в арочные высокие врата храма.
Сбрасываю льдистые доспехи прямо на пол у входа, здесь же сложил оружие – так было положено. Линда, глядя на меня, бросает поверх моего оружия огненный кинжал-василск. Хм, а я и не заметил как она его забрала. Думал, девочка совершенно обессилена. А драгоценное оружие как-то незаметно перекочевало Линде за пояс.
Я в очередной раз испытал гордость за мою девочку.
В просторной овальной зале нас встречает жрец в длинном сером балахоне. Служитель храма замер в центре просторной комнаты, позади него каменная статуя Богини скалила хищную пасть скелетированной неживой головы. Остовы дырявых крыльев – непропорционально длинные и тощие – тянулись колкими каменными шипами к потолку. Драконица вскинула крылья, точно сейчас взлетит. Статуя драконьего почти что скелета казалась живой. Нарушающей естественный ход вещей. Но однозначно таковой не являлась. Лишь великолепно исполненное произведение искусства.
Под стать своей богине был и сам жрец. Строгий, немногословный, с тонкими чертами лица – таковы все служители Каменной Драконицы.
Если бы я оказался здесь ребёнком, мне было бы жутко. Я бы жался к матери. Так сейчас наверно жутко Линде. Она крепко держит меня за руку, доверчиво льнёт. Я чувствую, как она дрожит. Но держит спину прямой. Если не знаешь – никогда не поймёшь. Настоящая королева. Пожалуй, лучший монарх в истории Этны. Хоть и ненадолго.
Но может, время правления Золотой розы Огненной Этны мне удастся растянуть? Я попрошу жреца. Посулю любые подношения храму.
Каждый может просить богиню исполнить одно искреннее желание. Линда попросит увидеть брата. Я попрошу освободить Линду от связи со мной.
Молчаливый жрец со снисходительной улыбкой выслушивает мою просьбу, переданную по специальному ментальному каналу бессловесно. Затем проделывает то же самое с Линдой.
Снова эта снисходительная улыбка. Я уже отвык от неё. В последний раз так мне кто-то улыбался, когда я был младше пяти лет. Это могло вызвать раздражение, но почему-то таких чувств упорно не возникало.
Жрец едва заметным кивком заставил загореться одна за другой сотни свечей, вплавленных в непрерывный выступ в гладких стенах храма. Линда заозиралась, крепче сжала мою руку. Нежная кожа. Обострённый страхом сладкий запах моей Линды. Пока ещё моей.
Странно. Я был готов свернуть горы, лишь бы взять её себе. Поставить на колени. Владеть. А теперь прошу жреца разорвать связь, о которой грезил.
– Я услышал вас, дети мои… – голос жреца звучал сла́бо, хрустел как древний фолиант. Рассыпающийся в неосторожных пальцах от времени, – а теперь пройдите в покои. Богиня ниспослала мне виде́ние. Я ждал вас. И комнату послушники подготовили заранее. Вкусите наши угощения. Окажите уважение Богине, и я призову вас позднее, чтобы огласить решение…