– А потому что это загадка. Раньше ты любил других женщин…
– Многих?
– Одну.
– Расскажешь потом.
– Посмотрим. Нравятся, в принципе, тебе многие.
– До сих пор нравятся?
– Не, сейчас уже нет. Я ведь женат, мне нельзя.
– Да, нам, женатым, уже ничего нельзя…
– …А жениться хочешь именно на ней. Почему?!
– Плотская, как ты говоришь, любовь постепенно переходит в платоническую.
– Это у Толстого она переходит в платоническую! А у нас пока не переходит!! И страшно как раз то, что когда-нибудь может перейти!!!
– Хорошо, более современным языком: любовница становится еще и другом.
– Это ты хорошо сказал, но недостаточно. Друга можно любить платонической любовью, любовницу, соответственно, плотской, а жена – это что-то совсем третье.
– Партнерство?
– Да. Еще ближе. Но я хочу сказать, что в жене не только соединяются разные стороны жизни, а в ней есть еще что-то отдельное, другое, четвертое.
– Только что было третье. Давай закончим с этими бесплодными попытками определить, кто такая жена, и перейдем уже к свадьбе.
– Я понял.
– Ну.
– Женщины со временем становятся либо тетеньки, либо дамы. А Соня ни та, ни другая, а какая-то, говорю, совсем отдельная.
– Я рад за вас, но сейчас ведь все выглядят хорошо и молодо.
– Да я не про это. Ты просто, наверное, никогда не видел детскую писательницу.
– Толстого я тоже не читал.
– Я слышал, как, увидев детских писательниц, говорят: «Эти девушки…» И так хочется сказать, что этим девушкам сорок лет минимум.
– Милфы?
– Ну да… Но нет… Это все равно, что про тебя сказать, что ты блогер. То есть, ты блогер, но недостаточно ведь про тебя сказать только это. Может быть, дело в порноплатье…
– Каком порноплатье?
– Ну платье с закосом под школьное, такое простенькое черное с круглым белым воротничком. Детские писательницы в таких выступают на встречах в библиотеках. Типа наив, а на самом деле…
– Да… Наив, а на самом деле милфы. Платье. И что?
– Я понял.
– Опять?
– Бекон.
– Какой бекон?!
– «Английский подкопченный» из «Мяснова», тот самый. В восемнадцатом году он стоил сорок девять рублей за сто грамм. Сейчас уже пятьдесят три. Нет, пятьдесят пять. Все дело в нем.
– Опять нужен перекус?
– Но в «Мяснове» возле дома он быстро уходит. К обеду его уже точно нет. Поэтому каждую пятницу я просыпаюсь в девять утра и сразу, бегом иду в «Мяснов». Прямо как у Скриптонита, «не завтракая, надеваю худи». Застаю там хороший кусочек грамм на шестьсот и забираю его с собой. Собственно, поэтому он так быстро уходит. Почему-то так мало привозят. Вот.
– Что вот?
– Ну с ним мы обычно делаем наши фирменные «макарошки» – гречневую лапшу как бы по-китайски, но с нашим, русским звучанием. Раньше делали с куриным бедром, но потом перешли на бекон, а бедро теперь называем здоровой, полезной едой. Иногда позволяем себе чуть больше, по пятницам у нас праздничный ужин – и с этим беконом жарим картошечку. Поэтому вот.
– Что вот?!
– Я недавно последний раз в сезоне ездил на дачу…
– Я сейчас опять карточки принесу.
– Я правда подхожу к этому! Там надо было на зиму слить воду из всех нагревателей и шлангов. Все закрыть, проверить, в общем, законсервировать на зиму. Мне помогал наш знакомый из поселка, возле которого дача, Петр, очень хороший. Напомни, про него тоже надо отдельно. Все сделали, назад ехал два часа один на электричке, в начале ноября – представляешь, какая тоска? Проголодался, замерз ужасно. Вернулся в Москву, а там, оказывается, так хорошо, так уютно! На полдня всего стоит уехать, и ты опять ее так любишь. Но главное, дома Соня сидит под лампой – лампу я украл, но это нормально, потом расскажу – и читает книгу своего отца, «Искусство делать искусство». И я пожарил картошки с этим беконом, и у нас был праздничный ужин. Мы ели эту картошку и… как бы это сказать, чтобы было понятно?
– Да как угодно скажи, я уже ничему не удивлюсь.
– Ну, к еде мы относимся, как к плотской любви. И издаем соответствующие звуки. Звуки любви. Как в порно, но только в фудпорно. Это первая заметила Аня, племянница Сони, тоже детская писательница в черном платье с белым воротничком, когда Соня ездила к ней в Питер в марте двадцатого, когда мы только начали быть вместе, и тогда выпал большой снег, которого не было всю зиму до этого, и начался карантин, которого тоже раньше не было. Про Аню потом тоже расскажу, напомни. Я провожал Соню на площадь трех вокзалов, и был большой снег. И на эти вокзалы я потом провожал ее всю весну двадцатого, весь карантин, и было грустно, и мы тогда не знали, что это было очень хорошее время.
И вот в тот вечер Соня сказала, что вышла за меня потому, что со мной можно есть жаренную с беконом картошку и издавать соответствующие звуки. И я с ней внутренне согласился. И внешне, конечно, тоже. Я по той же причине захотел с ней быть.
– Романтичная история. Даже картошки жареной захотелось. Интересно, можно заказать где-нибудь доставку картошки?
