– Тихо. Отойди от нее. Открылась. Садись. Нет, подожди, не садись.
– Отрицательность.
– Какая отрицательность?
– Тут на магнитовских ящиках наклейки, и на них написано одно слово: отрицательность. Товароведческая какая-то фигня.
– Завелась! Садись! Жизнь налаживается, Иван!
– Ты не радуйся сильно, вдруг сглазишь.
– Ну что ты опять как бабушка деревенская?
– А зря ты так пренебрежительно к бабушкам деревенским. Они кое-что знают.
– Я бы тоже хотел кое-что знать… Через сколько мы будем дома? Без пробок, час с копейками. Но только почему все еще темно?
– В августе уже темно, спать можно нормально.
– Да, но не в обед.
– Мне нравится, когда темно. Вообще, зиму хочу.
– Какую зиму?
– Хорошую, как в этом году была, снежную.
– О боже. Все, погнали!
– А ты куда маршрут проложил?
– К себе домой. Тебя по дороге заброшу.
– А, ну, в принципе, все равно. Не приедем мы на этой машине к тебе домой через час с копейками.
– Хватит изображать деревенскую предсказательницу.
– Деревенская предсказательница у нас Соня. Только не деревенская, а городская.
– Спасибо за уточнение. Ну так что у тебя происходило такого, чего не могло произойти?
– Вообще-то у всех нас это происходит непрерывно с начала двадцатого.
– Это понятно. А у тебя лично?
– Соня предсказала карантин.
– Это прекрасно, но это я знаю, а ты обещал рассказать про себя.
– Я подхожу к этому. Мы познакомились в конце ноября девятнадцатого. Она тогда написала книжку про то, что всех заставили сидеть по домам.
– Я знаю про эту книжку. А, ты подходишь к этому…
– Да. И вот в марте двадцатого всех заставили сидеть по домам. А у меня были неприятные соседи. Ну как неприятные, обычные. Но они в феврале хотели снять квартиру, которую я снимал, но им не дали, и они обиделись.
– Откуда ты знаешь?
– Так хозяева квартиры и сказали.
– Оок.
– Да. И когда началась вся эта, как ты говоришь, эпопея, соседи как-то встретили меня словами: «Знаешь, нам кажется, у тебя ковид». Я фыркнул что-то отрицательное и забыл – подумал, люди напуганы, ведут себя странно. Это я тогда еще не знал, что они хотели мою квартиру снять. Забыл до вечера, потому что вечером ко мне пришла полиция.
– Ооок.
– Да. Я тогда испугался и не открыл, потому что… Ну потому что если полиция приезжает, когда кто-то звонит и говорит, что ему кажется, что кто-то заболел гриппом – чего вообще можно ждать? А на следующий день звонил участковый и просил прийти к ним в отделение. Потому что у них незакрытый вызов, и я со своей стороны должен дать объяснение, если я не хочу, чтобы ко мне снова приехали. А я не хотел.
– А идти ты хотел?
– Соня сказала: иди. А я тогда уже что-то там у себя начал понимать про Соню. И пошел. Не то чтобы весело и легко, но пошел. И написал объяснительную, где попросил успокоить соседей, если они снова будут вызывать ко мне полицию из-за того, что им кажется, что у меня грипп. Отдал ее равнодушному сотруднику, который не глядя положил ее куда-то и даже не поблагодарил. И не попрощался.
– Ты или он?
– Что?
– Не попрощался.
– Никто не прощался. И не благодарил.
– И все?
– Нет. Потом они вызвали скорую, когда мы уже были с Соней, и приехали хорошие девушки. Их мы тоже попросили успокоить соседей, на что они сказали, что у них нет таких препаратов. Точнее, есть, но нет полномочий их применять, и за них потом сложно будет отчитываться. Этих же девушек мы потом еще раз увидели, в октябре, но это надо отдельно рассказывать. Запомни, потом расскажу. Препараты у них все-таки есть. Еще была какая-то шутка, которую я забыл, что-то типа… Можно ли заниматься сексом во время ковида, или что-то… передать во время секса, не помню, но хорошие девушки из скорой сказали «Не маленькие, разберетесь», и это долго было нашим домашним мемом. А потом еще раз приезжала полиция, уже по жалобе на якобы шум. Никакого шума, конечно, не было, мы с Соней пили чай в пижамных штанах с динозавриками. Полиция вежливо заглянула и ушла. А соседи после этого пропали.
– Вот это история. А куда пропали?
– Не знаю. Точнее, у меня есть теория, но она такая, шаткая, как все мои теории.
– Полиция забрала?!
– Да ну куда забрала, живут где-то на даче, наверное. Теория моя в том, что Соня – фея справедливости.
– Ооок.
– И сколько мы потом сдавали эти тесты, они все были отрицательные.
– Светает вроде наконец-то. Видишь на горизонте?
– Да, но мы же едем на запад, в Москву, а светать должно на востоке.
– Да пусть уже хоть где-то светает. Может, в твоем стиле, светает там, где не может светать. Про вторую скорую ты хотел рассказать, в октябре которая.
– Это был мой последний пшик.
– Последний пшик, круто звучит.
– Выглядит только не очень.
14:12 Предложение
– Так как вы поженились?
