Мы с Линдой коротко почтительно поклонились жрецу. И я увёл её в указанную жрецом нишу. Здесь была неожиданно уютная комната. Небольшая спальня. Одна широкая кровать. Маленький, круглый столик с угощениями, накрытыми чистым, белым полотном. К ней примыкала небольшая ванна.
Всё из серого камня. Так что я даже не мог понять, отчего возникает ощущение уюта.
Линда села на кровать, застеленную простым, но очень чистым бельём, пахнущим свежестью, я опустился рядом. Откинул тряпицу со столика и подтянул угощение ближе.
Бутыль вина́, кубки. Хлеб, холодное мясо и фрукты.
Я разливаю рубиновую жидкость по кубкам. Один – протягиваю Линде. Мы пригубливаем вина́, отщипываем по маленькому кусочку храмового нежнейшего хлеба. Это прекраснее всего, что я когда-либо вкушал. На самых роскошных балах. Все шедевры гениальных поваров проигрывали кусочку хлеба и глотку вина́ в Обители сильнейшей и страшнейшей богини нашего пантеона.
– Жрецы ведь… не могли нас отравить, Авалон? – с печальной улыбкой шепнула Линда, отставляя опустевший кубок.
Я также отставил свой на краешек стола. Затем взял нежную ручку Линды за тонкое предплечье, провёл над столиком с едой. Ничего.
– Нет, Линда, всё чисто, как видишь. Браслет бы дал нам знать. И если бы Каменная Драконица решила прибрать наши души – никто бы её не остановил. Переступая порог Храма, мы вверили себя её милости. Да жрецы и не стали бы нас травить. В любом другом храме – ещё можно было заподозрить, но здесь… Здесь имеющий нечистые мысли по воле богини может упасть мёртвым на пороге… Отец, кстати, ни разу не заходил в главный храм Каменной Драконицы именно поэтому – опасался упасть мёртвым на пороге.Так что сюда никто не решится зайти с целью подкупа. Пожалуй… это самое безопасное место на материке, детка.
Я смотрел на руны на её запястье. Означавшие, что она моя. Руны, которые если Каменная Драконица будет благосклонна, скоро исчезнут. И я не сдержался. Я не хотел отказываться от ниспосланных богами прав на Линду. Сделаю это ради её выживания. Но не-хо-чу.
Я поцеловал узор на тонком запястье. Тёплая кожа. Прохладная полоска моего фамильного браслета. Этот браслет в любом случае останется на ней. И с неё не снимут его даже после смерти. Я не позволю. Она последняя его хозяйка. Навсегда. Я так решил.
Я всё равно буду относиться к ней как к жене. И смогу заткнуть рот кому угодно, а за косой взгляд – буду лишать глаз, за грязное слово в её адрес – казнить.
Линда – любовь всей моей жизни. И на самом деле – я хочу, чтобы она была со мной вечно. И больше того – хочу, чтобы она хотела того же.
– Авалон… – ласково шепчет мне моя Истинная, я всё ещё покрываю короткими поцелуями её запястье, она зарывается нежными пальчиками мне в волосы.
Я нехотя отрываюсь от сладкой горячей кожи. В её венах течёт Драконий Огонь. Я знаю. Как случилось так, что в ней почти нет магии, как… Если бы желание пробудить её силу или наделить силой заново – не было выбито на каменных стенах храма в списке “запретных прошений” – я бы просил об этом.
Я заглядываю в золотисто-карие глаза. Такие светлые. Как будто мягко светящиеся. Пытаюсь прочитать их выражение.
Линда ничего не говорит. Но эти глаза о чём-то просят меня. И её нежные ручки, вцепившиеся сейчас в ворот моей рубашки, как будто еле ощутимо тянут меня к ней. Просят быть ближе…
Мгновения тянутся. Да, жрецы сведут метку… Но сейчас-то… сейчас-то метка на ней. И она зовёт меня. И это – взаимно.
– Это неправильно, Линда, – хрипло выдыхаю, приблизившись так, что едва касаюсь губами, – это метка. И, возможно, вино. Это не ты сама.
– Плевать, – шепчет Линда в ответ, и рывком подаётся ко мне.
Дальше – распадаюсь на голые чувства. Жар нежных девичьих губ, дурманящий запах медно-золотистых волос. И вот теперь – я действительно не смогу остановиться. Даже если она будет умолять прекратить.
Но Линда если и собирается меня умолять, то явно не об этом.
Глава 11
Линда
Авалон заставляет меня завалиться на кровать. Накрывает своим телом сверху, его губы касаются моих сначала мягко – будто спрашивая разрешения. Будто сомневаясь. Хотя он и целовал меня раньше – с бессовестным напором хозяина-завоевателя. А теперь… теперь не так.
Чуть размыкаю губы, впускаю его. Поняв, что я разрешила – язык Ледяного Дракона проскальзывает мне в рот. Поцелуй становится более жёстким. Но теперь – мы наравне. Он берёт – ровно то, что я отдаю. А отдаю я сейчас – всё.
Постанываю, пока его язык владеет моим ртом через этот поцелуй. На ощупь расстёгиваю рубашку на груди Авалона. Но не успеваю – Авалон уже прижимается ко мне. Грудью и животом чувствую его опаляюще горячее тело. Он вдавливает меня в кровать. Его руки оказываются у меня под платьем. Уверенно прижимают меня, изучают. Из моей груди вырывается новый стон, но отстраниться уже не могу. Не могу даже помыслить об этом.