– Я тебя научу! Такую самому делать надо. Потом еще заезжала в гости Сонина издательница, Наташа, она иногда по пятницам заезжает в гости, и я это очень люблю. И я при ней сформулировал про картошку. Что мы все забыли, что есть, оказывается, такая еда из детства, а я первый про нее вспомнил. Просто то, что мы называем «здоровой, полезной» едой, на самом деле…
– Про свадьбу-то будет что-то?
– Ну а что свадьба. Я знаешь за что Толстого люблю? За то, что он просто проговаривает то, что думают все, но почему-то стесняются сказать. Свадьба – это хлопотно, скучно и никому не нужно. «Крейцерова соната», опять же. Поэтому Соня придумала максимально простую и нескучную свадьбу. Она сняла фотостудию где-то на Шаболовской, и мы позвали друзей на фотовечеринку. «Фотовесна» она называлась, кажется, в вотсапе. И вот мы расписались в МФЦ, и сдержанная тетенька, можно даже сказать, дама, которая нам все оформляла, в конце очень трогательно и тепло нас поздравила. И мы с этой розовой папочкой со свидетельством о браке пошли в студию, и я был уверен, что никто не придет на «фотовечеринку». А Соня говорила, что придут. И оказалась права. И друзья приходили, и кто-то сразу понимал, что у нас свадьба, и радовался, а кто-то понимал не сразу и, соответственно, радовался за нас чуть позже. Мы пофоткались, попили шампанского и разошлись. Было холодно, и дома мы грелись уже нашими классическими макарошками. Сейчас вспоминаю и тоже думаю, что это было хорошее время.
– Чего бы ты хотел дальше?
– Сейчас даже я не отказался бы от жареной картошки.
– От вашего брака?
– А. Я бы хотел «Крейцерову сонату» наоборот. В старости вспоминать, как все это было, но не осуждать, а радоваться, что оно было и ушло. Все уходит, и это тоже хорошо, хотя и бесконечно грустно.
– Даже бекон уходит.
– Бекон уходит в первую очередь.
– Все? Что теперь?
– Теперь уже про пьянство и разврат можно.
17:38 Пироман
– Ну я вижу, тебе неинтересно.
– Я очень внимательно слушаю про твоих девушек.
– Жалко, новости нельзя посмотреть, закончилось ли там все, и что вообще это было. Интернет тут почему-то пропал.
– Интересно, почему, да? Ведь мы опять в том самом овраге.
– А мне кажется, не в том самом. Это какой-то другой овраг. Ведь мы столько с тобой проехали и прошли.
– Очень важно, конечно, выяснить, тот это овраг или не тот. У тебя GPS есть?
– Есть вроде. Но я им почти не пользуюсь. То есть, пользуюсь, но по картам я все равно не ориентируюсь, так что…
– Дай телефон. Странно, у меня вообще вся связь пропала, а у тебя GPS есть.
– Но по моему GPS я бы тебе не советовал ориентироваться.
– Почему?
– По нему мы еще больше заблудимся.
– Откуда ты знаешь, что мы заблудились?
– А мы заблудились?
– Да. Теперь точно заблудились.
– Надо выходить назад к машине. По ощущениям, там возле МКАДа уже все закончилось.
– Иван, мы заблудились.
– Мы с тобой очень давно заблудились, в самом начале пути. Как только вошли в этот лес.
– Если бы я тебя не знал так хорошо, я бы подумал, что ты троллишь.
– Во-от. Я Соне тоже постоянно так говорю. Подожди, а как мы заблудились, если овраг тот же самый?
– А куда идти?
– По моему GPS.
– Ты же говоришь, по твоему GPS еще больше заблудимся.
– Так а другого-то нет. Сейчас, пауэрбанк воткну. Черт, я проводок забыл. Я всегда в поездки беру пауэрбанк и вилку, а проводок забываю…
– Есть у меня проводок. Только это не поможет. GPS показывает, что мы очень далеко от Москвы.
– Я тебе говорил, что по GPS в моем телефоне мы заблудимся еще сильнее.
– Нет, ты не понял. Мы очень, очень далеко от Москвы. За тысячу примерно километров от дома.
– Ну! Ты верь больше этому GPS. Сейчас все карты как бы сломались, ничего не найдешь даже в Москве. Не говоря про то, чтобы найти что-то не в Москве. Пойдем по ощущениям назад. И следы же еще должны остаться, земля мокрая.
– А, ты же у нас таежный следопыт.
– «Еду по России, не доеду до конца»… Только снег почему-то пошел. Нет, не снег, а как бы какая-то крупка, что ли…
– «Крупка». «Макарошки». Иван, ты видишь то же, что и я?
– Каждый видит что-то свое, но… Кажется, это правда снег.
– Ты точно ничего не подмешивал в коньяк?
– Нет, ты что. И он кончился же давно. Сейчас он нам не помешал бы… Холодно.
– Почему, если мы выехали вчера ночью…
– …Сегодня ночью.
– …Сегодня ночью, и было лето, то сейчас, днем, пошел снег, и наступила зима?
– Но было совсем темно, а сейчас от снега чуть посветлее стало. Красиво. Я очень люблю снег, он украшает нашу вечную темноту.
– Иван, сейчас лето. Ночью было лето.
– Судя по этому снегу, уже нет.
– Либо коньяк был отравленный…