Мой сын, как Магеллан,
Искал пролив в моем родовом канале,
И всякий абьюзер-еблан
чует мой клитор у себя в анале!
Моя вагина – не дыра,
а ручной пулемет,
моя вагина под крики «Ура!»
врагов разорвет!
Моя вагина сношает мертвые тела
пособников режима,
мои зубы вонзятся в Империю Зла,
мы вместе сокрушим ее!
Проснулся муж гиены, вышел попить водички. Показала ему Полина свои новые стихи, и муж их похвалил.
– Отличные, – говорит, – стихи. Внушають.
– Нет, Саша, ты мне правду скажи! – требует гиена. – Наверное, это ужасные стихи, и меня все звери засмеют.
Поморщился муж и добавил:
– Однако слишком много восклицательных знаков.
– И ничего не много, – обиделась Полина.
Хотел муж сказать, что не стоит писать про особенности его половой жизни, но промолчал. Во-первых, у Полины зубы были больше, чем у него, а во-вторых, ее канал все равно никто не читал.
Настал день фестиваля. Надела гиена красивое платье в цветочек и туфли на каблуках, распечатала стихи, положила их в клатч и побежала в «Этажи». Приходит в назначенное место, а там никого, только росомаха Елена возится с проектором и у дверей зала царевна-лебедь красит клюв.
– Полина, – представилась гиена.
– Очень приятно, я тоже Полина, – ответила царевна-лебедь. – Я трансфеминистка, а вы?
– А я самая обычная патриархальная феминистка, – ответила гиена и побежала вытирать стулья спиртовой салфеточкой, чтобы не подцепить заразу.
Тут прибежали другие поэтки – хомячка, барсучка, медведица, выдра и енотка. Все они были москвичками и очень злобно глядели на лебедя Полину.
– А где же публика? – спросила гиена.
– Очень нам нужна какая-то публика! – пропищала хомячка. – Мы самодостаточные женщины и ни в какой публике не нуждаемся.
Тут в зал случайно заглянул лев, узнал, что за мероприятие проходит, и скромно сел в уголке. Зашел барсук с фляжкой коньяка, за ним енот с полторашкой пива и скунс с ведром попкорна. Уселись в заднем ряду и ждут.
– Ну, можно начинать, – говорит росомаха Елена. – Публики даже больше, чем нужно. Вы, мужчина с пивом, я вас попрошу выйти. Объявляю наш вечер феминистской поэзии открытым.
Енот, конечно, никуда не вышел, зато достал смартфон и начал снимать.
Первой влезла на сцену хомячка. Поправила микрофон и пищит:
– Я сейчас зачитаю мою новую поэму «Порванная жопа мужла», это про то, как я летала в клоаке одного шовинистического лебедя, который притворялся феминисткой.
Остальные поэтки понимающе засмеялись, а лебедь Полина заерзал на стуле.
Гиена достала из клатча бумажку и начала повторять свои стихи. И пока выступали другие поэтки, она выучила их наизусть.
– А сейчас начинающий автор гиена Полина прочитает нам стихи про исследование телесности, – объявила росомаха Елена.
Гиена прыгнула на сцену и зарычала:
Я гиена-вагина!
Я вагина гиены!
Моя вагина – как хуй,
Взрывающий общественные устои…
Запищала хомячка, заревела медведица, заверещал скунс, зарыдал от смеха лев. Смутилась гиена, но прорычала стихи до конца.
– Позвольте! – крикнула выдра. – Зачем нам эти идиотские откровения о вашей половой жизни? Мы тут только и думаем, как обрести независимость от мужиков, а вы наделяете себя какими-то нелепыми маскулинными чертами и сочиняете безвкусную порнуху! Я категорически против утверждения, что вагина – это хуй! Вы оскорбляете своими писульками саму идею вагины, низводите ее высокий вселенский смысл до банального утилитарного стручка!
– Эти стихи – говно! – крикнула барсучка.
– Это вообще не стихи! – пропищала хомячка.
– Мой кузен Тупорылый Лось такое сочиняет, когда выпьет! – проревела медведица.
– А по-моему, нормальный рэпчик, – сказал лев, но на него все зашикали.
– Видите ли, моя вагина находится в моем клиторе, – нервно захохотала гиена, – а мой клитор похож на член. Это настоящее исследование своей телесности. Я ничего не выдумываю, могу показать, если не верите!
– Вон отсюда! – запищала хомячка. – А то жопу порву!
– Она не шутит! – курлыкнула царевна-лебедь. Схватила она гиену под мышки и вылетела с ней в окно. Хорошо, что гиена ходила в спортзал и следила за весом, иначе лежала бы сейчас под ракитовым кустом.
Довезла царевна-лебедь гиену до дома на такси, дала свое перо и говорит:
– Если тебя будут преследовать, звони по этому номеру, и я прилечу тебе на помощь.
– Спасибо, царевна-лебедь! – крикнула гиена, и лебедь улетела в сторону Москвы.
Заходит гиена в интернет, а там тысячи хейтеров обсуждают видео, предлагают скинуться на проститута, называют ее шлюхой, графоманкой, падальщицей, тупой пиздой и тупым хуем. Пишут феминистки, что это не стихи, а говно гиены. И какой-то скунс предлагает ее посадить за мат на публичном выступлении.
Испугалась гиена, стало ей очень стыдно, поняла она, что ее стихи настоящее говно гиены, и решила покончить с собой. Даже веревку намылила. Хорошо, что муж вернулся с работы пораньше. Увидел он, как все ругают гиену, и начал хохотать, а вместе с ним захохотала и Полина. И сын тоже хохотал, когда прибежал из школы, потому что какой-то барсук прислал ему ссылку.