– Когда это все началось, тогда и поженились. Соня потом сформулировала, что тогда, весной двадцать второго, многие сделали то, что давно собирались сделать, но, как обычно, всё не могли собраться. Кто-то уехал. Кто-то развелся. А мы, наоборот, поженились. И купили участки.
– А уезжать вы не думали?
– Думали, но только в самые первые дни. Но потом поняли, что, во-первых, Соне многих людей придется вывозить вместе с собой, и даже израильское гостеприимство может не справиться. А во-вторых, нам и тут нормально. Ну, насколько может быть нормально после известных событий, про которые мы опять же не можем здесь говорить.
– Про события понятно. Давай, кстати, придумаем для них эвфемизм?
– Да уже столько придумано этих эвфемизмов.
– Не, нормальный эвфемизм. Эвфемизм для эвфемизмов.
– Почему-то вертится в голове фраза в твоем стиле: «Любить Россию, но не любить творящийся в ней бардак».
– Нет, эта фраза не в моем стиле. И это не эвфемизм. И мы это замучаемся произносить.
– Давай тогда без эвфемизмов.
– Ты же писатель, ты можешь что-нибудь простое и понятное придумать?
– Простое и понятное запрещено.
– Это правда. Хорошо, давай без эвфемизмов. Ты испугался, когда речь зашла об эмиграции?
– Испугался, конечно.
– Я почему-то так и думал.
– Ну, ты ведь уже немного знаешь меня.
– Это и пугает… Что ты делал в те дни?
– Постоянно читал новости, как все. Купил лекарств, тоже как все. И сказал Соне, что я очень подхожу для этой новой жизни, которая будет. Но тут я уже был не как все.
– Объясни.
– У меня старая жизнь, до Сони, была примерно такая, какая теперь у всех будет новая. С препятствиями, которые нужно будет преодолевать, чтобы сделать простые бытовые вещи, которые раньше делались сами собой, и никто не знал, что к ним могут быть препятствия. Соня хорошо попутешествовала до начала всего…
– А как же ковид?
– Я и говорю: начало всего – ковид. До конца девятнадцатого жизнь была в целом благополучная, а я жил не очень. Без денег, путешествий и в одиночестве. А в двадцатом началось новое время общей беды, а я встретил Соню, и лично у меня жизнь наконец-то стала нормальная.
– И ты не боишься, что твоя недавно начавшаяся «обычная, нормальная жизнь» опять станет «не очень»?
– И тут мы возвращаемся к началу вопроса: я для этой жизни подхожу. И ты все не даешь мне сказать, но я хочу сказать не о себе. Есть и хорошие новости: подождать и потерпеть нужно примерно до конца двадцать четвертого. Потом все будет как-то иначе.
– Откуда ты знаешь?
– Есть такое непонятное ощущение.
– И как ты можешь это обосновать?
– Непонятное ощущение нельзя обосновать. Мне кажется, это базовое свойство здоровой психики – верить, что все как-то сложится более-менее нормально.
– А у тебя здоровая психика?
– Конечно.
– Не думаю.
– Слышу сарказм. Соня предсказала…
– Что Соня предсказала карантин, я слышал уже много раз. Я думаю, сама Соня уже устала слышать про то, что она предсказала карантин.
– Не только. В январе двадцать второго мы сидели с ней на каникулах, я показывал ей новости про то, как везде отменяются ковидные ограничения, и подпрыгивал вокруг нее: давай поедем, давай поедем! А Соня говорила лишь свое фирменное: нет, просто нет. И оказалась права.
– То есть, она знала, что будет…
– Да не знала она, что будет. Она просто знает, как будем мы после того, что будет со всеми нами. Например, если она скажет, что следующим летом нельзя будет ходить в парки, то не сможет объяснить, почему. А потом случится нашествие динозавров, которые поселятся в парках.
– Яркая метафора.
– Ну я же писатель.
– Но разве динозавр не может выйти из парка и пойти разрушать город?
– Ну я не предсказатель, я не знаю, как это будет. Но я знаю, что с начала двадцатого происходит только то, чего не может произойти. Ну вот такие будут динозавры, которые съедят все в парках, а потом, не знаю, замерзнут к зиме. Или они все-таки разрушат город, и нужно будет ехать в деревни. Этого я тоже боюсь, потому что я, наоборот, из деревни уехал.
– На этом месте хочется сделать перемотку и вставить твою реплику про здоровую психику.
– Да я не отрицаю. Я просто боюсь представлять некоторые вещи, чтобы не сойти с ума. Тоже защитное свойство здоровой психики. Ну, или не очень здоровой, но все равно живучей.
– Воскресающей. Как динозавр в московском парке.
– Ты тоже умеешь в метафоры.
– Ты начал рассказывать, как вы поженились.
– Да. В июне двадцать первого, кажется, объявляли последние ковидные ограничения, и мы с Соней прочитали эту новость, когда гуляли по «Артплею»…
– Как вы поженились?!
– Я подхожу к этому! Там была ярмарка хендмейда, и Соня встретила там свою старую знакомую, которая начала делать авторские колечки. Я подписался на ее…
– Пропусти, все поняли, на что ты подписался. Вообще побольше деталей пропусти.
– Ну и вот. А в марте двадцать второго я утром съездил и купил у нее колечко. А потом поженились.