А зачем? Умру меньше чем через год, не выдержав "энергетических качелей" мощной ледяной магии. Или через несколько десятков лет, если Богиня прервёт эту едва наметившуюся связь.
А что хорошего со мной случилось в жизни?
Родилась в одной из богатейших семей в одной из самых благополучных стран континента. И что?
Счастье… если вспомнить – счастье я испытывала только в присутствии Авалона. Даже когда он танцевал со мной на балу в честь моей помолвки. Это было странное извращённое чёрное счастье, смешанное с животным страхом. Но оно было. Выглядывало из-за каждого закоулка души, стоило его Ледяному Высочеству приблизиться.
А теперь что-то словно отщёлкнуло в моей голове. Кто-то Великий смахнул все препятствия и напускные отговорки как карточный домик. И лавина моих настоящих желаний смела всё воспитание, этикет, условности…
И теперь я бесстыдно стонала, лёжа под Авалоном, не думая о том, насколько это громко. Слышат ли меня жрецы. Пока Ледяной Дракон стягивал с меня платье, освобождал от белья. Пока быстро раздевался сам.
Его пальцы оказались у меня между ног, где всё уже было влажно, горячо… Я жаждала принять его в себя. Мне казалось, если он не возьмёт меня, умру прямо сейчас.
И он не собирался останавливаться. Приподнялся на локтях. Я гладила ладонями твёрдую мощную грудь Дракона. Мышцы играли под его обжигающей кожей. Льдисто-голубые глаза – выбивали из меня весь мир, забирали знания о том, как правильно дышать, топили меня.
Авалон широко развёл мне бёдра, я покорно подчинилась. Я посмотрела на него так – как он всегда хотел. Как просил и даже умолял с болью и изломом в голосе – сквозившей между каждой сказанной им колкостью. Вдруг словесная шелуха моей памяти разрушилась, оставляя голую суть.
“ Люби меня ” – говорило каждое его слово. Всю жизнь. Каждый взгляд. Каждый тон. Каждая нотка в запахе его тела. А я не слышала. Как я могла?!
Его затвердевший мужской о́рган коснулся моей промежности, у самого́ входа. Нарочно задел очень чувствительное место – специально – я поняла по смешинке в этих льдисто-голубых глазах. Чтобы мне было хорошо. Помедлил. И задел снова. И снова.
Я задышала рвано, цеплялась за простыни… а простынь – почему-то рвалась – точно у меня были звериные когти.
Очередное прикосновение к той самой чувствительной точке – и мир рассы́пался искрами. Я завизжала. Низ живота окатило острой судорожной сладостью. Она разлилась по телу.
Мне снова кажется, будто комната в огне.
Сначала в белом – но потом огонь зреет. И становится алым с золотистыми завитками.
У меня на глазах выступают слёзы. Горячо скатываются по вискам.
Но я всё ещё жду, чтобы почувствовать в себе моего Ледяного Дракона, моего господина, моего короля. Моего Истинного.
Всё обрывается в один миг.
Голос звучит ото всюду. То ли в моих мыслях. То ли громом с небес:
– Богиня приняла решение, дети мои. Явитесь в главную залу немедля.
Авалон рычит.
Теперь на простыни больше разрезов – не только от моих пальцев – но и от его. Звериная ярость Авалона. Она вполне мне понятна. Я её разделяю.
Но моя вспышка – случилась. А он…
Надеюсь, Богиня не сочтёт это неуважением.
Я останавливаю Авалона, который уже поднялся на локтях. Почти преодолев порыв меня взять как положено мужчине.
Я касаюсь его мужской плоти. Осторожно, но решительно. Теперь я вполне понимаю: на сей раз это не сон. Я знаю, что делаю.
Скоро горячее семя Дракона заливает мне живот и бёдра. Авалон рычит. А ещё через миг мы, спешно обтеревшись точно изрезанной простынёй, одеваемся.
Мы молчим. Только тяжело дышим. Всё и так понятно. Наши взгляды говорят друг другу: “мы продолжим, что бы там Богиня ни решила. Пусть скажет, и мы продолжим”
Взявшись за руки, забегаем в главный зал, взмокшие, запыхавшиеся.
Лицо жреца ничего не выражает. Свечи по-прежнему горят у стен. Тени от пламени танцуют на статуе Богини. В главном зале интимный полумрак. Лицо жреца разрезает светлая снисходительная улыбка.
Она кажется неуместной, точно это лицо не предназначено для неё. И он не улыбался много лет.
Статуя – тянет крылья к высокому потолку за спиной жреца. Мы – стоим напротив него, словно жених и невеста у Алтаря.
Алтаря…
Прежде чем успеваю проанализировать всплывшую аналогию, улыбка жреца становится шире.
– Богиня отказывает вам в сформулированных желаниях. Так как оба вы были неискренни. Но приказывает мне исполнить ваше настоящее желание.
Жрец щёлкает пальцами, и наши с Авалоном левые запястья точно приклеиваются друг к другу. Их опоясывает мягко светящаяся светло-серая лента. Затем она становится льдисто-голубой и идёт коркой льда, затем лёд трескается, и лента начинает гореть. После чего снова становится пепельно-серой и просто уходит нам под кожу. Руны наших меток Истинности становятся чёрными, ровными и аккуратными. Мои – чуть отливают льдисто-голубым. Руны Авалона – красным золотом.