Такие уж они, эти гиены, всегда хохочут. Несерьезно относятся к великой русской литературе.
Хиджаб Надежды
Жила-была медведица Надя, феминистка и студентка МГУ. Сделал ей однажды предложение гималайский медведь Руслан. Был он скромным кавказским парнем, изучал живопись и жил на деньги папы-нефтяника. Были у Руслана скромная квартира в центре Москвы площадью 150 квадратных метров и небольшая трехэтажная дача, с горнолыжной трассой и пляжем. Стоял домик медведя Руслана на берегу быстрой речки, любил Руслан поплавать и поваляться на песочке, наслаждаясь красивым видом, хотя имелись у него на даче бассейн под открытым небом и бассейн в цокольном этаже. И после помолвки пригласил он Надежду на дачу, поесть шашлыков.
Долго Надя готовилась к поездке: читала Коран и шила себе хиджаб. У всяких там глупых радикальных феминисток хиджаб считается символом угнетения женщин, клеткой, в которую шовинистические самцы сажают безвольных самок. Но Надя была интерсекциональной феминисткой и уважала права мусульман.
Подъезжает утром Руслан к ее хрущевке, и Надя выходит с двумя чемоданами, в мешковатых штанах, огромном черном платье и черном хиджабе. Только нос из него торчит.
Испугался Руслан. Решил он сперва, что в чемоданах взрывчатка, а зверь в хиджабе террорист-смертник. А Надя ему говорит:
– Нравится? Я даже сшила исламский купальник!
Закрыл Руслан морду лапой, но делать нечего, повез невесту на дачу. И всю дорогу Надежда рассуждала о Коране и о женщинах в мусульманском мире, а Руслан зевал и говорил только «да» и «наверное».
Приезжают на виллу, а там никого, если не считать повара, горничных, садовника и охрану.
– А где все? – спрашивает Надя.
– Я думал, ты хочешь побыть со мной вдвоем, – оправдывается Руслан.
– Неприлично мусульманской девушке быть наедине с мужчиной, если они еще не женаты, – говорит Надя.
Делать нечего, вызвал Руслан сестер, Зульфию и Гузель. Жили они на батиной вилле в километре от домика Руслана. Приплывают на катере гималайские медведицы, обе в пляжных сандалиях от Джимми Чу, Зульфия в маленьком платье от Версаче, Гузель в шортах от Кавалли и в топе без бретелек.
Уставились на Надю Зульфия и Гузель, но ничего не сказали по поводу ее наряда. Уселись в шезлонгах на пристани, пьют сухое мартини со льдом.
А Надя им:
– С каких это пор мусульманки употребляют алкоголь?
– Это не алкоголь, а домашний лимонад из бузины с травами, – наврала Гузель. – Его просто налили в бутылку из-под мартини, потому что не было другой тары.
– А можно мне тоже лимонада? – говорит Надя.
– Изволь, – говорит Зульфия громким голосом. – Сейчас повар Руслана нальет тебе лимонада в другую бутылку из-под мартини.
Сидит Надя в шезлонге, пьет лимонад, беседует с сестрами Руслана. Она им про Жижека, Секацкого и Исраэля Шамира, они ей о клубах да парнях. Солнышко припекает, жарко медведице в мусульманском наряде. А Руслан с поваром на берегу жарят барбекю. Переворачивает Руслан щипцами свиные ребрышки. Озверела Надя от жары и запаха свинины, подбегает к Руслану:
– А почему ты халяльное не ешь? Почему не молишься?
– Так я атеист, – отвечает медведь Руслан.
Еще больше озверела Надя. Зря она, что ли, Коран читала? Начала она убеждать Руслана принять ислам. А Руслан в ответ только «нет» и «наверное».
Обернулась Надя, видит, Зульфия и Гузель скинули свои бесстыдные наряды и сидят топлесс, в крошечных стрингах.
– Надо и мне надеть купальник, – буркнула Надя и побежала распаковывать чемоданы.
Вернулась Надежда через час, вся взопревшая. Натянула она гидрокостюм, а поверх него паранджу. Даже морды не видно.
А сестры Руслана уже все ребрышки обглодали и собрались купаться. Встала Зульфия на гальку и ну колотить лапами по воде! Вытаскивает крупную форель. Схватила Гузель рыбу и несет Руслану, чтобы пожарил для гостьи халяль, раз уж она такая правоверная.
Долго резвились молодые медведицы у берега, а Руслан прыгнул с трамплина чуть ли не на середину реки. Он-то был кандидатом в мастера спорта, поэтому ничего не боялся.
Решила Надя тоже прыгнуть, да только забыла, что на ней паранджа. Споткнулась пару раз, пока по лесенке лезла, и полетела черной ласточкой в самую быстрину. Уносит ее вода, а Руслан где-то вдалеке кричит:
– Надежда, Надежда!
Хочет Надя вынырнуть, да запуталась лапами в парандже. Опустилась медведица на дно. Явились ей русалки и говорят:
– Что, красна девица, ислам хотела принять? Это мы устроим.
Схватили Надежду за одежды и потащили в поддонный дворец. Ведут ее в хоромы, там сидит на хрустальном троне сам Морской Царь с веслом и остро гой, рядом на троне пониже царица Водяница в мантии из пены, а опричь нее – ряд морских девиц, сажением зеньчужным украшенных.