Что именно напоминает? Ну, видите ли, в 1733-м Бах и сам вел небольшую войну. Далеко не такую масштабную, что верно, то верно, однако это была война, никак не меньше. Войну ИСБ вел с церковным начальством — опять! — на сей раз с начальством лейпцигской церкви Св. Фомы и, разумеется, из-за денег. Вернее, согласно Баху, из-за отсутствия таковых. Занимаемое им место кантора подразумевает, что он должен играть на органе, писать новую музыку — каждую неделю, заметьте! — для двух церквей и всех исполняемых в них служб. Он проводит репетиции, руководит хорами (и обучает их) еще в двух церквах, а также обязан в свое — обратите внимание! — свободное время преподавать латынь и музыку в местной школе. Добавьте к этому то обстоятельство, что жилье, полученное им от работодателей, довольно убого, а платят ему сущие гроши. Так что, сами понимаете, воевать ему приходится практически непрестанно. Но как это сказывается на его, что называется, «музе»? Не иссяк ли для Баха кастальский ключ? Не обратился ли он в сочинителя, не способного за множеством забот написать ни единой ноты? Да, в общем-то, нет. Как это ни странно, совсем наоборот. Годы, проведенные в Лейпциге, оказались для Баха наиболее плодоносными.
Это время отмечено созданием великих произведений. «Искусство фуги», пусть и не завершенное, представляло собой колоссальный замысел, при осуществлении которого использовались практически все мыслимые музыкальные средства той эпохи. На самом-то деле, оно представляло собой КОЛОССАЛЬНЫЙ выпендреж. Бах сочинил для него одну-единственную мелодию. И затем решил показать, сколько раз и сколь различными средствами можно изменять, варьировать и по-новому представлять эту мелодию. Немного похоже на джазиста, которому дают короткую тему, и он, опираясь на нее, часами импровизирует — просто чтобы показать, какой он у нас умный. А кроме того, были еще «Гольдберг-вариации», «Музыкальное приношение» и, разумеется, начатый как раз в этом году, в 1733-м, простенький пустячок… Месса симинор.
КРИТИЧЕСКАЯ МЕССА
«Месса симинор» — или по-немецки «Die Messe in H Moll» — считается многими величайшим творением великого мастера. Она массивна. Полная латинская месса, состоящая из двадцати четырех эпизодов, содержащая монументальные «Gloria» («Слава») и «Credo» («Верую»; частью последнего является не менее монументальный «Crucifixus», что значит «Распятый»). И — это еще интереснее — месса католическая, что несколько странно для Баха, первейшего протестантского композитора своего времени. Не исключено, что Бах намеревался расширить свой бизнес: он вполне мог послать «Кирие» и «Глорию» католическому курфюрсту Саксонии, — а ну как тот возьмет да и предложит ему место придворного композитора. И опять-таки, знаю, я уже говорил это прежде — и все же, постарайтесь послушать ее в живом исполнении. Произведение КРУПНОЕ и даже лучшие записи на компакт-дисках не способны передать его во всей полноте.
В 1736-м муза Евтерпа по-прежнему ставила все на две карты, а именно, на Б & Г. Да, оба они достигли своих вершин, но в какой обстановке? Я хочу сказать, чем там веяло в 1736-м? Каков он был на вкус? Что ж, позвольте мне взять вас за пальчик, за указательный, и провести им по ткани этого года, чтобы вы ощутили его текстуру.
Итак, перед нами истинный, неполный, но окончательный властелин той эпохи — барокко. Если вы звезда барокко, лучшего времени вам не найти, наслаждайтесь им, пока можете. Классический период уже близок, рукой подать. Вот, правда, опера свой первый пик миновала. Оперы еще пишут, — собственно говоря, пишут, как угорелые. Да и возведение оперного театра «Ковент-Гарден» завершилось всего лишь в 1732-м — четыре года назад, — стало быть, кто-то же верит в будущее оперы и верит достаточно крепко для того, чтобы потратить на этот театр уйму денег. Однако лучшие дни оперы, — какой ее знала тогдашняя публика, — позади. На пятки ей наступает оратория, и прежде, чем все устаканится, опере придется-таки повертеться, чтобы сохранить былую популярность.
Если честно, затейливая, витиеватая музыка, именуемая «барочной» хоть и переживает лучшее свое время, однако на стене уже появились зловещие письмена, предзнаменующие ее кончину. Впрочем, сроки ее еще не настали. Пока. Пока продолжают царствовать Бах и Гендель. Хотя стоит присмотреться и кое к кому еще.
ЗВЕЗДЫ БАРОККО
К Жану-Филиппу Рамо, например, человеку из Дижона. В свое время, а у нас, собственно, как раз об этом времени и речь, Рамо был популярен до невероятия. Он сварганил тридцать с чем-то опер и балетов, да и вообще много способствовал развитию своего ремесла, в частности, той же оперы. Всего только в прошлом — 1735-м — году его «Галантные Индии», самый нашумевший из балетов сезона, пользовались огромным успехом. При этом, он не просто старался ублажить публику. Рамо раздвигал границы того, что считалось вполне устоявшимся. Именно он приложил немалые усилия, привнося в музыку описательные элементы. До этого времени музыка была по преимуществу… ну, в общем, музыкой — сочиняемой либо ради нее самой, либо для прославления Господа. Рамо же решил, что ей не помешает и описание вещей вполне земных. И в сочинениях наподобие «Галантных Индий» появились музыкальные землетрясения, бури, извержения вулканов, стрельба по тарелочкам☺ — все это Рамо изображал в своей музыке.
А был еще Перголези. И, прошу прощения еще раз, я немного задержусь на его имени. Оно всегда казалось мне прекрасным — Джованни Баттиста Перголези. Из Дезио, что в Италии. Ммм. Прекрасно. В общем, как я уже сказал, Перголези родился в итальянском городе Дезио. Жизнь он прожил трагически краткую, скончался в двадцать шесть лет, однако успел написать за это время примерно пятнадцать опер и двенадцать кантат. Одна из этих опер, «La Serva Padrona» — «Служанка-госпожа» — была для своего времени явлением очень значительным, особенно для того, в которое ее исполнили в Париже: говорят, она оказала большое влияние на все развитие французской музыки. У Перголези нашлось время и на сочинение музыки духовной, одно из этих его произведений часто исполняется и поныне, причем по одной-единственной причине: оно прекрасно. Это музыкальное переложение «Stabat Mater» — латинского текста, сочиненного для страстной недели и описывающего мать Иисуса, стоящую у подножия креста.
Ну-с, если я скажу вам, что 1736-й — это всего лишь воспоминание, смутное и далекое, вы мне поверите? Да скорее всего поверите, поскольку нас отделяют от этого времени сотни лет. Я, собственно, что хотел предложить — давайте переберемся на шесть лет вперед, в 1742-й. Многое изменилось. Изменилась музыка. Изменился мир. Даже я успел поменять нижнее белье.
Вивальди, господин, в распоряжении коего имелось 400 концертов и Две Женщины, уже умер. Умер, можно предположить, счастливым. Однако, как говорят в шоу-бизнесе, когда закрывается одна дверь, тут же распахивается другая. Или открывается, если вам так больше нравится. Как открылась она в нашем случае. Музыкальный мир обрел композитора, который вполне мог претендовать на звание «Обладатель лучшего имени не только в музыке, но и во всей истории». Имя у него было такое:
Карл Диттерс фон ДиттерсдорфУж и не знаю, почему его родители не сэкономили на дорогостоящих чернилах и не назвали его, скажем:
Карл Сникерс Чтоб ты СдохНа самом-то деле, много они не сэкономили бы, верно? — но, полагаю, намек мой вы поняли. Карл был родом из Вены, начинал там как скрипач, а после объехал, покоряя публику, всю Италию, и дожил до величавой старости, до шестидесяти лет. Собственно, сейчас его именуют второстепенным современником Гайдна и Моцарта. Думаю, в том, чтобы заполнять, имея такое прозвание, анкету перед прохождением через Жемчужные Врата, приятного мало. Имя: Карл Диттерс фон Диттерсдорф (хохотки в очереди). Род занятий: Э-э, второстепенный современник Гайдна и Моцарта. Любимый цвет: ну, не знаю, их так много.
Кто еще сорвал, так сказать, банк в музыкальном мире? Ну что же, младенец Гайдн теперь уже поет в хоре мальчиков венского собора Св. Стефана. Он — несомненная восходящая звезда, и если ему удастся избавиться от репутации миляги, его несомненно ждет большое будущее. Что еще? Еще есть музыка для Последней ночи променадных концертов[*] примерно в это время и написанная — «Правь, Британия!» — любимая песня ура-патриотов (впрочем, как бы вы к ней ни относились, она все-таки поживее, чем «Боже, храни Королеву»).
АРН ИДЕТ!
Когда Томас Арн сочинил мелодию, составляющую ровно половину того, за что его ныне помнят, ему было всего тридцать лет. Этому выпускнику Итона, будущему стряпчему, приходилось, скрывая от папы свою увлеченность музыкой, упражняться на приглушенном до беззвучия клавесине.
Впрочем, со временем ему удалось выбраться из своей музыкальной клетушки, — господи, как же в ней, наверное, было тесно, — и, получив благословение отца, стать преуспевающим композитором. И в 1740-м он сочинил «музыкальное представление», называвшееся «Альфред», из которого и происходит неувядающая «Правь, Британия!». Другая половина его притязаний на вечную славу состоит в том, что он, вместе с Эдуардом Элгаром, стал частью своего рода жаргонного присловья¸ к коему музыканты прибегают, говоря о человеке, ничего в их деле не смыслящем… «Да он Арна от Элгара не отличит».
«Правь Б.» Томаса Арна была впервая исполнено в Кливдене, в присутствии принца Уэльского. И это приводит меня к полезному вопросу: так кто же правил, так сказать, волнами в 1742 году?
«В ПРЕКРАСНОМ ГОРОДЕ ДУБЛИНЕ ГЕНДЕЛЬВСТРЕЧАЕТСЯ С КОМИТЕТОМ…»
Давайте подкрутим наши окуляры, чтобы увидеть общую картину, а после подкрутим их в другую сторону и займемся деталями.